сказал!
Голова водителя вздрогнула и тут же безжизненно поникла. Но, спустя несколько секунд, она стала медленно подниматься, словно в нее, как в камеру, спустившую воздух, вновь его накачали.
- Анатолий, помоги, - сказал он, едва шевеля разбитыми губами.
Его мучитель повернулся ко мне. Я впился в него глазами. Помнил его из прежней жизни. Он был из свиты моего сватка. Кажется, кликуха его была Гая. Шалупень. Шантрапа.
- Иди-ка сюда, - я поставил дипломат с драгоценным грузом, притиснув его к стене гаража. Тело напряглось, сжал кулаки. – Иди, иди, поговорим….
- Ева, привет! – он тоже меня узнал и навстречу шагнул, вытянув руку для пожатия.
Руки я ему не подал:
- Пойдем, поговорим.
И вышел из гаража. Он следом.
- Я просил этого чудика отвезти меня на Денисово.
Гонора, как ни бывало. Тон извиняющийся. Я ломал голову – сунуть ему в хайло или так отпустить? Кажется, он это понял. Таки завладел моей рукой, затряс:
- Ева, прости. Тут у меня с Галкой нелады. Куда-то она убежала. Я, пожалуй, тоже пойду.
Гая отпустил мою руку и пошел со двора. Из-за ворот донеслось его бодрое пение.
- Вот тварь, - сказал Виктор Иванович, выйдя из гаража.
- Пойди, умойся – женщин напугаешь.
- Они уже напуганы.
В подтверждении его слов из дверей под вывеской «Редакция» показались наши женщины и Акулич.
- Как нелепо все получилось, - сказала Нина Михайловна.
- А что получилось?
- Юбилей сорвали.
- Все уходят?
- Там еще редактор, Славик с гостями.
Но редактора не было – успел смотаться раньше женщин. Все кабинеты были закрыты. Из пресс-клуба доносилось заунывное пение. Оставил в сельхозотделе дипломат, прихватил только бутылочку и двинул на звук.
- О, понимаю, - сказал одноклассник Вова. – Тридцать лет, юбилей. В этом году многие наши – юбиляры. В последний раз, когда мы виделись, ты мне не понравился – худой, сутулый, взгляд затравленный…. А сейчас ничего – в щеках раздался, взгляд орлиный. Английский тост – дуайте, френды, уипьем отки!
- То есть вернемся к тому, с чего начали, - вставил слово Славик.
Налили, выпили, закусили.
Вовка растянул меха.
- Ты же моряк? Песня юбиляру!
Славик взялся за гитару.
- Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко –
Все дальше от нашей земли….
Виталик, друг Вовы, по-бабьи истошно взвизгнув – и-и-и-и! – пошел кружить на свободном пространстве то ли «барыню», то ли «кадриль»…. но точно не «яблочко».
Не весело как-то в юбилей юбиляру. Сходил в туалет, и возвращаться в пресс-клуб не захотел. Сел в своем кабинете, уставился на телефон – позвонить что ли?
Набрал номер по памяти.
Голос Ирины:
- Але.
- Привет.
- Привет. Кто это?
- Корреспондент и ваш поклонник.
- Какой корреспондент?
- У вас много корреспондентов в поклонниках?
- Анатолий, вы? А почему вас не было после обеда? Мы еще три магазина обошли.
- Меня шеф задержал. И вообще у меня сегодня юбилей. Представляете – сидят за столом четыре мальчишки и ни одной девчонки. Хотите к нам присоединиться?
- А где вы сидите? В редакции? Ой, как интересно! Пожалуй, я сейчас приду.
- Ждем.
Достал еще одну бутылочку из дипломата и вернулся в пресс-клуб. Там все было по-прежнему – музыканты пели, Виталик плясал. Но бутылка была пуста.
- Сейчас к нам в гости придет барышня – прошу не пошлить.
- Какая барышня? – Славик вскочил и забегал по комнате, хмуря брови.
Я подогрел интерес:
- Не скажу, что обыкновенная, но никакая фантазия не способна нарисовать вам ее красоту.
Голова Виталика упала на грудь, но всего лишь на мгновение. Неуклюжими и медленными движениями он поднялся со стула и стоял, молча глядя перед собой остекленевшими глазами.
- Кажется, я становлюсь обузой.
В наступившем молчании последняя фраза продолжала эхом звучать в воздухе.
