Великий Чихачевский пруд. продолжение.

какой похмельной икоты вдруг взяться в деревне образованному и начитанному интеллектуалу, если там всё ограничено удобствами во дворе, без освещения и унитаза, - я пошуршал газетой в кармане, - при полном отсутствии кормовой базы для мозгов? В сбитых кривыми досками туалетах некуда положить даже томик А. Чехова, я уж не говорю о полном собрании сочинений Л. Толстого, Леского, Бунина,  учебнике по сопромату и обыкновенном советском паспорте. Ни почитать толком, ни поразмышлять над прочитанным.

 - Да, и мне интересно. Откуда? - спросил водитель.

 - Я всё знаю, сейчас расскажу, - резво бросился отстаивать свою позицию Ковыряй: - В учебных классах городских школ в среднем содержится 40-45 учеников, а в селе - от 8 до 12. То есть, в городе учитель уделяет внимание на каждого ученика за урок меньше минуты, а в деревне на ту же индивидуальную работу у него уходит больше четырех минут. Вот вам и первый ответ на вопрос, откуда берутся в селе умные дети.

 - А второй ответ? - не захотел униматься водитель: - Чего-то на мне никак не отразился этот индивидуальный подход, - постучал он себя по лбу: - Или не чувствительным был к педагогическим издевательствам, или уже родился таким умным, что даже учителя, как ни пытались, но исправить ошибку природы уже не смогли.

 - А второй ответ: смотри внимательнее за дорогой, вон зверек какой-то выскочил на проезжую часть! - показал Председатель на лисицу, ослепленную дальним светом фар: - Утконос, наверное?! Будь осторожнее и внимательнее! Иначе мы ЗАБЛУДШЕГО до места не довезем.

 - Спасибо! - сказал я.

 - Сам спасайся! Нам  всего лишь по пути. Вытряхнем из машины как положено и где надо. Ну и еще любопытно будет глянуть, как тебя на пруду русалки с кикиморами распетрушат в два счета.


 Мы въехали на Федеральную трассу.

 Справа - автозаправку мучил подобием света огромный, блеклый фонарь, точно глаз циклопа, вживленный в жопу жабы.

 Слева, на обочине встречного движения, стоял лось, печально склонив коралловый риф рогов над сбитым им мотоциклистом.

 "Скорая помощь" еще не доехала, любопытных было мало, никто не мешал сбитому деревенскому байкеру лежать в пыли вольготно, широко раскинув руки, и смотреть с немым укором пострадавшего прямо в лосиные глаза.

 - Откуда здесь лось, яйца врозь? - спросил у водителя Ковыряй: - У нас сроду лосей не бывало. Ни случайно, ни преднамеренно. Леса-то нет! Спрятаться лосю негде! Ничего не понимаю. Ты понимаешь?

 - Не без этого, - подумав, признался водитель и потравил слегка педаль газа: - Лося плохо закрепили в кузове грузовика, он и слетел по дороге на мотоциклиста. Встречным потоком ветра сбило, лось же крылатый, и крылья в размахе метра четыре с половиной. Не видели, что ли? Лось-то знакомый. Сами ведь подписывали распоряжение о его перевозе. Не помните, что ли? - лишний раз подтвердил водитель расхожее мнение, что личный шофер Председателя райисполкома знает немерено больше и владеет информацией гораздо лучше своего шефа.

 Мне водитель с удовольствием объяснил, что члены Правления местного отделения Союза писателей еще три года назад на членские взносы заказали себе скульптуру лошади с крыльями с громким названием: "Обузданный Пегас Савраска, покоряющий не паханные творческие просторы области".

 Деньги были перечислены Ковыряю, как лицу, полномочному выбрать исполнителя и тем же местом проконтролировать исполнение заказа. Но на внеочередном заседании райисполкома данное лицо приняло решение: "В целях бережливости и экономии и под давлением общественной интеллигентной прослойки закупить в соседней области бесхозного /бронзового лося, что стоял десять лет на выезде из города, возле ресторана "Дубы и ветлы".

