Три солдата.

               Это произошло летом, тысяча девятьсот сорок второго года. Жители села Донского, расположенного на правом берегу Дона, последнее время находились в постоянной тревоге. Несколько дней, с запада, доносилась приближавшаяся канонада, и после небольшого затишья в Донском появились немецкие мотоциклисты, по всей вероятности, разведчики. Убедившись, что здесь нет русских, на улицы села въехали машины до отказа забитые солдатами.
              Остановившись в центре, немцы рассыпались по домам, сгоняя жителей. Анна Васильевна Воронина, женщина средних лет, вышла за ворота вместе со свекровью Марией Антоновной и восьмилетним сыном Михаилом. Из соседних ворот показалась сутулая фигура деда Матвея, самого старшего из оставшихся в селе мужиков. Анна Васильевна тихо спросила его:
              - Для чего нас собирают?
              - Да, кто их знает! – ответил тот. – Может, погрузят на машины и повезут в Германию.
              - Типун тебе на язык, - перекрестившись, проговорила Мария Антоновна. – Особенно ты там им нужен!
              Небольшая площадь, окруженная по периметру цепью солдат, постепенно заполнялась народом. Миша стоял в первом ряду, и, прижавшись к ногам матери, с испугом смотрел на множество машин с пушками, и на суровых солдат с автоматами на груди.
              Из группы немцев, стоящих около легкового автомобиля, вышел офицер и заговорил короткими, обрывистыми фразами. Переводчик, на плохом русском языке, сообщил о том, что все жители должны немедленно покинуть село, так как здесь находится передовая линия немецких войск.
              - Куда же мы пойдем? – сокрушалась Анна Васильевна, по дороге домой.
              - Придется в поле идти, - вздохнул дед Матвей. – Но я думаю ненадолго, пока фронт уйдет вперед, или наши погонят их обратно. А несколько дней, как-нибудь перебьемся.
              Немцы начали занимать дома, практически выгоняя хозяев. Люди торопливо собирались под пристальными взглядами «квартирантов». Взяли одежду, одеяла, дерюжки, немного продуктов, кое-что из посуды, и, погрузив все в двухколесные тачки, покинули дома, угоняя с собой скотину. Старики, женщины и дети, смешавшись с домашними животными, длинной вереницей потянулись из села. Поднявшись на Большую гору, они остановились, и словно по команде, оглянулись. Перед ними открылась до боли знакомая панорама. Внизу, широкой лентой Дон тянулся с запада на восток, а на его берегу стояло родное село, с прямыми улицами и рядами домов, утопающих с садах. И все это, родное и близкое, нажитое годами, они вынуждены оставить на разграбление врагам. Женщины плакали, не стесняясь слез.
              - Пошли, бабоньки! Нечего себе душу травить, - проговорил дед Матвей, незаметно вытирая повлажневшие глаза. – Скоро вечер, а нам еще на ночь надо определиться.
              В лощине, за Большой горой, километрах в четырех от села,  остановились на краю поля, рядом со скирдами прошлогодней соломы. Дед Матвей осмотрелся.
              - Здесь и будем обживаться. Тут и солома есть, и лес недалеко, и вода имеется, - сказал он, указывая на видневшийся сруб колодца с родниковой водой.
              До вечера оставалось мало времени, и люди готовились к ночи. Пока расстилали солому, пока кормили детей и укладывали спать, солнце скрылось за горизонтом.
              Ночь была тяжелой. После дневной жары, воздух даже ночью не успевал охладиться. Многие не могли спать от духоты и от мыслей о покинутых домах, но больше всего донимали комары. Они роем висели над головами, и женщинам приходилось отгонять их от спящих детей, а утром, увидев их лица, покрытые пятнами от укусов комаров, не смогли удержать слез.
              - Господи! – не выдержала одна из них. – Ладно, уж мы взрослые страдаем, но за что дети мучаются?
