ври, что предсказал большую их часть. Ты ошибаешься. Вплоть до мелочей. И по крупному тоже лажаешь. Но во всем винишь не жалкий умишко, который пытается ухватить необъятное, а свои надежды. Ты боишься замахиваться на большее, просто потому что не знаешь четко – как добиться мечты. А ты просто представь, что у тебя впереди есть вероятность свернуть на такую линию судьбы!
– И что? – спросил Игорь.
– И все. Этого уже достаточно, чтобы у чуда появился крошечный шанс найти тебя. Ладно, хрен с вами, пошли на танцпол. Будете подбирать вслепую.
Реакция друзей была вялой. Как по команде, все взглянули на часы, начали мяться: кто переел, кто перепил, кто вообще не танцует – и как-то плавно сошлись во мнении, что пора по домам.
– Да вы ребята конченные… – отмахнулся Василий и, пошатываясь, отправился вниз по лестнице.
* * *
– Хорошо, что мы встретились! – сказал Кирилл, выходя из BMW Игоря.
– Да уж… – без энтузиазма согласился Богдан с заднего сиденья; а когда дверь захлопнулась, добавил: – Все забываю спросить у Кирилла, где он купил свои охренительные “розовые” очки.
Артур ухмыльнулся, нажал педаль газа; медленно повез по не спящей столице.
– Какие розовые очки? – не понял Игорь.
– Фирмы «Оптимист Дистрибьюжн», – гоготнул Богдан. – Кирилл у нас как… нет, не то чтобы дурачок… какой-то блаженный. Полублаженный! Ха-ха-ха! – на этом тема иссякла; Игорю не нравились такие разговоры. Артуру же давно перестал нравиться Богдан.
Друзья ехали по улице города в тишине, с которой уже не борется веселый Кирилл. Игорь развалился в пассажирском кресле, с пьяной ленью читая пролетающие вывески и щитки рекламы. Отражения фонарей автострады пунктиром стремятся по капоту.
Артур завел разговор:
– Игорь, скажи-ка: вот у Дани нет женщины – он в печали. У меня есть – но и я не в ажуре. У тебя-то что не так?
– Все зло от женщин, – мрачно заявил Богдан. – Когда их нет – это тоже их вина.
– Работа – моя женщина, – ответил Игорь.
– Какая ж это женщина? – изумлено вскинул брови Артур. – Она же тебе зарплату приносит, а не отбирает, ха!
– Я про то, что работа – это моя жена, моя любовница, мой дочь. Кроме работы, в моей жизни ничего и никого больше нет.
– Такова цена карьеры, – заключил Богдан. – Вроде раньше тебя это устраивало?
– Раньше… А сегодня я основательно задумался в правильности выбора.
– Да брось ты эту ипохондрию!.. И сними Васькин доширак с ушей. Что ты думаешь: что в один прекрасный день, когда защебечут птички – херакс! – и счастье наступило!.. Ишь, как захотел... Раз – и в дамки. То бишь, с дамкой, хе-хе. Перед тем, как найти Ту Самую – надобно еще и в грязи вымазаться основательно, перебирая Самых Не Тех. Не думай, что когда решишься, то сразу все получится. Это я по-дружески предостерегаю.
– Да хватит тебе, – вступился Артур. – Не всем уготованы твои грабли.
– Говоришь так, будто сам счастливчик! Если бы твоя не залетела шесть лет назад, ты бы ее бросил!
– ДА! МОЯ ЗАЛЕТЕЛА! – взорвался Артур, – А ТВОЯ ЗАЛЕТЕЛА НЕ ОТ ТЕБЯ!
– Хватит! – взмолился Игорь.
– ОСТАНОВИ МАШИНУ! – взревел Богдан. – Останови машину, Артур! Я по-хорошему прошу – останавливай!
Водитель встал у обочины.
– Богдан, прости, я виноват…
– Да пошел ты!..
Богдан толкнулся от сиденья, вышел на тротуар. Хлопок дверью – и тишина в салоне. В боковом зеркале Игорь видит, в каком напряжении уходит друг. Надо бы догнать, успокоить… Но колебания затянулись, и автомобиль поехал дальше.