 Как положено, заказ исполнили наполовину. Лося сняли с пьедестала, приварили крылья, а рога отпилить не успели. И в таком незаконченном виде перевозили из соседней области к Правлению на улицу имени 13 Советских писателей.

 - Значит, еще не довезли. Пока других соображений у меня не возникло. Сейчас я считаю свою версию единственно верной. И даже немного в этом убежден! - закончил на оптимистической ноте водитель.

 - Для каких целей писателям понадобился пегасный лось? - спросил я скорее не из интереса, а для поддержания беседы.

 - Ну, не с целю же наживы?! - резанул себя по живому месту Ковыряй: - К примеру скажу: малолетнюю поросль можно сажать на холку и фотографировать - по десять копеек утром и пятнадцать - за вечернюю фотокарточку. Самим писателям водружаться иногда, чтобы прочувствовать всю серьезность и значимость своей профессии и запечатлеться на века для потомков. Наше Правление писателей легко и непринужденно владеет психологическими приемами, что позволяет им регулярно проводить инженерные работы над человеческими душами благодарных читателей.

 - А крылатый лось - главный подстрекатель членов Правления на свершения творческих подвигов в стратосфере, - подыграл я Ковыряю.

 - Не меньший, чем сварливая жена, - добавил водитель, - я вот сейчас подумал два раза и решил: может, не надо ему рога отпиливать вообще. Лосиный навоз нисколько не хуже пегасного. Разницы нет - чем удобрять благодатную почву творческой среды.

 Глубоко задумались над словами шофера и остаток пути ехали молча.

 Я пригрелся в кресле. Бетонная дорога стучала по колесам температурными швами. Ночная степь гналась следом, соблюдая дистанцию, ориентировалась на красные пятна автомобильных фонарей.

 Проехали странный мост, загнутый посередине круто влево сверхчеловеческими усилиями проектировщиков дорожно-мостового управления, и встали за знаком "р. Черный Чихачан, возле отворота с накатанной полевой дорогой - в кромешную тьму.

 Водитель сказал:

 - Здесь!

 Ковыряй спросил:

 - Уверен?

 Водитель сказал:

 - Уверен! - и образно обосновал свою уверенность: - Мой приятель, врач-гинеколог, бросил вторую жены и женился на своей пациентке именно из-за такого необычного и не в ту сторону отворота шейки матки у нее. По трассе больше подобного загиба нигде нет. Здесь чаще всего ДТП случаются, и отсюда проще добраться до Чихачевского пруда.

 - Ну, ты у меня прямо ходящая энциклопедия какая-то. И в шейке матки побывал, и в пегасном навозе вываляться успел, - похвалил водителя Ковыряй.

 - По шейке - и матка! - поблагодарил я обоих, за веселую компанию и бесплатную доставку до места.

 Открыл дверцу автомобиля, выглянул наружу и чуть шары себе не выколол огромным темно-зеленым пятном застившим мне глаза.

 - Да ну его, этот пруд! Может, я с вами останусь? - предложил я Ковыряю: - Человек я, в принципе, не плохой, ем мало, не требовательный. Кинете меня в багажник и забудете, а я оттуда песни вам буду петь, стихи рассказывать вместо радиоприемника.

 - Иди! Иди уже! И не просто иди... - разом ответили оба.

 Я сделал сто неуверенных шагов, приноравливаясь к темноте. Услышал, что мотор машины замолчал и водитель щелкнул тумблером, оставив включенными только подфарники; поднялся на холм и глянул окрест любопытным, но притупленным взором дальтоника.

 В зеркальной чаше пруда плескалась голая луна, брезгливо отгоняя от себя ртутную взвесь. На небе луны не было. И звезды не цеплялись за Млечный путь. Всем скопом они поместили свои дрожащие тельца в цинковое дно водного котлована. Небо не отражалось в воде, пруд поглотил его целиком.  

