Рахиль Яковлевна Нищета.
– Помню, помню твою историю, – беззлобно сказал Ген. – Но с Сидоровичем я вроде не ссорился?
– Наивный ты человек, – язвительно ответила Рахиль Яковлевна Нищета, слюнявя прокуренные пальцы и поправляя кокетливый завиток на лбу.
Калита представил, как она это делала в молодости. Обалдеть можно, подумал он. Вот баба, хоть и старуха. Зачем ей это все? Нянчила бы внуков, так нет, играет в мужские игры. Азартная, наверное?
– Снимай уже быстрее! – попросил он, сунув ей деньги. – А то мне действительно что-то шею жжет.
– Эх, милки, вы мои, милки… – Рахиль Яковлевна достала из толстого ридикюля лечебный хабар. – Ежели бы начало жечь, то между лопаток, ближе к сердцу. Поначалу-то люди от инфаркта умирали. Теперь-то уже лечить научились. Первым преставился, царство ему небесное, Кирилл Панов. Был такой красавчик в первой Зоне. – Она подперла кулаком подбородок и предалась воспоминаниям. – Я как раз в институт внеземной культуры по обмену опытом приехала. И была я в те времена, мальчики, писаной красавицей. Вокруг меня мужики штабелями валялись. Но мне нравился только он один! Только у него были пронзительные, как угли, глаза. А какие он песни пел! Сердцеед, одним словом.
– Кто? – спросил задумавшийся Ген.
– Как кто? – словно очнулась Рахиль Яковлевна Нищета. – Панов! Было в нем что-то! Было! А он пошел в эту Зону и «наездника» принес, который его через два часа и убил.
Она вновь переживала давно забытое горе и была безутешна.
– Снимать броню или нет? – забеспокоился Венгловский, зачем-то подставляя зад.
– Не вертись, сукин сын! Не вертись! – строго сказала Рахиль Яковлевна Нищета и так шлепнула его костлявой рукой с хабаром меж лопаток, что крепкий Венгловский пал на колени и закряхтел, словно в него вогнали кол.
– Следующий! – она крепко выругалась, и Калита, закрыв глаза, сделал шаг.
Он вдруг вспомнил, как ему в детстве делали прививки, было точно так же страшно.
А потом они пили крепкий чай с ромом и беседовали о Зоне.
– Наше представление о Зоне меняется, – сказал Александр Ген. – Я переписываюсь с Гавайской Зоной GP5V по натовской классификации. Они ее пытались уничтожить в момент открытия Дыры.
– Вот как! – воскликнул Венгловский, успокоившись только после того, как Рахиль Яковлевна Нищета этих самым «наездников» спрятала в специальную магнитную сетку, а сетку засунула в ридикюль и сказала: «Пригодятся. Я знаю, куда их пристроить». По лицу ее было видно, что речь идет о Сидоровиче.
Сплетничали, что она умеет насылать порчу и сглаз. Но Калита в подобную чертовщину не верил. Вот разве что только с помощью Зоны? – думал он, внимательно следя за Рахилью Яковлевной Нищетой. Что-то в ней его настораживало. Он не мог понять, что именно. Несколько раз он вопросительно поглядывал на своего друга детства – Александра Гена, но тот делал вид, что ничего не происходит. В общем, ситуация была неоднозначной, и Калита на всякий случай поставил свой АК-74М не дальше чем на расстоянии вытянутой руки, хотя считал возможным ситуацию, когда оружие может оказаться бесполезным. Но береженого Бог бережет.
– Так чем же Зону пытались уничтожить америкосы? – спросил Венгловский, бесконечно потея в своем кевларе.
Он потянулся, взял чайник, налил себе новую порцию чая и положил три ложки малинового варенья, полагая, что хуже уже не будет.
– Ядерной бомбой, конечно? – с усмешкой предположил Калита.
