Глава 3. Эпизоды Образцовой биографии

бедняжка.
Третье событие выпало на июнь, ровно на день рождения Даши.
С утра поехала она в город, чтобы купить торт в «Севере» и еще что-нибудь вкусного на вечер к приходу мужа.
А накануне у Власовых выдалась трудная ночь.
Игорь с вечера, как обычно, напился, чем вызвал очередной всплеск злобы Натальи:
- Тряпка ты, только и можешь, что водку жрать.
- Отстань, - вяло отбивался муж.
- Когда, наконец, с Ленькой поговоришь? Сколько еще нам тут в нищете прозябать?
- Дура, ты и так живешь как сыр в масле.
- Это я дура!? Тебя за дерьмо держат, а ты и сказать боишься. Потребуй у него доли, иначе поздно будет. Хочешь, чтобы я поговорила? Совсем ни на что не способен! Уж если я поговорю, то всем тошно станет!
И в том же духе долго диалог продолжался, не новый диалог, уже сколько лет Наталья пыталась заставить мужа потребовать от Леонида выделить Игорю долю в деле, но Игорь боялся и Леонида и всей жизни, которой жил. Наталья молчала о своей неудачной попытке поднять этот вопрос перед Образцовым, но была уверена, что вода камень точит, и, сели бы Власов поднимал этот вопрос регулярно, то давно бы уже добился своего.
Но опять все закончилось впустую.
И вот, бредя по Невскому после бессонной ночи, обозленная на весь свет, Наталья столкнулась нос к носу с Дашей.
- Здравствуй, Наташа,  - обрадовалась Даша: - Как поживаешь? Давно не виделись.
Не выдержали Натальины нервы, сорвалась с полуоборота и прямо посреди тротуара, не сходя с места, выложила ошеломленной Дарье все, что знала: и про вранье Леонида по поводу работы в Университете, и про подпольный бизнес, и про баб, с которыми он спал, и про то, что с ней переспал, с каждым словом убеждая себя в том, что Леонид ни чем не лучше ее Игоря, а, закончив, прошла мимо сгорбившейся и постаревшей за эти минуты Даши с гордо поднятой головой – даже на душе стало легче.
Как в тумане доехала Даша на улицу Чайковского в здание Экономического факультета Университета, побывала и  в деканате и в отделе кадров, но нет и не было никогда на факультете сотрудника – Образцова Леонида Александровича, не было и никакой группы, работающей на правительство.
В том же тумане она добралась до вокзала, села в электричку, припав лбом к стеклу, глядя, не видя, на пролетавшие за окном пейзажи. Потом встрепенулась, достала из сумочки записную книжку, вырвала листок и начала писать письмо Леониду, понимая, что не будет у нее сил с ним говорить.
В Зеленогорске она сначала пошла к автобусным остановкам, но потом передумала, не хотела встретить никого знакомого, и, развернувшись, пошла пешком в сторону дома через пути, не услышала она, как за ее спиной тронулся маневровый тепловоз, да и удара не почувствовала, сразу сознание потеряла.

Провел в районе Невского проспекта этот день, точнее вечер, и Леонид.
Оставив машину напротив Суворовского училища, он поднялся на второй этаж Садовой линии Гостиного Двора, прошел в отдел детской одежды, оттуда, через неприметную дверь между двумя кассами в коридор администрации универмага, откуда по лестнице на третий этаж, и двинулся вдоль складов по гулким доскам пола в сторону Невской линии. Там он зашел в дверь, но которой белой краской было написано: «Склад 102», организованный в восьмидесятом году для хранения изделий с олимпийской символикой, а после завершения Олимпиады перепрофилированный в склад «хрусталя». Последние годы он всегда покупал подарок Даше на ее день рождения именно здесь.
Аккуратно уложив сверток с подарком на заднее сиденье, поехал домой, который встретил его звенящей пустотой комнат, отсутствием привычных ароматов ужина, стуком в окно и появлением в дверях заплаканной физиономии соседки:
- Дарья в больнице. Под поезд попала.
Не слушая дальше, Леонид, как был босиком и майке выскочил во двор, следом за его «Волгой» поднялись клубы пыли.