 Н.В.Гоголь, глянув на эту картинку с холма, не сразу, конечно, но умер бы от того, от чего, собственно, он и еще неисчислимое количество впечатлительных людей уже умерло - от боязни умереть. А.К.Толстой, разглядев в копошащейся по периметру пруда нежити, точно роганы в банке, сбежал бы домой переписывать эпилог "Упыря". А вот Э.А.Гофман, - и это точно, - обнаружив, пусть и привязанного к кнехту, но беззаботно пасущегося Василиска среди голых девиц с тараканьими титьками, стал бы насвистывать реквием №626 своего любимого Моцарта, чтобы унять дрожь во всем теле.

 Я плохо знал мотивчики Моцарта, поэтому начал напевать битловскую "Желтую подводную лодку" и двинулся в самую гущу чертовщины. Получилось омерзительно помпезно и не к месту.

 Луна от неожиданности черпнула воды, звезды беспокойно запрыгали на волнах, а пруд, со всей прилегающей к нему движимой инфраструктурой, сглотнул луну, поиграл ей точно кадыком и молча уставился на меня, разинув бездонную пасть, отороченную камышом.

 Охамев от страха, я уже орал во всю глотку: "Виоллифинэелособмарин...чтоб всем пусто было, елоусобмарин... мать вашу, елоусубмарин!..." И таким хитрым маневром - победоносным маршем с трясущимися коленками - добрался до пруда.

 Что дальше делать - я не знал. Маршировать на месте и петь голосом барабанщика Ринго Старра на иностранном языке было бессмысленно. Требовался умный совет, случайно подкинутый мне из враждебной среды, поскольку другой я там не разглядел.

 И совет был незамедлительно подкинут тем самым сгорбленным старичком со светящимися глазами, кто в поезде закручивал свои пальцы в фигу и рекомендовал мне "скрести когтями свой сегмент". Он пощипал меня за бок, явно намереваясь унизить или оскорбить мои вокальные дарования вместе со мной, и противным голосом осадил:

 - Чего визжишь как Троцкий с ледорубом в затылке? Кругом свои, близкие тебе, мерзкие особи. Добро пожаловать! С возвращением домой!

 - Вижу, вижу, как у вас здесь всё политезировано. На всякую песню найдется свой Раймон Меркадер дель Рио, - немного расслабился я.

 - А у вас? - тут же шепнуло мне на ухо нечто.

 Я повернул голову и уткнулся в это нечто, одетое по моде середины семидесятых - в трех бортный пиджак с широкими лацканами и застегнутый на верхнюю пуговицу, простую хэбэшную сорочку, затянутую по развесистому воротнику огромным - размером с кулак - узлом черного галстука.

 - Лопес, Раймон Иванович, - представился он.

 - А я предупреждал, что без надобности не надо произносить сакральные или родовые имена кого не попадя, - развел руками старичок, делая вид, будто он ни при чем.

 - Чего звали?

 - Ну, раз уж по неосторожности позвал, то спрошу: если тебе вновь предложат грохнуть Льва Давидовича, то согласишься быть палачом и вечным антигероем, как Агасфер?

 - За четырехкомнатную квартиру в Москве, дачу, денежную премию, звание Героя Советского Союза с вручением Золотой Звезды и путевку на Кубу? - ошалел Раймон: -Да за такие материальные блага Троцкий сам себя грохнуть бы не отказался!

 - Я слышал, что в вашем деле, кроме двадцати лет тюрьмы, было еще одно наказание - саркомой.

 - Какой локо вам, молодой человек, сказал, что саркома - это наказание? Не верьте правдолюбцам! Они признают только ту правду, которая выгодна им, и факты подтасовывают с не меньшим рвением, чем историки и журналисты, - напоследок одарил меня Раймон Иванович революционным афоризмом, вскарабкался на крылатого лося и приветливо помахал всем рукой.

 - Лось же бронзовый! - обратился я к старичку: - Недавно видел его на федеральной трассе!

 - Бронзовый, - подтвердил горбач и взял меня за руку, - но другого свободного транспорта в настоящий момент нет. Все на выезде. Пойдем, у нас мало времени.

 - Куда? Прямо в пруд? Хочу уведомить заранее, что под водой дышу очень плохо,