– Прости, Игорь…
– Мм…
– Слушай… Я, правда, не хотел ему говорить такое… А может хотел, раз с таким жаром… да с творчеством… Э-эх… Я вот что думаю: насколько же сильно мы все измучены глубоко в душе. Какими страданиями наполнены наши сердца – ведь они болят уже физически, по себе знаю. Сколько слез и обид скопилось в нас оттого, что бытовуха заставили поверить в жестокость мира? Все доброе и наивное осмеяно, во всем подразумевается корыстная подоплека, за белой полосой неминуема черная, лечимся отравой и не считаемся ни с чувствами других, ни с собственными. Надломленные, загнанные люди…
– Это мир без надежды, без веры в прекрасное… С одними только задачами и алгоритмами…
Артур бросил благодарный взгляд на единомышленника:
– Именно. Посуди сам: мы осыпаем друг друга обидными колкостями, злимся на собственных друзей чуть ли не до драки, подолгу ссоримся, взращивая в себе неприязнь к людям. Человек – инкубатор негатива, которым себя же и разлагает. Это как в фильме «Чужой». И все мы вынашиваем злобу, и печемся он ней, как о детеныше. Ведь мы считаем ее справедливой и оправданной, готовы в любой момент доказывать ее целесообразность. А на самом деле – просто хотим решения проблем. Хотим душевного покоя. Как его добиться, если в чреве сидит инопланетянин, жрет тебя и заставляет кидаться на людей?
– Сложилось так, то тебе пришлось бросить писать книги и пойти работать ради денег. Сейчас ты психиатр, и вроде все, наконец, устаканилось. Может, вернешься к писательству?
– Я боюсь браться за литературу.
– Почему?
– Слишком поздно.
– Но почему?
– Все. Поезд ушел. И Муза уехала на нем.
– Ты просто устал…
– Да… Все мы – просто устали... Знаешь, мне искренне стыдно перед Васькой и Кирюхой. Мы для них словно балласт. Да еще лягаемся, мол, дураки вы – нет никакой свободы выбора! Мы как раки в ведре!
– Артур… Берись-ка ты писать. Я же слышу, что твоя муза никуда не уехала. Неужели сам не замечаешь? Для тебя писанина будет лекарством лучшим, чем антидепрессанты.
– Я отец и кормилец семьи. Мне некогда писать. Время – истинная цена всего. Его-то у меня и нет.
– Это не так. Ты же не труп! Подвинь дела.
– Подвинь дела!.. Разве что, семью бросить. Если я брошу работу, все равно к этому прейдет.
Игоря насторожила холодная интонация друга.
– Артур. Не вздумай бросать семью. Вспомни, какое это счастье.
– Почему тогда сам не идешь к этому счастью? – началась агрессивная оборона.
– Потому что люблю свою работу, – парировал Игорь. – Я на своем месте.
Тишина в салоне объявила ничью. Но вот Игорь решил, что сказал не все; он выпрямил локоть левой руки, сжал в кулак пальцы в кожаной перчатке. Где-то посередине бицепса он надавил пальцем, обхватил, и повернул руку на 90 градусов наружу. Раздался щелчок и электронный протез снялся с резьбы. Игорь вытянул его через рукав, который повис тряпкой ниже предплечья; положил на торпеду серую механическую руку с шарнирами локтевого сустава.
– Вот. Вот как мне с этим искать женщину?
– Как терминатор Сару Коннор. Смотришь на женщину – а над головой у нее строка статистики мелькает. Если встретишь ту самую, должна загореться зеленая надпись «Цель обнаружена»… Я тебе уже миллион раз повторял – дело не в руке, а в голове!
– А я тебе в миллион первый раз говорю об обратном!.. Вернулись фантомные боли...
Артур стал серьезным.
– Давно?
– Месяца два. После того, как начались сны.
– Что за сны?
– Мне снятся казни. Мои казни.
– Как они выглядит?
– Я четко помню каждую из них. В первый раз меня привязали за руки к опушенным кронам берез. Когда их отвязали, меня разорвало от плеча до пояса. Потом были кони вместо деревьев. Третья смерть была самой… тяжелой. Знаешь, как казнили насильников в средние века?
– Нет.
– Их раздевали, привязывали так, чтобы они висели звездой, головой вниз. А потом распиливали вдоль, начиная с орудия изнасилования.
– Твое подсознание ждет наказания.
– За что?
