Дживси (Главы 1-5)

танец, сама не прочь повертеться под музыку, что мне неплохо удаётся, но… деньги. Билеты стоят денег. Мне нечем оплатить билет! Уловив каким-то немыслимым образом мучающие меня сомнения (неужели по моему лицу?!), Мариночка высоким голосом воскликнула:
- А билет – это подарок! Мы давно не виделись, это как праздник, встретиться через столько лет! Я вполне платёжеспособна. Мне так повезло с работой! – она с ещё более явным, совершенно неприкрытым кокетством покосилась на коммивояжёра.
А вот мне с зарплатой не повезло, но, конечно же, я стала уверять её, что я тоже человек состоятельный, что это она на меня расшумелась! Просто у меня, соврала я, нет подходящего для летнего периода театрального платья.
- Подумаешь, платье! – незамедлительно отозвалась Марина, – Мир сейчас демократичен, это тебе не чопорный девятнадцатый век! Надеваешь на себя нечто более-менее приличное и – вперёд!
Я растерялась, просто руки опустились, как с ней бороться? У меня зародились подозрения.  Что это она вдруг объявилась через столько лет и так в меня вцепилась?
- Она не может идти не в платье! – на повышенных тонах прокричали племянники, с еле прикрытой ненавистью вперясь колючими глазами в Марину.
И вдруг…
- В такую погоду грех терять пляжный день. – коммивояжёр преспокойно стоял среди нас и миролюбиво улыбался, вместо того чтобы уйти или начать анкетировать очередную клиентку.
- Да вы что?! – едва не задохнулась от гнева Мариночка как-то очень неадекватно ситуации, её ощутимо затрясло. – А билеты пропадут?!
- Ничуть. Оторвут с руками. Можно даже поиметь на этом. – Улыбка его стала вежливой-вежливой.
Однако Мариночке она пришлась не по вкусу. Кокетства как не бывало! Её глаза источили на коммивояжёра столько недовольства и презрения, что попади, например, этот взгляд на меня, я просто сгорела бы от невозможности снести такое неприятие. Но молодой человек лишь встрепенулся, будто неожиданно вспомнил что-то такое, удовлетворившее его, и радостным тоном сообщил, что в балете задействован второй состав. Второй состав? Огорчилась я.
Я чувствовала себя беспомощным существом, чьего мнения никому не хочется ни знать, ни учитывать. Мариночка и этот несносный парень вдруг сцепились в такую словесную перепалку, будто не только давно знают, но ещё и терпеть не могут друг друга.
От поднявшегося шума у меня заломило в висках. Мои интересы никто не учитывал, все лишь прикрывались ими как щитами и иногда использовали их в качестве мечей и кувалд, обрушиваемых на противника.
Не знаю, кому бы удалось ловчее использовать мои пристрастия и к чему бы всё это привело, но в баталию ввязался ни кто иной, как мой любимый Базиль. Поступок его был бы вполне логичен для человека или для такого домашнего животного, как пёс.
Грохот словесной баталии коммивояжёра с Мариночкой прервал пронзительный визг. Взвизгнула Мариночка, она шарахнулась рывком в сторону, сбила с ног младшего племянника, вместе они свалили меня. Сначала никто ничего не понял.
Кровавые кривые полосы на ноге моей бывшей одноклассницы и взъерошенный, грозный вид кота, его яростный незатихающий шип объяснили причину визга, но никак не причину поступка такого миролюбивого зверя, как Базиль. Что это он так взъярился?
Я сидела на полу, ошалело – уж, наверное, именно так – взирая на участников свалки. Те, что попадали на пол, являли собой гротескное зрелище. Сидели, прижавшись спинами к стенам и углам, руки прижаты к груди.
