Оллария

не несчастный, ведь о чувстве собственного достоинства тоже нельзя было забывать, на праздничном вечере юная королева улыбалась, но сдержанной улыбкой, всем, в том числе и самому Росио, когда тот повел ее танцевать. Впрочем, он и сам был сдержан, во время танца сказал ей несколько вежливо-приятных фраз, но ничего, намекающего на их ночную близость, и больше за весь вечер к ней не подходил. Катарина надеялась, что ночью все будет иначе, и она не ошиблась.
Катарина сидела на коленях у Росио в своем будуаре, и они разговаривали, время от времени прерываясь на поцелуи. Как оказалось, на следующую ночь даме принято дать отдохнуть, и Росио не стал укладывать ее в постель, но и из объятий не хотел отпускать. Его руки ласкали ее через юбки, их губы опухли от поцелуев, ночь за окном текла медленно, в такт их разговорам. Так было даже лучше. Росио сегодня был весел, добр и благодушен, так что Катарина даже осмелилась спросить его, почему все так… Почему он решил сделать так, чтобы она стала женой короля? И почему не писал ей последние месяцы. В ответ она получила прямой честный взгляд кэнналийца и слова: «Поверь, так было надо. Пока ты жена Оллара – ты защищена от всего. Я не мог жениться на тебе сам, и тому есть веские причины, о которых ты обязательно узнаешь позже.» На последнем слове голос Росио как будто дрогнул, но дальше, как Катарина ни пыталась разговорить его, он ничего не объяснил. Только попросил не поднимать эту тему больше и повторил еще раз, что она поймет все в свое время. Затем последовал очередной долгий поцелуй, а потом Росио рассказал Катарине все то, что хотела она узнать в своих письмах к нему за последний месяц, свою жизнь и произошедшие события, то, как он наконец, заключил подобие союза со своими родственниками-морисками, какие книги он прочел за это время, и как много думал он о ней, и как не переставал ее любить. Также Росио упомянул о своей дружбе со стихией Ветра. «Ветер теперь мой друг, - улыбнулся он, - Иногда он слушается меня, иногда шалит. А иногда Ветер – это я, и могу, к примеру, спрятаться в твоих волосах.» Словно в доказательство Росио зарылся лицом в полу распущенную прическу Катарины. Она не предала тогда большого значения его словам, но после вспоминала их часто.
Росио ушел только под утро, оставив в будуаре совершенно опьяневшую от поцелуев и объятий юную королеву. Он и сам был словно опьянен от их ласк. Камеристки разбудили Катарину только ко второму, позднему завтраку. Ее основательно исцелованные любовником плечи и шею пришлось укрыть за высоким воротником платья и шалью, но королева была абсолютно счастлива и не могла спрятать светящихся глаз. Они засветились еще сильнее, когда оказалось, что за вторым завтраком к королевской чете присоединился и Росио, а затем в его обществе они провели почти весь день. Молодой кэналлиец тоже знал на отлично придворный этикет и ни в чем не нарушал его, но не смотря на это вместе с ним на прогулках, обедах и прочем времяпровождении было весело, легко, радостно, впрочем, Катарине сейчас было бы достаточно и просто видеть его, чтобы испытывать все эти чувства.
Росио теперь почти не покидал дворец. Катарине особенно нравилось, когда они оставались втроем, с ним и Фердинандом, в какой-нибудь из комнат для отдыха, и он играл для них на гитаре и пел. Голос у Росио был просто волшебным, как и его руки, умело перебирающие струны. Фердинанд тоже понемногу учился играть под его присмотром, но делал это втайне от придворных и слуг, не снимая перчаток из тонкой кожи, чтобы не огрубели пальцы, и конечно, учеба продвигалась не слишком хорошо, хотя за гитару молодой король брался с азартом. Пел он неплохо, попадая в ноты и чувствуя музыку, но тембр его голоса был далеко не так красив, как у Росио. Однажды они вместе переложили один из стихов Катарины, который она когда-то показывала Росио, на тщательно подобранную музыку, и исполнили для нее вдвоем. Щеки Катарины загорелись от стыдливости, смешанной с удовольствием. Никогда она не была так счастлива, как в эти дни.