– На то, чтобы это выяснить, нужно несколько сеансов. Не бывает так, чтобы проблема исчезла как по мановению эбонитовой палочки. Если хочешь, я тебя запишу на прием?
– Сейчас у меня времени нет… Потом, когда закончу проект…
– Да-да… Сначала изведи себя до крайности, как свой BMW… Дело хозяйское… Будь так любезен вызови такси к своему дому. Мы уже скоро подъедем.
Еще в клубе, Артур заметил красные пятна на висках Игоря, натертые пальцами. Нервозная привычка налицо. Но если начать давить, настаивая на лечении – друг озлобится и закроется.
BMW остановился во дворе, рядом с подъездом многоэтажки. Артур заглушил мотор и оттянул ручной тормоз; тускло светится приборная панель в темноте салона.
– Послушай. Я тоже сам не знаю, чего мне хотеть и на что надеяться. Это вгоняет в депрессию. Я помню то адское время, когда я дописывал свой последний рассказ, выкраивая минуты, пока работал и подрабатывал, а дома ждала беременная жена. Я клялся и божился, что не брошу писать. Никогда. Потому что невозможно жить без вдохновения, когда познал, какое это счастье. Нельзя забыть ослепительный миг, после которого наступает творческое прозрение!.. В итоге, я сжег самого себя. Когда утром дописал рассказ, а вечером родился Валентин – я был настолько истощен… я был лишь оболочкой. Я осознал, что обязан сделать выбор между одним из своих детей. Только одного из них я физически мог вырастить. Я бросил свою Музу… Предал ее… А ты сказал сегодня, что замечаешь ее присутствие… Иногда я думаю, что наказываю сам себя, и лишь поэтому сейчас не могу писать. Потому что не имею права. Я виновен. Я истово занимаюсь самобичеванием. А вдруг я уже прощен, и хлестаю себя по привычке?
– Есть вещи, которые не прощаются.
– Но кто судит? Мы же сами себя сажаем на электрические стулья или берем “пожизненное”!
– Если бы ты бросил сына, у тебя отсудили бы алименты.
– А так я заплатил своим призванием. Годами апатии.
– Я так понимаю, что ты уже хранишь в шкафу собранные чемоданы и ждешь удобного случая…
– … Я только хотел сказать…
Зазвонил мобильник; Артур ответил. Лучи фар подкатившего такси посветили в салон BMW.
– Да… Уже вижу машину – синяя Subaru... Сейчас буду… – он убрал телефон. – … Ладно, Игоряха. Крепись. Если что – звони друзьям. Цитируя Василия – мы спасательный круг. Ну, бывай…
За Артуром хлопнула дверь. Слышно, как он сел в другую машину; и уехал. Игорь остался в тишине, наедине с паршивым желанием извиниться перед другом. Теперь он осознал, что был грубым, когда речь зашла о наказаниях.
Единственной рукой Игорь устало потер висок. Послевкусие от встречи горчит. И только алкоголю безоговорочная благодарность за ветер в голове. Пусть этот ветер нашлет сегодня сон без сновидений.
* * *
Игорь распахнул глаза и тут же зажмурился, закрываясь ладонью от палящего солнца. Он кожей ощутил жар пустыни; песок жжет голые ступни. Одежды нет.
Мужчина смотрит сквозь пальцы и видит границы пустыни – стены арены дрожат в знойном мареве. Над ними, во много раз выше них, поднимаются трибуны, заполненные бесноватой массой толпы.
Игорь понял, что сейчас умрет. Сердце заколотилось до боли. Паника охватила его рассудок, когда осознал, что убежать не сможет – в землю вбит кол, и цепь тянется к железному браслету на лодыжке.
Крик десяти тысяч глоток сливается в невыносимый гвалт; как вдруг шум затих. На почетное ложе явился надменный кесарь в драгоценной тунике. Он подошел к перилам и раскинул руки, приветствуя народ. Толпа возликовала.
– Сыны Великой Римской Империи! – торжественно провозгласил оратор, – Усмирите преждевременный пыл! Ибо сегодня вам предстоит узреть бои величайших гладиаторов Вечного Рима. Сберегите овации для своих фаворитов. Пусть услышат они ваши напутствия. Пусть услышат, как вы молитесь за их победу. Пускай боги, собравшиеся в этот