              Дед Матвей созвал стариков, и, осмотрев их немногочисленный отряд, проговорил:
              - Ну, мужики, придется нам потрудиться. У кого есть топоры, несите сюда.
              Старики разошлись и вернулись с несколькими топорами. Дед Матвей продолжал:
              - Поликарп и Никита пойдут со мной в лес рубить хлысты, а остальные старики будут каркасы ставить.
              - Мам, а можно и я с ними пойду, - спросил Михаил.
              - Да ты там только мешаться будешь.
              - Почему мешаться? – возразил дед Матвей. – А хлысты, кто таскать будет? Желательно еще бы несколько ребят.
             К Михаилу присоединились трое его сверстников, и несколько ребят постарше. В лесу, к счастью расположенному неподалеку, мужчины рубили тонкие хлысты, очищали от сучьев, а мальчишки таскали их к месту стоянки, где оставшиеся старики взялись ставить каркасы.
              Жители села Донского, привыкшие все делать сообща, и здесь дружно взялись за работу. Женщины и детишки старшего возраста, разворотив скирды соломы, охапками таскали ее к готовым каркасам и обкладывали толстым слоем, оставляя маленькие отверстия для входа. Это для того, чтобы его можно было заткнуть небольшой вязанкой соломы, что создавало внутри тепло, а самое главное, закрывало доступ комарам. Курени были разные, одни больше, другие меньше, в зависимости от количества детей и родственников в каждой семье.
              Через три дня все были обеспечены «жильем». Получилась деревня в миниатюре. На травянистой площади около поля стояли четыре десятка соломенных куреней, Между ними ходили люди, бегали детишки, в сторонке дымился костер, над которым висел большой котел на высокой треноге, а недалеко паслись хозяйские коровы, вперемешку с овцами.
              Постепенно люди привыкали к жизни в поле, но пришла новая беда. Подходили к концу продукты, а чтобы их пополнить, надо идти в село, где хозяйничали немцы. Женщины не знали, что делать Но когда продукты закончились, и дети стали плакать, и просить есть, Анна Васильевна не выдержала и сказала женщинам:
              - Вы, как хотите, а я завтра пойду в село и будь, что будет! Не умирать же детям с голоду!
              - Сиди уж, - махнула рукой свекровь. – Это равносильно, что в логово зверя идти, не знаешь, как он себя поведет. Я сама пойду. Меня если убьют, так я свой век прожила, а у тебя дите, не дай Бог, что случиться, один останется. На меня надежды мало.
             - Антоновна, мы тоже с тобой пойдем, - вызвались еще несколько женщин.
             Утром, провожая их, дед Матвей напутствовал:
              - Будьте осторожнее, кто знает, что у этих фашистов на уме?
              Взяв с собой две тачки, женщины ушли.
              - Пронеси, Господи, - прошептал дед Матвей, и перекрестил удалявшиеся фигуры.
              Время тянулось медленно. Не зря говорят, что ждать и догонять - хуже всего. Никто не мог ничего делать, все валилось из рук. Целый день люди посматривали в ту сторону, куда ушли их земляки, и только к вечеру, на вершине ближайшего холма, показались фигуры, возвращавшихся женщин. Они привезли муки, пшена, и картошки.
              - Что вы так долго? Мы уж не знали, что и думать! – спросили пришедших односельчане.
              - Так мы по дворам собирали, - ответила Мария Антоновна. – Эти супостаты разграбили все. В некоторых домах даже картошки в погребах не осталось. Пришлось искать по окраинам. Немцы в основном живут в центре, а на окраины не выходят.
              - Ну, а встретили вас как?
              - Вначале задержали, повели куда-то. Мы, конечно, перепугались, думали, отведут за село и постреляют. А они привели к офицеру. Мы кое-как объяснили, что пришли за продуктами, так как дети голодают. Офицер долго слушал, а потом разрешил.
              - Главное, что все вернулись живые и здоровые, - заключил дед Матвей.