В приемном покое он метался их угла в угол, дожидаясь вызванного врача.
- Не волнуйтесь, - объяснял тот, уперев руку в грудь Леонида, чтобы пресечь его попытки прорваться внутрь больницы: - Жизни ее угрозы нет. Вот с ногой не знаю, что будет, утром все решится.
- Дайте мне к ней пройти! Пусти меня, кто ты такой!? - кричал Леонид, напирая на врача.
- К ней нельзя, она никого не хочет видеть, - еще тише и спокойнее продолжал врач.
- Но я муж! Дай пройти!
- Тем более, именно вас она и просила не пускать, - сказал уже совсем тихо и почти по слогам.
- Это как!?
- У нее, видимо, сильнейший стресс. Так что, не надо ей лишних волнений, поезжайте домой, приезжайте утром. Она согласилась только с милицией поговорить.
- Зачем?
- Но они же обязаны дознание провести. Выяснить обстоятельства. Хотя там очевидный несчастный случай. Заберите ее вещи и езжайте домой. Утром, часам к одиннадцати, приезжайте.
Медсестра отдала Леониду сверток с одеждой Даши и ее сумочку. Он, как в тумане, вышел на улицу, сел в машину, растерянно глядя на вещи в руках.
Дома первым делом, он открыл трясущимися руками бутылку коньяка, плеснул себе полстакана и выпил одним глотком, потом повторил эти действия и, выдохнув, опустился на стул. Потом вскочил, развернул сверток, вытащил Дашины блузку и кофточку (юбки и туфель не было), блузку аккуратно повесил в шкаф, кофту, расправив и встряхнув – на спинку стула. Из маленького накладного кармана кофты на пол полетел, медленно планируя, листок, вырванный из записной книжки.
Леонид наклонился, поднял,  расправил бумагу и увидел неровные, пляшущие строки почерка жены, которые расплывались в глазах.
Включил свет, опять сел на стул и начал читать.
Первый раз прочитал, быстро пробегая строки, как передовицу в обязательной газете, особенно не вникая в смысл слов, как будто его это и не касается, видать, защитная реакция включилась.
Размеренно и спокойно налил полный стакан, выпил его не спеша, но и не отрываясь, разгладил листок на столе, водя по нему ладонью, склонился к тексту и начал медленно перечитывать, чувствуя, что с каждым прочитанным словом сердце его начинает биться все реже и реже, а  уже после «ты положил в основу наших отношений ложь и предательство» оно совсем остановилось.

Проснулся он рано, как только сердце опять запустилось, еще стояла за окном туманная дымка рассвета, сменившего белую ночь. Он замерз, дверь была распахнута, вчера за собой не закрыл. Руки по команде подсознания, еще до того, как сознание вернуло в память вчерашний день, потянулись к бутылке, где на дне еще плескались несколько глотков напитка, вылили все это в стакан и понесли стакан ко рту, но…
Сознание, простившись со сном, вернуло ему отчетливое воспоминание о том, с кем в долгой беседе провел он эту по-летнему короткую ленинградскую ночь, а главное воскресило все, что он во время этой беседы услышал и понял. Стакан замер, почти припав к губам, подождал и со стуком опустился на стол.
Леонид встал, аккуратно сложил Дашину записку и убрал ее в карман кофточки.
До половины одиннадцатого он неподвижно сидел, глядя на настенные часы с маленьким маятником, висевшие рядом с углом, где так и остались после Дашиной мамы иконы.
Потом поднялся, умылся, побрился, оделся и уехал в больницу, где ему с сожалением объяснили, что спасти ногу жены не удастся, и что ее перевели в одну из городских больниц.
В этой больнице он бывал каждый день, слыша одно и тоже: «Ваша жена просила, вас к ней не пускать».
В какой-то из дней, Леонид не вел им счета, к нему вышел врач:
- Вам надо получить в регистратуре справку об ампутации и ехать в СОБЕС, там хлопотать о протезе. Дело это не быстрое, так что чем раньше начнете, тем лучше.
- Спасибо, - Леонид пожал врачу руку и отправился в регистратуру, провожаемый удивленным взглядом.
