Великий Чихачевский пруд. продолжение.

- Проще пареной репы на вашей немытой шее, товарищ генеральный пожарный, - по доброму ,почти как к родственнику, обратился я к Петяне: - Процедура вам известна. Пишете заявление, прилагаете копии брачного свидетельства, похвальные грамоты, выписку из трудовой книжки, фотокарточку обвиняемого вами лица, и передаете Зубахе.
Зубаха присвоит номер вашей заявке и направит её на утверждение Ефросинии Тазалыкбековой - в девичестве Шмихельсон - по прозвищу Зига. Та, в свою очередь, оформит заявку под экстренный заказ за дополнительную плату и определит сроки его исполнения в пошивочном или вязальном на крючках цехе.
Там по моей фотокарточке сошьют или свяжут для вас игольницу в форме тряпичной или шерстяной куклы; наворожат, заговорят ее, околдуют. И вот тогда вы потешите свое самолюбие и получите отдохновение, натыкав вволю иголок в мягкое тело моей куклы игольницы.
Петяня отскочил в сторону, как ошпаренный. Просигналил нервным тиком Гарлуше, Ваське-Сраком, Коммунистихе, Зубахе и упорно не желавшему прийти в сознание водолазу.
Деду он почему-то постеснялся поморгать.
Зубаха развела руками, сделав книксен - мол, она опять ни при чём, Синоптик, мол, сам неожиданно догадался.
А мне и догадываться не надо было. Всему селу и далеко за его пределами давно известно, что цех по пошиву игольниц работал у Зиги в три смены. От заказчиков отбоя не было. В каждом добропорядочном доме в укромном уголке висело по десятку таких игольниц с фотографическими лицами соседей, их родственников и друзей на околышах кукольных головок.
Раньше - до принудительного введения контролирующих органов - часто случалось не целевое использование Зиговой продукции.
Бывало, едет какой-нибудь Колька-Мосол на тракторе по селу, громко выражает свои матерные чувства и не подозревает, что другая какая-нибудь Моря Синеносая уже выкупила у Фроськи игольницу и даже занесла руку с иголкой над куклой -двойником Кольки. Да не по злобе, а просто, чтобы лишний раз проверить, работает ли предмет, все ли колдовские технологии соблюдены при пошиве или вязании крючком.
Жертва едет себе спокойнехонько на тракторе, душевно и расслабленно кроет матом окружающую среду, и вдруг хватается за сердце, потом за голову, потом - за живот, за челюсти, за гениталии, снова - за сердце, за горло; выпадает из трактора и катается по земле , корчась от острых болей и судорог, дожидаясь, когда приедет из больницы Чума и смажет ему губы гусиным пометом или брызнет чем-нибудь от боли.
А Моря Синеносая, для полного удовлетворения своих любопытных чувств, напоследок еще трижды ткнет в большую мышечную массу куклы- двойника ржавой и тупой иглой от спринцовки.
Позднее, еще до моего знакомства с селом, создали контролирующие органы, которые составили нормы и правила обращения с игольницами и определили штрафы за не целевое использование данной продукции.
Про то, что Петяня заказал-куклу игольницу с моим лицом, я узнал от самой Зиги, квалифицированной гадалки и ворожеи.
Как-то с тестем мы заехали в сельмаг за коробкой "Ткемали" и вторым томом книги, выпущенным издательством "Элдис" в черном кожаном переплете под названием "Дьявол. История и реальность". Пока перебирали и осматривали банки с соусом, подошла Фроська, встала культурно в сторонке и начала негромко откашливаться, чтобы привлечь к себе внимание. Потом не выдержала и спросила разрешения у тестя переговорить со мной "на тра-та-та и тэ-тэ-тэ".