Боже мой! Мне стало смешно. И горько от чего-то. Это холодильник. Конечно! Это он во всём виноват! Я стала подниматься с пола. Не успела выпрямиться, как потемнело в глазах, и я опять едва не очутилась в сидячем положении на полу. Руки и ноги вдруг стали необыкновенно слабыми, не способными ни на какие усилия. Что-то густо-туманное на мгновение заполнило прихожую. Сквозь этот туман я увидела руку, ринувшуюся мне на помощь. И, прежде чем ухватиться за мою руку, эта рука на короткое мгновение дёрнулась, будто по ней полоснули чем-то жгучим или острым. Мне даже показалось, что при этом что-то и впрямь мелькнуло. Голос Марины, неожиданно крикливо-злой и нетерпеливый, слился с ответным вскриком коммивояжёра. Ожёгшись неведомо чем, тот словно вдруг что-то понял и очень этим озадачился и обеспокоился.
Он всё же помог мне встать. Тревога и холод охватили меня, судорога пробежала по телу. Племянники не смеялись надо мной. Что это они? Тётка так нелепо приземлилась.  Базиль всё ещё выгибал спину и злобно шипел, но как-то странно, словно смиряя себя. А мне настоятельно захотелось глянуть в сторону кухни, что я не преминула это сделать. Окуляр Стинола был выдвинут и развёрнут на нас. Данный факт окончательно доконал меня.
В сознание ворвалось восклицание Марины:
- Ой, что это?
Голос совсем другой, человека просто любопытного, не того, которого только что царапнули, который секунду назад извергал злые звуки. Она смотрела в ту же сторону, что и я, и все остальные – на окуляр Стинола. А я глянула на ноги Мариночки. Кровь по ноге не текла, полосы поразительно быстро бледнели. Осознать что-либо я не успела. Мариночка оглянулась на коммивояжёра. И тут опять началось!
Базиль взревел пострашнее полчища враждующих мартовских котов и ринулся по немыслимой траектории сначала в кухню, где пробежал по холодильнику, моментально спрятавшему свой окуляр в паз, по навесной полке с дверками, потом в невероятном прыжке перелетел кухню наискосок, оттолкнулся от стены и вылетел в коридор прямо на нас. Мы ответно шарахнулись в разные стороны и, учитывая мизерные размеры моей прихожей и коридорчика в кухню, свалка получилась отменно-комичной.
Мальчишки, крепко ударившись друг об друга и об углы, восторженно заорали что-то неразборчиво одобрительное в адрес кота.
- О!..А!.. Во, даёт!
- Что? Что? – растерянно оглядываясь с напряжённой улыбкой, вопрошала Мариночка, остановив, наконец, пристальный взгляд на коммивояжёре.
И вновь мне стало не по себе.  Ощущение неведомой опасности, накатив еле ощутимой волной, как-то неприятно утвердилось и не только не исчезало, а, напротив, ширилось и нарастало.
Марина указала рукой в сторону холодильника.
- Что это?
- Что что? – переспросила я.
- Вот это. Штука странная. Торчит из холодильника. Как объектив.
- А! – небрежно махнув рукой, понимающе воскликнула я.  – Объектив и есть. Мальчишки нацепили. – я лучезарно улыбнулась в сторону племянников. – Играли в космические войны. Даже кота задействовали, из-за чего теперь у бедного зверя нервное расстройство начинается, только увидит эту штуку…
«Зачем вру?» - с тоской удивилась я самой себе. Ведь и племянники и, что самое неприятное, коммивояжёр прекрасно обо всём осведомлены.  Интересно, как они воспринимают моё враньё? Возьмут и заложат меня Марине. Боже, какой будет конфуз!
- Да? – не поверила Марина. И, на удивление, не стала приставать с дальнейшими расспросами, а мужчины, двое юных и один постарше, не стали уличать меня во лжи.
- Так ты идёшь в театр? -  ещё напористее, чем прежде, спросила Марина. На эти её слова встрепенулись все, включая Базиля, вдруг опять оказавшегося среди нас – сидел на полочке для обуви и глядел на нас дико горящими глазами. Только очередного хаоса с его участием мне не хватало!  И я поспешно ответила:
- Иду! Конечно, иду! – слова я произнесла громко, внятно, решительно и безапелляционно.
- Давно бы так! – радостно вскричала Марина.
- С ума сошла! – возмутились племянники. – По театрам будешь ходить зимой, а сейчас пошли купаться! Вода в озере плюс двадцать два, а ты!