В голове Калиты, несмотря на то, что он был практик, никак не укладывалось, как можно уничтожить то, что вокруг нас: свет, огонь, воздух. В его понимании Дыра была именно такой – бессмертной. Он считал, что Зоны – это бескорыстный дар человечеству, чей-то великодушный подарок. Пусть иногда с жуткими свойствами, но дар, который нужно понять и правильно оценить. Однако, как ни странно, человечество не выработало политику в отношении Зон, потому что никто не мог сообразить, что же это такое, и ученые до сих пор спорили до хрипоты. Правда, военные готовы были действовать быстро и решительно, но, слава богу, до сих пор волю им не давали.
– Ну естественно. Чем американцы еще могут? Так у них во время пуска сгорела вся электронная начинка. А это значит! – Александр Ген в восторге поднял палец. – Это значит, что у Зоны есть сознание и она защищается!
Вот Ген, подумал Калита, он складывает мозаики. Он молодец. Он знает свое дело. Побольше бы таких гениев. Но ведь и они не всегда правы. А кто тогда?
– А ты знаешь, что наша Зона окружена средними ракетами? – спросил Калита. – Вокруг Зоны напихано установок типа «точка».
– Думаешь, будут стрелять?
– А кто его знает? Но, согласно твоей логике, следует, что Зона должна все ракеты уничтожить.
– Громко сказано! – согласился Венгловский. – Как? Это физически невозможно.
– А может, она и уничтожит? – предположил Ген. – Может, уже кто-нибудь крадется в темноте? Или какие-нибудь новые «наездники» прискачут? Моя точка зрения такова: Дыра была всегда, только она открывалась редко, а потом она создала Зону, а не наоборот.
– Чего-то врешь, молодец! – прокаркала Рахиль Яковлевна из своего глубокого кресла с высокой спинкой, потягивая душистый ром. – Ты еще скажи, что Зоны связаны между собой.
– Есть и такое предложение! – в восторге подскочил Ген, расплескав при этом себе чай на колени. – Я как раз работаю над справедливостью закона четности. Если он действительно справедлив, тогда ясно, откуда появляется Дыра.
– Откуда? – полюбопытствовал Венгловский.
– Откуда, откуда? – язвительно передразнил Ген. – Из зазеркалья!
– Брось, маловероятно! – заявил Калита. – Вчера сообщение было по телеку. Зазеркалье-то есть, конечно, но его очень мало. Не больше двух десятых процента. А если учесть, что оно размазано по всей вселенной…
– А-а-а! Вот видишь! – обрадовался Ген, перебивая его. – Есть! Есть!
– Ну может быть, и есть, – согласился Венгловский.
– Не может быть, а точно! – Ген прыгал в возбужденном состоянии, теряя достоинство.
Сколько Калита его знал, столько Ген и выдумывал свои теории. Это было его хобби, смыслом жизни. Кто-то собирал марки, кто-то коллекционировал женщин – Ген копил идеи. Иногда это занятие давало хорошие результаты. Настолько хорошие, что однажды ему присудили Нобелевскую премию в области информативных полей Зон. Его заросшая по уши физиономия долго мелькала на обложках таблоидов и в выпусках новостей. Но Ген не поехал в Стокгольм. Он проигнорировал приглашение ученой комиссии. А из племени журналистов к нему никто не смел приблизиться на расстояние пушечного выстрела, чтобы взять интервью. Постепенно о нем забыли. Казалось, ученого это только забавляло. Он не придавал своей славе никакого значения и вылезать из Зоны не собирался. Мало того, он считал, что только находясь здесь, он может творить независимо и честно. В свое время он так был увлечен Зоной, что назвал своего сына Максимом в честь героя романа «Обитаемый остров». Но где теперь этот сын? Ген подозревал, что он сделался сталкером и ушел искать Дыру в своем «обитаемом острове». Все смешалось в жизни Гена, и он, конечно, был по-своему несчастным человеком. Как, впрочем, и все мы, думал Калита. Он считал, что его друг искал смысл там, где его не было, и вообще, Калита тихо презирал всякую науку, тем более теоретическую.
– Все это так, – согласился Юра Венгловский, – но пришельцы так и остались непостижимыми. Мы даже не знаем, были ли они. Ну, может, и пролетал какой-нибудь корабль и сбросил мешок с мусором. Кто знает?