Впрочем, ночи были не хуже. Когда Росио не был с ней, то присылал ей цветы с записками, но чаще всего он ночевал в ее постели и уходил только под самое утро, оставляя ее, сладостно утомленную их любовью. О личной жизни Фердинанда Катарина ничего не знала, но предполагала, что она у него тоже была. В вечернее и ночное время король не потревожил свою супругу ни разу, как и обещал.
Радостные дни и ночи проходили быстро, сменяя один на другой. Затем настал день прощания. Росио должен был уехать в Кэналлоа, чтобы снова решать там какие-то дела с морисками. Он обещал писать Катарине, и теперь обещание свое выполнял. Ей доставляли его письма раз в несколько дней, и она тут же отвечала ему. Через некоторое время после его отъезда лекари проверяли королеву на беременность, но зачатия наследника не произошло.
Росио не было в Талиге почти месяц, и Катарина совсем извелась бы от тоски по нему, если бы не ее обязанности, поддержка матушки, Фердинанд и кансильер Август Штанцлер. Он проявлял много почтения Каролине, часто общался с ней, и Катарина невольно стала проводить время в его обществе, когда ей хотелось увидеть мать. Штанцлер был добр, учтив, с ним было интересно, но все же что-то в нем Катарине смутно не нравилось. Она поделилась своими ощущениями с Фердинандом, и тот сказал, что кансильер безобиден, но если Катарине его общество не нравится, она не обязана часто вести с ним разговоры. Каролина же попросила дочь не отталкивать Штанцлера, но, вскоре вернулся Росио, и кансильер исчез из поля зрения юной королевы, словно его и не бывало.
Снова все потекло по-прежнему. Росио проводил много времени во дворце и в обществе Фердинанда и Катарины, вот только наедине с ней иногда показывал свою печаль, которую привез с собой с Родины. На вопросы юной возлюбленной, что с ним такое, он отвечал, что не все удалось уладить, мориская родня все еще никак не успокоится. Мир был заключен, но они все время меняют условия, требуют больше, стараются тянуть одеяло на себя. Фердинанд предлагал Росио помощь Талига, но молодой соберано отчаянно стремился уладить все сам. И он действительно многое мог, мориски понимали это.    
Охота с выездным празднованием должна была отвлечь Росио от печальных мыслей. Фердинанд устроил ее для него специально. Катарина тоже должна была ехать, но в самой охоте она участвовать не собиралась, должна была ждать под натянутыми шатрами в окружении фрейлин, когда мужчины, загнавшие зверя, вернутся туда для праздника. На охоту выехал почти весь двор, включая матушку Катарины, Штанцлера, который теперь почти постоянно появлялся рядом с ней, и ее братьев.
Фердинанд и Росио вернулись довольными и воодушевленными. Ими, и другими участниками охоты в лесу было перебито немало дичи, слуги принесли трофей и сложили его на краю поляны. Росио словно бы отвел душу во время этой охоты. Он азартно участвовал во всех остальных развлечениях, которые были подготовлены для праздника, играх и танцах. В конце вечера он увел Катарину за шатры и долго и горячо целовал, обнимал и ласкал. Затем они вернулись к Фердинанду и остались в одном из шатров втроем. Росио взялся за гитару, пел красивые, пронзительные песни, но Катарина все еще ничего не понимала, она улыбалась, чувствовала себя счастливой, пока у одной из стен шатра не зашевелилось что-то… что-то, оказавшееся кем-то. Неизвестный в темном капюшоне прятался здесь все это время. Катарина вскрикнула, но прежде, чем охрана вбежала в шатер, губы Росио обагрились кровью, а чужак перерезал себе горло тем же ножом, которым только что молниеносно ударил юношу. Фердинанд выронил на пол шпагу, которую успел лишь выхватить. Убийца извивался на траве, заливая ее собственной кровью, но через несколько секунд затих. Росио стоял на ногах, кровь текла по его подбородку и шее, лицо было мертвенно бледным. Катарина с жутким криком бросилась к нему. Охранники позвали лекаря, но когда он вбежал в шатер, лечить было уже некого.