Невообразимая обида, разочарование и отчаяние звучали в их голосах. По непроизвольному движению я поняла, что коммивояжёр тоже собрался внести свою лепту в обсуждаемую тему моего похода в театр.  Выслушивать ещё и его речи?!
Наверное, я повела себя не очень-то тактично, пытаясь вытолкнуть посетителей за дверь – у меня времени в обрез на сборы в театр!
- Чем со слезами тащиться на какой-то там балет, лучше уж выспаться, если не хочется идти на пляж! А лучше пошли с нами!
- Послушайтесь ребят. – тихим голосом вставил коммивояжёр. Говорил он уже из дверей, куда я всех интенсивно выпихивала.
У меня опустились руки, когда я осознала, что делаю. И я была готова заплакать от себя такой.
- Хотите, я помогу Вам с работой?
Опять он за своё!
- У тебя плохо с работой? – Мариночка уже с площадки сунулась обратно в дверь.
- Всё у меня хорошо! – разозлилась я, сгорая от нестерпимого желания остаться одной. Как трудно, оказывается, иногда бывает выпроводить из дома не только непрошеных, но и прошеных гостей! Что я, пыльцой набитый цветок, а они ненасытные пчёлы?! Что это они никак не уйдут?! Племянники понятно, им хочется на озеро, они ещё лелеют надежду изменить ситуацию, например, разорвать ненароком ненавистный билет! С Мариночкой тоже всё понятно. Она бдительно следила, не дай бог, я переменю решение и не пойду на балет. А этому-то что надо! Коммивояжёру! Мнётся у входа, на лице написана явная недоговоренность, будто его что-то гложет. А мне-то что! Это его проблемы, а у меня свои!

Глава 2
Наконец я осталась одна. Отсутствие людей, ощущение тишины так вдруг поразили меня, как нечто небывалое, будто давно со мной такого не случалось, будто постоянно вокруг меня люди, звери, шум и суета.
Я огляделась, не убежал ли погулять Базиль, воспользовавшись столпотворением.  Кот сидел возле моих ног и нервно бил хвостом по полу – в одну сторону два коротких постукивания, в другую один мощный хлопок – бам-бам, БАМ! И опять – бам-бам, БАМ!
Я погладила его.
- Эх, Базилька!
И прошла в кухню. Поставила на огонь чайник – страшно захотелось пить.
- Вы голодны. – упрекнул меня Стинол.
Опять этот агрегат за свои наставления! Но ответила я ему спокойно, ибо в этот момент он меня не так уж сильно раздражал. Апатия убила все эмоции.
- Нет. Я хорошо позавтракала. Я просто хочу пить.
- Один завтрак не меняет сути – а что будет завтра? А он бы вас накормил.
- И кто же этот он? – всё таким же ровным голосом спросила я. Пусть выложит мне, и впрямь, кто же он есть? Этот он? Для автомата мой холодильник слишком разумен и избирателен.  Он много знает и, судя по всему, не только из области пищевой промышленности, и слишком хитёр. Не хитрее, конечно, меня, но всё же… 
- Человек. – произнёс холодильник. И всё.
- И какой же человек? Кто именно? – допытывалась я.
Но Стинол не ввязался в дискуссию, он принялся дальше развивать свою мысль:
- Он бы подыскал вам подходящую работу, вы бы зажили прилично, очень прилично.
Мне, кажется, у него, у Стинола, появились интонации! В звуках механического голоса как-то очень чётко мне послышалась многозначительность.
– Качественно питались… 
Ну как же не произнести ему слов о еде! А мне именно так хорошо! В противном случае буду терять контроль и буду набирать вес!
- Не в еде счастье.  – вздохнув, ответила я и вдруг мне стало не по себе. Я непроизвольно огляделась. Потом с каким-то тревожно-нехорошим чувством глянула на холодильник. Это он говорит таким мягким голосом? Может, он только выставляет окуляр, и… а говорит совсем не он? Или у меня начались галлюцинации?
Окуляр сидел в пазе, отнюдь не высовывался. Приблизив лицо почти впритык к дверке, я постучала ногтём по