Голубушка

Я хорошо помню тот год, противный и тяжёлый. Он тянулся медленно  и томительно, как жёлтая смола стекает вниз по коре векового дерева.

Я был тогда ещё совсем маленьким мальчиком, но на мою долю выпало повидать немало человеческого горя.
Как началась война, я не помнил, так как родился уже во время неё. И мне тогда было не понять не её причины, не всей обречённости происходящего вокруг меня событий. Конечно, видеть вокруг себя последствия войны, казалось бы, было для меня нормой. Однако это было не так, уж слишком много было крови, жестокости и дикого, беспросветного горя.
Мне шёл десятый год. Отец мой погиб, мать пропала без вести. Я их уже почти и не помнил. За мной следила тётка  – жёсткая и сильная женщина.
Авдотья – так её звали, но за приобретённую во время войны хромоту, все вокруг, за глаза, называли её Хрома.
Мы жили в полуразрушенном здании бывшей больницы, на окраине города – в общей сложности, около тридцати человек. Всё запуганные, голодные, злые и обречённые.
В это здание мы стащили всё, что нашли в округе – мебель, тряпки, старые матрасы, дрова, чтобы хоть как-то обеспечить себе тепло и некое подобие уюта.

За старшего у нас был Николай – крепкий, высокий мужик, с копной густых волос. Он был весь от ног до головы покрыт шрамами от ранений. А в прошлом году ему ещё оторвало несколько пальцев на левой руке.
Война пощадила нас, мы все были хоть и отрезаны от остального Мира, но живы.
Последние два года все бои шли где-то в стороне от нас. Однако мы каждый день чувствовали её тяжелое бремя.
Я уже не помню имён и лиц всех, кто жил тогда вместе с нами. Но более всего мне запомнилась девочка, чуть постарше меня - Люба. Было ей лет двенадцать-тринадцать, молчаливая, худая как тростинка, с конопатым лицом и взглядом взрослой женщины. Как говорили люди, на её глазах убили всю семью. А над Любой издевалась целая рота солдат, но ей каким-то чудом удалось выбраться оттуда живой.

Она и сейчас мне часто снится по ночам. Молчит, смотрит на меня, потом разворачивается и уходит прочь.
Я просыпаюсь в холодном поту и плачу всю оставшуюся ночь, до самого утра, пока не придёт санитарка и не вколет мне чего-нибудь для успокоения.

Люба, несмотря на все испытания, что пришлись на её участь, была доброй девушкой. Заботилась о раненых, помогала на кухне и очень любила птиц и животных. За эту тихую любовь к животным и птицам, мы называли её Люба-Голуба, или просто голубка, голубушка – старые, добрые и уже почти позабытые в дыме войны слова.

Живности же вокруг нас было мало, так как всё что шевелилось, моментально пускали на еду.
Собак, кошек, крыс, мышей, голубей и даже воробьёв – всё съедали, за милую душу.

Иногда до нас доходили раненые животные или долетали раненые птицы. Они, пользуясь последним шансом,  тянулись к людям, ища у них поддержки. Но находили только собственную гибель, гибель во имя человеческой жизни.
Однако, такие подарки, судьба нам дарила не часто.
С едой, водой и лекарствами, у нас были большие проблемы, поэтому все были голодны, многие болели, тощали, умирали от слабости и непонятных болезней.

Всё что добывали Николай и ещё несколько мужчин во время ежедневных вылазок, делилось поровну. За остальным же, оставшимся «на завтра» провиантом, следили и дежурили по очереди, чтобы никто не унёс и не съел лишнего.
Правила у нас были строгие, однако, возможно только благодаря им и выжили некоторые из нас.
В то утро в наше окно бились птицы, испуганные или пораненные последними взрывами, которые гремели всю ночь где-то вдалеке.
Несколько из них было поймано и отправлено на кухню, где возились Хрома с Любой.

- На вот! Ещё живые! – сказал Николай, и всучил в руки Любы несколько голубей.
А она испуганно посмотрела на него и молча взялась за нож.

Обед – хоть и скудный – выглядел настоящим подарком. Конечно, жаркое из голубей, такое не каждый день выпадает!  
Делёжка на всех – вот тебе на донышке еды и малюсенький кусочек хлеба, или сухарь!
- Вкусно! Только жаль, что мало!
- Спасибо тебе Любаша! Спасибо голубушка!

Ночью меня разбудили крики и свет зажжённых ламп.
Николай, на чью долю выпало ночное дежурство за кухней, дремал, когда сквозь сон увидел, как чья-то тень проскочила из кухни, за развешенными тряпками.

- Сука, кто-то за продуктами снарядился! – догадался он и запустил вслед метнувшейся тени тяжелую трубу, единственное, что было под рукой.

То, что я увидел тогда, запечатлелось чёткой фотографией в моей памяти, на всю оставшуюся жизнь:
На полу, без движения, лежала Любаша, с открытыми глазами. По её щеке растянулась струйка алой крови, а из-за пазухи выглядывала испуганная птица…

Я уже не помню многого, как кончилась война, как звали многих людей, с кем столкнула меня жизнь.
Но образ и лицо, девушки, спасающей птицу, преследует меня, по сей день.

- Ну что, дедуля опять голубей кормили во сне! – говорит мне улыбчивая медсестра.
- Да, милая, да, конечно… - отвечаю я ей, а сам отворачиваюсь лицом к стене, и слёзы катятся по моему лицу.
- Голубушка, голубушка… - шепчут уставшие губы…

13 октября 2059 года.