- Я вернусь, - сказал Росио Катарине, которая цеплялась за его рукав, почти обезумев от горя и ужаса, - Только жди и верь.
Он стал падать на землю, но в момент падения исчез. На траву, рядом с мертвым мориском-убийцей тихо упал его охотничий плащ с несколькими растекшимися каплями крови, но потом с ткани медленно сошли и они.
- Росио!
Катарина села на землю и прижала его плащ к своей груди. Она не могла плакать, лишь смотрела на всех расширенными глазами. Сильный порыв ветра всколыхнул шатры, метнулся в небо, к верхушкам деревьев. Катарине еще послышался голос Росио в этом порыве, затем ее подхватил вставший возле нее на колени Фердинанд, и она потеряла сознание.

Очнулась Катарина уже во дворце. Плащ Росио так и не смогли у нее отнять, она до сих пор судорожно сжимала затекшие пальцы на драгоценном куске ткани. К ней входили лекари, Фердинанд, матушка, однажды рядом с ее постелью появилось скорбное лицо Штанцлера, но Катарина не могла ни с кем разговаривать, не могла плакать, не могла ничего. Несколько дней прошли, словно в тумане.        
Потом в ее будуаре засуетились слуги. Юная королева вяло наблюдала за тем, что они делают, перебирают и складывают в сундуки ее вещи, снуют по комнатам, словно испуганные муравьи. Но через некоторое время у постели Катарины оказалась мать и все объяснила.
- Мы едем в Гайярэ, - сказала она, сжав холодные пальцы девушки своими, - Там к тебе придут слезы. А потом, ты поймешь  кое-что еще, что Росио заранее не смог тебе рассказать.
Катарина слабо кивнула. Ей было все равно. После невероятного потрясения от пережитого горя на нее навалилось безразличие ко всему, что происходило вокруг, и к тому, что собирались делать с ней.
В Гайярэ они приехали лишь с матушкой и сопровождением. Здесь для Катарины был родным каждый уголок и многое, очень многое напоминало о Росио. Слезы пришли, как и обещала Каролина, когда юная королева открыла шкатулку с письмами, которые она писала, но не отправляла ему. Слезы мук совести, стыда и досады нахлынули, когда Катарина перечитывала письма и вспоминала, как опасалась жестокости Росио, как боялась, как злилась. Теперь она рыдала над глупыми бумагами и просила у него прощения за то, что сомневалась в его чувствах и в нем самом. «Если бы я только могла тебя вернуть, - шептали ее губы, - Если бы я только могла…» Ее слезы и мольбы оставались без ответа. Каролина не трогала дочь, слуги были бесшумны и безмолвны, лишь делали для Катарины все необходимое и тут же уходили.
Слезы несколько дней лились потоком, но потом он иссяк. Горе притупилось, но желания жить дальше юная королева не ощущала. Она не хотела дальнейшей жизни без Росио и теперь понимала это очень хорошо. К вечеру того дня, как это осознание пришло к ней, Катарина вновь услышала его голос, смешанный с порывом ветра, дернувшим ставню окна ее комнаты. Он звал ее наружу из замка, и измученная девушка решила, что Росио пришел за ней, чтобы забрать ее с собой в мир выходцев, или еще куда-то, и сейчас она готова была пойти. Когда она поняла это, порыв ветра словно пробрался к ней в комнату. Он охватил ее, смеясь, Катарина могла поклясться, что услышала смех Росио. Если это был приступ безумия,