При удачно выпавшем мне случае, повторю: Зига была ведьмой знатной! Мне жена не раз признавалась, что еще во времена своего студенчества именно Зига нагадала ей на далекое будущее законно обретенного и зарегистрированного в ЗАГСе мужа, описав с аптекарской точностью мой портрет: "Безвольный, малахольный, ленивый и придурковатый теленок с гипертрофированным самолюбием. Такому титьку покажи, он с радостью предаст и продаст всех своих родных, друзей, честь, Родину, поменяет место жительства и добровольно залезет в кабалу. Крути им , верти, как хочешь, пока он не сдохнет ко всеобщему удовлетворению".
Мы с Зигой отошли в сторону, а тесть предупредил: "Говорите громче, чтобы я потом лишний раз не переспрашивал".
Зига покрутила пуговицу на моей рубашке и сказала:
"У главного пожарного нашего гурта Петяни возникла непреодолимая потребность извести вас. Он сегодня выкупил куклу и два десятка заговоренных английских булавок".
" У него же глазные яблоки, как у зайца, вращаются возле ушей", - вспомнил я стянутую, как вожжами к затылку, морду Петяни. И глаза, проросшие у него далеко за границей лица.
"Ну и что?"
"А то, то и то. И еще то, что он обычный травоядный, и уж ни в коем случае, не хищник. Умеет только оглядываться и убегать. Не дано ему Природой смотреть вперед и в небо. Говорю это, как опытный физиогномист. Или физиогномик? Не помню, как правильно", - я тоже покрутил пуговицу на пурпурной блузке Зиги, тем самым дав понять, что проявил к ней в целом благосклонность.
Зига сказала:
"Как бы поинтеллигентней ответить, чтобы вас не обидеть? С перепугу Петяня может много всяких бед наворотить. Он же не знает, что он травоядный. Да и в нашем селе - вы, верно, обратили внимание - значительная часть населения переносицу своими глазами не может разглядеть, все больше боковым зрением балуется, хотя повадки имеет страшные, страшнее самых страшных хищников. На одном конце села чихнёшь, на другом уже траурными лентами венки обвязывают и репетируют, как будут восемь раз на бис! зарывать чихнувшего.
Поэтому я и намекаю: может, "защиту" поставить, на всякий случай? Иерусалимские свечи у меня имеются: по пять рублей - пара. Плюс - отвар из пяти трав за 42 рубля 37 копеек. Еще заговоренный рыбий хвост - вместо ладанки. Итого: 78 рублей 48 копеек. Сметная стоимость нисколько не дороже, чем в похоронном бюро".
"У меня вопрос. Почему я должен оплачивать за Петяню ритуальные услуги?" - прихватив крепче пуговицу, я подтянул Зигу к себе и прожог взглядом фиолетовую роговицу её глаза.
Там, на дне зрачка, точно в стволе колодца, беззаботно плескалась в опавшем серебром свете луны, безумно красивая русалка. Но неожиданно придавленная непонятной тревогой, она подняла голову вверх, испуганно вскрикнула и судорожно стала прикрывать руками свою обнаженную грудь, не отрывая взора от моего глаза, который накрыл половину ночного неба. Затем русалка выхватила из лужицы ребёнка, укутала его русыми волосами, крепко прижала к себе и бесшумно нырнула в серебряную дорожку , качавшуюся на воде.
"Не притворяйтесь, будто вы - не вы. А я, вообще, мимо шла и с бухты-барахты вдруг стала к вам приставать", - сказала Зига, аккуратно оттолкнулась от меня и начала уплывать вместе с русалкой и ребенком.
"Фроська! Ты чего там бормочешь? Я ведь могу чего-нибудь и неправильно додумать!" - обиделся тесть на ведьму и кивком головы указал мне на выход.