- Не спать! Не спать! Только не здесь! – засуетился Славик. – Знаете, что потом будет от шефа.
Виталик очнулся, но очнулся, словно в другом измерении. Вот что он выдал:
- Время и пространство сами врачуют себя, а люди помнят лишь версии событий.
Славик вытолкал друзей в коридор. Там они построились в шеренгу – Вовик с аккордеоном и Славик с гитарой по бокам, а в центре Виталик, обняв их за плечи. Двинулись с песней на выход:
- Поpа поpа поpадуемся
На своем веку
Красавице и кубку
Счастливому клинку….
Навстречу красавица. Испугалась и хотела повернуть назад.
- Ира, я здесь! – закричал с порога пресс-клуба. – Сюда проходи.
Она посторонилась, пропуская «мушкетеров».
Мы остались одни. Сели за стол. Я скрутил пробку с бутылки:
- Выпьем? Есть повод.
Ира подняла наполненную рюмку:
- Расскажи про него.
- Мне исполнилось тридцать лет.
- Поздравляю! За мной подарок.
- Тогда на брудершафт, чтобы перейти на «ты»?
Спустя какие-то мгновения наши губы соприкоснулись.
Заходящее солнце, прервав пелену туч, бросило прощальный луч в окно пресс-клуба. В его конусе видны были кружащиеся в воздухе пылинки. Сбросив подшивки газет на пол, мы отчаянно целовались в кресле. Все шло к тому, что газеты на полу скоро станут нам ложем. И тут появилась уборщица. Оцепенела в дверях. По выражению ее лица, можно было предположить, что такое она увидела впервые. Хотя сомневаюсь – застолья в редакции не так уж редки. А то, что девица у меня на коленях – вполне житейское дело.
Наконец, придя в себя, она задвигалась – начала убирать со стола.
Я нашел, что сказать:
- Все разошлись, а ключа не оставили – мы ждали вас.
- Музыку включить? – спросил, уходя.
Но техничка, как молча вошла, так и молчала.
С дипломатом в руке и с Ириной под ручку вышли на улицу.
- Куда пойдем? – это она.
- Накрылась любовь, а я ждал подарка.
Действительно, так на душе погано – сам себе казался старой клячей, чью дубленую шкуру дырявят оводы, а жаждал нежных девичьих ласк.
- Ладно, не хныч! Сказала – подарок, значит, будет подарок.
Она привела меня на стадион. Кого здесь можно увидеть ненастным днем в конце сентября? Да никого. Мы забрались в будку у борта хоккейной коробки. Расстегнув замок, Ира освободила мою плоть из плена брюк. Сама же уселась ко мне на колени, прикрыв полами плаща все непотребное постороннему взгляду. И двигаться стала, тихонько постанывая. Мне ее стоны казались музыкой: музыкой самой жизни – песней луча, пляшущего по ряби вод, поднятой ветерком и приливом; песней земли, солнцем согретой. Бесконечная музыка….
- Ты кончать думаешь? - спросила Ира, обернувшись ко мне.
Она подустала. Я покачал головой – не получается.
Потом мы гуляли по Увелке. Сидели на вокзале, укрываясь от дождя – нудного и мелкого. Пили водку из бутылки, закусывая пряниками из вагон-ресторана проходящего поезда. Ближе к полуночи Ира сказала:
- Пора.
Мы пришли к ее дому. Зашли в подъезд, поднялись на второй этаж. Тихо открыли дверь.
- Тс-с-с… подожди, я сейчас посмотрю, - шепнула Ира на ухо мне.
Вернулась.
- Мама спит. Обувь снимай, за мной и на цыпочках.
Мы прокрались в ее комнату.
- Раздевайся.
Ира расправила постель и разделась сама.
- Ну, если здесь не получится, я убью тебя, чтоб не мучился.
Все у нас получилось.
Перед рассветом меня разбудили.
- Топай до хазы, - Ирин шепот. – Скоро мама проснется.
Проводила меня до двери и чмокнула на пороге:
- Будем встречаться?
- Обязательно.
Но, кажется, я поспешил с обещанием.
Дома мама сказала:
- Ольга звонила несколько раз – где ты шатаешься?
Я застыл в дверях и взглядом, полным недоверия, смотрел на нее.
- Что сказала?
- С тобой хотела поговорить.
- Поздравить, наверное – ничего сложного, - сказал рассеяно.