              С этих пор, как только заканчивались продукты, женщины по очереди ходили в село, чтобы их пополнить.
              В одну из ночей, Марию Антоновну разбудил приглушенный голос за стенкой куреня.
              - Люди добрые, отзовитесь!
              - Ань, - толкнула она невестку. – За куренем кто-то разговаривает.
              - Кто там? – спросила Анна Васильевна.
              - Свои мы, солдаты! Выходим из окружения.
              - Одну минутку.
              Нащупав в кармане спички, она зажгла лампу «Летучая мышь», стоявшую на листе железа. Слабый свет выхватил из темноты внутренности куреня. Половина его была выстлана толстым слоем соломы, на которой спали Воронины. Другая половина служила местом склада, где стояли сумки с мукой и крупами, в углублении, вырытом в земле, хранилась картошка, а рядом ящик с запасом продуктов.
              Выдернув вязанку соломы, закрывающую вход, Анна Васильевна прошептала:
              - Залезайте.
              В темном проеме показалась голова в пилотке, и в курень заполз солдат лет тридцати пяти, а за ним еще двое, совсем молодые ребята.
              - Как вас зовут? – спросила она старшего.
              - Алексей Степанович,  а это мои товарищи, Василий и Петр, - по очереди указывая на спутников, ответил он.
              Миша сидел рядом с бабушкой, и удивленно рассматривал незнакомых людей в солдатской форме.
              - Да вы садитесь, – пригласила Анна Васильевка,  указывая на разостланную солому.
              Солдаты присели.
              - Вы извините нас, - заговорил Алексей Степанович. –  Но дело в том, что три недели мы пробираемся к линии фронта, и сегодня вышли к Дону, через который не смогли переправиться.  Один из нас не умеет плавать, а брода не знаем. Сунулись в село, а там немцы, хорошо они нас не обнаружили. Потом вышли к вашим куреням. Если вы подскажете, где находится брод, до рассвета мы успеем переправиться.
              - Зачем торопиться, - возразила Анна Васильевна, и, достав из ящика чистую тряпку, разостлала ее перед солдатами и стала доставать продукты. – Садитесь ближе, поешьте,
              - Спасибо! – поблагодарили солдаты, набрасываясь на еду. – Три дня во рту ничего не было.
              Анна Васильевна с болью в сердце смотрела на них, и вспомнила мужа Николая, ушедшего на фронт в день объявления войны, и за все время приславшего всего одно письмо, и подумала: «Где он теперь? Может, скитается где-нибудь, как и эти солдаты?». Тяжело вздохнув, смахнула со щек невольные слезы.
              Когда гости поели, женщина раскинула поверх соломы дерюжку и пригласила:
              - Ложитесь спать, а завтра поговорим.
              Утром Миша, горевший желанием поделиться с друзьями новостью, побежал к ним, не дожидаясь завтрака. Через час у куреня, где жили Воронины, собрались все поселенцы.
              Солдаты не хотели выявлять свое присутствие, но дело было сделано. Теперь они, окруженные женщинами, еле успевали отвечать на вопросы. Узнав о том, что сегодня ночью они собираются уходить, люди прямо взбунтовались:
              - Куда вы пойдете? После месячного скитания, вам непременно надо отдохнуть и набраться сил.
              - Не можем мы подвергать вас опасности, = сказал Алексей Степанович. – Нагрянут немцы, нас убьют и вам достанется.
              - Насчет этого не беспокойтесь. За все время, что мы здесь находимся, немцы ни разу не появлялись, но на всякий случай мы примем меры.
              Собрав старших ребят посмышленее, старики указали места засады, где они должны сидеть в течении дня, и если, вдруг, вблизи появятся немцы, немедленно сообщать.
              Солдаты остались жить в курене Ворониных. Миша, скучавший без мужской ласки, привязался к Алексею Степановичу, по возрасту напоминавшего отца, и целые дни проводил вместе с ним.
              На третий