Около СОБЕСа было не припарковаться, висел знак, и Леониду пришлось уехать достаточно далеко, где можно было оставить машину, хотя раньше он бы остановился там, где удобнее – «штрафы у нас дешевле, чем цена моего шага» - шутил он.
Он встал в хвост длинной очереди к нужному инспектору и безропотно слушал беседы, сводящихся к жалобам на собачью жизнь, людей, обреченных попасть в сферу услуг СОБЕСа.
Инспектор, розовощекая молодая женщина, со взглядом человека готового в любую минуту ответить хамством на нижайшую просьбу, огорошила его:
- Нет протезов. Могу в очередь записать.
- Длинная? – спросил Леонид.
- Года на два.
- А как же все это время?
- Ну, молодой человек, нынче у нас не развитой социализм с плановым хозяйством, а социализм с человеческим лицом, так что о ногах никто не думает,  - ухмыльнулась она, но, приглядевшись не к его изможденному и бледному лицу, а к его прикиду, посоветовала: - Есть один выход. Человечек есть, могу помочь, если вы не против, - и выжидающе глянула на Леонида.
Леонид сглотнул неожиданно подступившую тошноту, а руки, тем временем, привычно распахнули бумажник и кинули на стол пару купюр.
- Записывайте.
По указанному адресу его встретил молодой веселый человек:
- Вам какой? Колено оставили?
- Да.
- Ясно. Нога одна?
- В смысле?
- Ну,  ампутировали одну?
- Да.
-  Отлично, - мужчина назвал цену: - Да не пугайтесь, это ж не мне одному, нынче много с кем делить приходится.
- Сколько? – вздохнул Леонид.
- Я же сказал, - мужчина с удивлением посмотрел на посетителя.
- Сколько их у вас есть?
- Вы же сказали, что вам один нужен.
- Сколько у тебя есть, сволочь!? – Леонид сам вздрогнул от промелькнувшего в тоне, привычного за последние годы, металла уверенно чувствующего себя хозяином жизни человека.
- Пять, - ответил мужчина, отшатнувшись от Леонида и даже, по привычке, выпрямив спину.
Оттуда он поехал в ателье. Встреченный опущенными взглядами сотрудниц, прошел в свой кабинет, открыл сейф, схватил, не глядя, несколько пачек купюр, запер дверцу и уехал.
Погрузив в багажник машины пять протезов и прилагающиеся к ним костыли («Мужик, ты купи и костыли, они же не смогут сразу-то в протезах бегать»), поехал первым делом в больницу.
- Вы не говорите, что от меня, - объяснял Леонид врачу, который, выпучив глаза, смотрел на человека, решившего за один день проблему, с которой люди мучались месяцами и годами: - Скажите, что это так полагается. Я вас очень прошу, помогите мне.  
- Хорошо, конечно, не волнуйтесь.
На следующий день Леонид опять посетил СОБЕС. Отстояв и отсидев в длинной очереди, вошел в кабинет розовощекой.
- Что не нашли? – удивленно вперилась она в него взглядом.
- Нашел.
- Что тогда надо?
- Адреса.
- Какие?
- Кто там еще в очереди есть?
- Ну, знаете, это информация не для оглашения. У людей трагедии, а вы лезете. Надо же сочувствие иметь.
- Давай, - Леонид бросил на стол, веером разлетевшиеся, деньги.
Розовощекая стала пунцовой, в глазах защелкал арифмометр, результатом подсчетов стал список с адресами.
Выйдя на улицу, Леонид стал внимательно изучать список. В это время к нему, низко кланяясь, подошел старик в лохмотьях и, изогнув шею так, чтобы заглянуть своим сморщенно-морщинистым лицом в глаза, склоненные над листом бумаги, спросил:
- Подай, добрый человек, на пропитание. Не дай сдохнуть с голоду.
- Не мешай! – нервно отмахнулся Леонид.
Старик побрел дальше и свернул в подворотню.
Леонида как электрическим разрядом пронзило, что делаешь? Где он?
Огляделся и бросился в подворотню, нагнал старика, тот отшатнулся, прижался к стене.
- На, извини, задумался, - Леонид протянул