- Отец психует, - мама кивнула на двери темной горницы.
- Спасибо, - ответил я и побрел в свою комнату.
Наверное, надо рассказать, почему отец психует, а мама волнуется. Поехал Егор Кузьмич к Ольге Викторовне за жизнь поговорить – мол, так и так, бермуды свои кончайте: дите у вас, хватит дурить и давайте сходитесь. Снохи не было, а девчонки в комнате разыграли перед угрюмым стариком сценку типа «а я маленькая бяка». Знаю подружек своей жены, и отцу не поверил, что в студенческой комнате все было непонарошку. Не дождавшись Ляльки, отец ринулся в ближайший суд – отбирать мальца у негодной матери. Но там сказали – от вас заявления не примем, пусть напишет отец. Он вернулся и на меня, а я – никогда не стану врагом матери моего сына. Короче, горшки разбили и перестали общаться. Я уж подумывал – квартиру, где снять?
Потом встречает меня сотрудница отдела опеки Увельского райисполкома.
- Вы – Анатолий Агарков? Ваш отец обращался к нам по поводу вашего сына. Что скажете?
- Не обращайте внимания – блажит старик. У моего сына нормальная мать.
В девять часов она позвонила, не дав мне поспать.
- Привет! С юбилеем.
- Спасибо. Как Витя?
- На Розе. Хочешь, мы с ним приедем к тебе?
- Зачем?
- Поздравить. Или не хочешь?
- Ну, отчего ж? Приезжайте. Вас встретить?
- Хорошо бы, но я не знаю, как будем мы добираться – ведь я в Челябинске еще.
- До встречи.
- Пока.
Сон пропал. Включаем мозги. Лялька едет сюда – для чего? почему? С юбилеем поздравить? Так ведь вроде уже. Может быть, наконец, поняла, что натворила, и спешит исправить свои ошибки? Но ведь, сколько воды утекло в мутный Стикс. Есть ли точка возврата? Только одна – у нас общий сын. А сколько же невозврата? Гораздо больше, чем можно представить – любовь прошла; обид через край; Лялька к городу прикипела, мне в селе гораздо милей; она диплом защищает – её карьера заводская манит, мне в газете здесь хорошо; что еще? Не может она всего этого не понимать. Или так уверена в неотразимости своего обаяния? Нет, вряд ли. Скорее всего…. Но как это не похоже на прежнюю Ольгу! Скорее всего, она едет унизить моего отца – мол, чего ты добился, старый хер? за что боролся, на то и напоролся!
Было прекрасное утро бабьего лета – с сада тянуло ароматом поздних цветов, а с Займища долетал порывистый легкий ветерок, принося запахи полыни и чабреца. Отец, не спеша, по-стариковски копался в саду. А в голове моей зрел коварный план.
Я позвонил сестре:
- Теть Люсь, ты можешь пригласить к себе деда и продержать его там до вечера?
Объяснил ей причину, для чего это надо. Сестра не поверила в мои домыслы, но согласилась помочь. Перезвонила, и к обеду Егор Кузьмич засобирался. Попенял мне, нарушив недельное молчание:
- Вот ведь, старше тебя и своим хозяйством живет, а чуть что – папа, приди, подскажи.
- Мне до нее далеко, - согласился со вздохом.
Отец не услышал:
- Что ты сказал?
- Так, ничего. Мысли вслух.
Проводив отца, стали с мамой поджидать Ольгу и Витю.
В половине четвертого на нашей улице появились молодая женщина с маленьким мальчиком. Поднявшись с лавочки, я смотрел на них, пытаясь разглядеть лица. Витя раньше меня узнал и припустил бежать. И я к нему. Он прыгнул мне в руки. Я подкинул его, поймал, прижал. Мы были счастливы!
Мама с Лялькой сердечно расцеловались.
Накрыли стол. Я достал из холодильника шампанское.
Предваряя расспросы, шепнул жене:
- Дед в санатории по путевке инвалида войны.
Ольга маме:
- Я ненадолго. Вот внука вам привезла – на недельку отпросила из детского сада. Юбиляра поздравила. А теперь, поскольку добрую миссию исполнила, кажется, я заслужила ваших замечательных грибочков, Анна Егоровна. Что вы на это скажите?
У меня не было на сей счет никаких соображений, ибо в эту минуту с невыразимым изумлением смотрел на свою жену.
Мама
лучше получаюься!