Дома, за ужином, привычно разглядывая через лупу куски мяса в гуляше, оценивая эстетическую состовляющую и брезгливо сдвигая их ложкой на край тарелки, Егор Борисович сказал теще как бы между делом:

 "Синоптик - парень не простой, не оторви, да выбрось. Сегодня Фроська причитала в магазине, что зятёк у нас то ли меченый, то ли калеченый, то ли чересчур озабоченый. Я так до конца и не понял".

 "Ешь, давай! Чего ты каждый кусок изучаешь, как паталогоанатом, будто тебя кто-то отравить хочет. Заткни себе рот и жуй молча! - приказала теща Егору Борисовичу: - Ты бы меньше слушал выживших из ума старух. Зига еще та сплетница!"

 "Какая же она старуха? Чего ты брешешь! Ей до пенсии еще - года два".

 "Злобная, бестолковая, одинокая, озабоченная старуха", - коротко теща охарактеризовала Зигу.

 А я помог:

 "Наверное, ей тоже из соседней деревни мужика-производителя заказывали, чтобы она окончательно с ума не сошла?" - встав из-за стола, и поблагадарив кивком головы хозяйку за вкусную еду и разносолы, намекнул я на то, что мне известно, как пытались всем селом лечить троюродную тетку жены по отцовской линии. Но не помогло: поздно привезли ей производителя, или производитель схалтурил и не покрыл троюродную тетку как надо. Ладно, хоть доживала уже не старой девой.


 Я вышел из дома, прогулялся по яблоневому саду, вернулся к цветнику, построенному умелыми руками тещи, сел на лавку и стал слушать дикий вой соседа Петяни.

 Кричал он смачно. Ор истекал из-за частокола густой, протяжный, насыщенный животным страданием и сепарированный отборным матом в той части, где оторопелое непонимание - почему он, Петяня, тычет иголками в меня, вернее, в куклу-двойника, а острая, жалящая боль бьет его, отдается на нем - плавно переходит в состояние эйфории от самоистязаний.

 Вышел дед, но ко мне не стал спускаться, а присел на верхних порожных ступеньках, закатил глаза и вожделенно начал слушать первую часть оратории в авторском исполнении соседа.

 Я непроизвольно озвучил свою тревогу:

 "Неужели Петяня не сообразит? Так он истычет себя до потери сознания и пульса!"

 "Может, он этого и добивается, - подсказал мне из тыла дед: - Может, у него нехватка болей в организме. Бывает же нехватка витаминов, Авитаминозом называется. Вот так и у Петяни - какой-нибудь "аболеноз".

 "Ясно. Опытного мазохиста не излечишь грубым, примитивным поглаживанием. Требуется хирургическое вмешательство. Значит, правильно я сделал, что не заплатил Зиге?" - сам с собою продолжил рассуждать я о своих вульгарных попытках постичь загадочную глубину помыслов среднестатистического сельского жителя, выдавленных из его скомканной души.

 Сколько бы я ни приспосабливался к деревенской среде, как бы ни старался исследовать все стороны чуждого мне быта, я все время, двигаясь по замкнутому кругу, оказывался в  начале пути. Все для меня было внове. Многое сильно смущало и не вписывалось в привычное представление о деревне, вкаченное в меня  улицей, городом, школой, средствами массовой информации и художественными происками  писателей-деревеньщиков.


 Я долго не хотел верить в то, что все родственники жены, включая и ее саму, страдали серъезным хроническим заболеванием:они говорили только Правду, рубили её с плеча, приперали ею к стенке, кидали правду в лицо, говорили, не стесняясь, прямо в глаза и за глаза, в общем, использовали ее в хвост и гриву. Правдой не гнушались даже тогда, когда ее применение грозило превратиться в сплошное лицемерие.

 Бряцая и нарочито потрясая Правдой, точно абсолютным оружием, они  требовали от меня того же, не понимая, что их Правда - это паталогия и анахронизм. Правда, возникшая от скуки, безделья и однообразия. Остальной цивилизованный мир давно жил по другим законам, и Правду, высказанную в такой манере, считал показушной невоспитанностью.

 Нужно стараться хоть чуточку быть деликатным и без причины не проводить  прямой хук в челюсть восторженным правдивым вскриком: "Давно не видел тебя, дружище! Ну, ты наел себе маммон и стал похож на удава, проглотившего неосторожно слона!" или "Какой у тебя противный голос! Из-за него ты страдаешь косоглазием?"

 Полагаясь на свои изысканные манеры и правильное воспитание,