– Чего-то они часто сбрасывают одни отходы, – иронически заметила Рахиль Яковлевна, доливая себе в чай большую порцию рома.
– Да, в космосе зафиксированы какие-то странные объекты плазменного характера, – согласился Ген. – Все попытки разобраться, неизменно приводили к неумышленному абсурду. Но эта теория устарела еще во времена Стругацких и Лема, потому что никто не может выскочить из собственной истории, сколько ни побуждай его. Разве мы не пытались перетащить, например, афганцев из каменного века в век индустрии? Пытались. Что из этого вышло? До сих пор мак выращивают. Иными словами, человечество не может самостоятельно преодолеть разрыв между цивилизациями. Выходит, что мы только в начале пути. Должно быть, существуют дилеммы, о которых мы не имеем ни малейшего представления. Все дискуссии впереди. Мы только лишь заглядываем в Дыру, ковыряемся в ней палками, выискивая хабар. Большинство вещи мы невольно игнорируем. Если завтра Дыра откроется, то мы приблизимся еще на один шаг в понимании материи.
Ген устало откинулся на спинку стула. Глаза его возбужденно блестели.
– А вдруг это вообще не инопланетяне, а свойство Дыры как таковой, без логики, без всякого повода к понимаю происходящего? – хитро спросил Калита.
– Тогда нам этого не пережить, ибо это будет не информационный мир, а хаос, который требуется нормализовать. Но так как он бесконечно огромный, то скорее всего человечество погибнет.
– То есть захлебнется?.. – встревожился Калита.
– Ну что-то вроде того.
– А что вы видели прошлый раз? – спросил Венгловский и прежде чем закончил фразу, поймал себя на мысли, что в пещеру мгновенно вползла тишина.
– Как тебе сказать... – начал Калита, старательно подбирая слова.
– А чего говорить?! – удивился Ген. – То же самое, что и здесь, только солнце вращалось не с востока на запад, а наоборот.
– Я ничего подобного не видел, – заявил Калита и надулся, как мышь на крупу.
– Расскажи им, расскажи! – твердил Ген.
– Мы же договаривались, – упрекнул его Калита, – без фанатизма!
– Ну вообще-то, да… – согласился Ген и виновато посмотрел на Венгловского. – Понимаешь, в чем дело, нельзя этого говорить. Это надо увидеть. Там совсем другая структура. Скорее всего, это все же пикник на обочине, который устроили не существа, наделенные разумом, а некая материя. Еще Ницше говорил о «Бездне»: «Если ты долго вглядываешься в нее, то рано или поздно она начнет вглядываться в тебя». Мне это объяснение нравится больше. В общем, это неидеальный мир, потому что испортить его пара пустяков. Он не для людей.
– А зачем тогда мы туда премся толпой? – удивилась даже мудрая Рахиль Яковлевна Нищета, которая, казалось, на своем веку повидала все.
– А чтобы понять, – наивно объяснил Ген.
– Ну ты даешь, блин, ученый! Все запутал! Даже то, что казалось ясным и понятным. А ясным и понятным у нас был только коммунизм, – прокаркала Рахиль Яковлевна. – Щеки ее уже порозовели пропорционально количеству выпитого рома. – В любом случае, завтра все увидим, – добавила она.
– Рахиль Яковлевна, вы тоже идете?! – удивился Калита с намеком на ее возраст.
– Ну а как же? – удивилась она. – За своей долей. Имею я там свою долю или нет?
Ходили слухи, что она одна знает, как попасть в Дыру, что якобы, у нее есть свой ход. Но Калита слухам не верил. Если бы знала, то давно попала бы, думал он.
– Предупреждать надо, – проворчал разочарованный Калита, приподнимаясь.
Все было ясно: его, как пацана, обвели вокруг пальца. Узнали планы и еще кое-что. Перехитрили. Нехорошо, нехорошо, цепенея, думал он. И тут их тряхануло. Он машинально отметил время. На часах было пять двадцать.
Старуха исчезла прежде, чем он оторвал взгляд от часов, и он понял, что его так
зараз не прочитать