– тихо сказал Костя, приближаясь к трупу. – И больше ни о чём не говори.
– Какая стрельба?.. – удивилась она.
– Услышишь...
Тараса Ямпала с подозрением уставился на них, но ничего не понял.
– Когда я подойду, – сказал Костя, – спрашивай у меня, что мы видим. Я отвечу, потом быстро идём к следующему.
Завета кивнула. Лицо её сделалось напряженным. Она всё поняла или сделал вид, что поняла.
– Мы видим человека, – заговорил Костя, – убитого, по всей вероятности, месяца два назад. Невозможно сказать, кто и какой он национальности.
– Э-э-э… – раздалось в наушнике, – говори, что это щирый украинец.
– Несомненно, он местный житель, – сказала в микрофон Завета. – Что ещё можно добавить, если подойдём и посмотрим поближе? Удастся ли нам понять, кто он такой?
Костя даже слегка удивился. Завета, которая ни разу не занималась интервьюированием, делал это блестяще.
– По усам и «оселедцу» на голове, – Костя заставил себя присесть над трупом, который лежал ничком. Кожа на лысой голове треснула и виднелся кость. Тяжелый запах тлена ударил в ноздри, – можно сделать вывод, что этот человек принадлежит к определенной культуре, распространенной на западе Украины.
– Конкретней, конкретней! – потребовал Каюров. – Не мямли!
Сашка приблизил камеру и работал трансфокатором. На лице у него застыла маска брезгливости.
– Вероятнее всего, это человек, генетически принадлежащий к украинской нации, – заставил себя произнести Костя, хотя он знал, что никакой украинской нации не существует и что это всего лишь пропаганды «оранжевой» власти, которая сделала политический заказ харьковский генетикам, которые выявили так называемый «украинский ген», а информационное агентство «Regnum» в свою очередь лихо раструбили об этом эпохальном открытии на весь белый свет.
Если западные украинцы носят длинные, опущенные вниз усы, это значит, что они всего лишь «титульная нация», подумал Костя.
Они с Заветой двинулись к следующим трупам. Ближайший из них лежал под елью. Лица его тоже было закрыто травой, зато был виден бритый затылок.
Костя сказал, делая знак Сашке, взять крупный план и одновременно обращаясь к Завете:
– Мы здесь тоже видим гражданское лицо, судя по затылку и «оселедцу» – западно-украинской национальности…
– Точнее! – раздалось в наушнике, – скажи, что он типичный украинец.
– Да, можно сказать, что типичный украинец, я не могу посмотреть его лицо и не вижу характерных усов, но уверен, что это человек, который говорил на украинском языке.
– Отлично! – сказал Каюров, которому было наплевать на логику репортажа. – Теперь идём к третьему.
Костя оглянулся: Тарас Ямпал всё так же настороженно следил за малейшим его движением, похоже, он вообще, был человеком подозрительным, Балаков сидел на корточках рядом с Каюровым и наблюдал за обстановкой по экрану. Глуповатый этномутанта, который подался в лес, беспокоил Костю больше всего, потому что его было плохо видно.
– Не забудь… – ещё раз напомнил Каюров, – когда закончишь репортаж, сказать, что вы из Москвы, телевидение «Рен-тиви».
– Хорошо, – покорно отозвался Костя.
Тарас Ямпал иезуитски улыбнулся, даже скорее ощерился. Завета же, как показалось Косте, взглянула на него с ненавистью. Третий труп навзничь лежал сбоку от дороги. Рот у него был оскален, а единственный глаз, не тронутый воронами, глядел в небо, словно вымаливая прощение. Косте даже стало не по себе, хотя он видел много трупов, но никогда не делал репортаж с ними.
Этот подснежник был колоритнее предыдущих – в натовской форме, в бейсболке с трезубцем. Костя сразу навострил уши. Значок, правда, ещё ни о чём не говорит, подумал он. И вдруг увидел то, о чём и мечтать не смел. Труп лежал на винтовке М-16. Её характерный ствол торчал сбоку и был плохо заметен. Поэтому винтовку никто и не прибрал, понял Костя и обернулся к Завете.
– Мы подошли к третьему убитому, и, похоже, это то, чего мы искали, – сказала она.
– Да, – кивнул Костя. – Можно ли определить, кто это такой? Судя по всему, этот человек тоже из Западной Украины. – Если мы снимем с него шапку, то хорошо будет заметно характерный «оселедец».
Сашка приблизился и снимал почти в упор. Лицо у него при этом было абсолютно диким.
– Но что это? – спросил Костя, и почувствовал, что говорит торжественно, как на митинге. – Вы хорошо видите, что под трупом американская штурмовая винтовка М-16. Как она могла оказаться в руках мирного жителя?
– Где? – удивленно спросил Тарас Ямпал и, отстранив Костю, наклонился над трупом.
Этот был тот момент, которого Костя так долго ждал. Он выхватил пистолет, передернул затвор и выстрелил Тарасу Ямпалу в голову. Вместе с кровью в стороны полетели куски кости, волосы и кожа. Ямпал ещё не коснулся земли, как Игорь выхватил из его рук АКМ.
– Беги! – крикнул Костя Завете и выстрелил два раза в глуповатого этномутанта, который шарахался на склоне, как лось в чаще.
Убил ли он в него, Костя не понял, а только выпрямился и, стреляя на ходу, побежал к Балакову и Каюрову. Он никак не мог попасть в них. Пули ложились справа и слева и вспарывали песок у их ног. Балаков, который был моложе и быстрей, чем Каюров, всё пытался подняться на ноги, но каждая последующая пуля заставляла его напротив пригибаться всё ниже и ниже, и когда он всё-таки вскочил, Костя наконец в него и попал – слишком большой и нескладной он был мишенью. Балаков словно только этого и ждал. Он сложился, как циркуль, и рухнул на песок.
Только после этого у Костя за спиной заговорил АКМ и вдребезги разнёс ноутбук на коленях у Каюров. Сам Каюров как сидел, вжав голову в плечи, так и умер, опрокинувшись на бок.
Мимо пронёсся Сашка с ошалелыми глазами.
– Куда?! – успел крикнуть Костя.
В этот момент с «хаммера» и застрочил пулемет, и Костя, который стоял лицом к машине, ощутил, как его очень сильно ударили в живот, как раз туда, где висел бинокль.
Следующие несколько минут весь мир у него превратился в комок боли. Он катался по дороге и не мог сделать вдоха. А пулемет на «хаммере» всё стрелял и стрелял. И вдруг захлебнулся на самой высокой ноте. Только после этого, вместе с первым вздохом, который сумел сделать Костя, он понял, что слышит длинный протяжный взрыв, и что этот взрыв был бесконечно долгим, и что он всё звучит и звучит в ушах, а потом внезапно сменился громким звуком вертолёта, и его тень, длинная, как крокодил, промелькнула над дорогой.
– Сейчас… сейчас… – услышал Костя знакомый голос, и в его поле зрения вплыло немного растерянное лицо Сашки Тулупова, и сразу же он увидел Игоря Божко, который почему-то старался глядеть не туда, где у Костя засела бесконечно-огромная боль, а исключительно в его лицо.
Потом набежали свои в камуфляжной форме. Ему сделали укол. Боль куда-то пропала, хоть танцуй. Он даже попытался встать, но его уложили на носилки, понесли по ухабам между молодых сосен и сунули в вертолёт.
Костя хотел спросить о чём-то важном, отчего, должно быть, зависла его жизнь, но вокруг были только чужие лица, и он растерянно перебегал с одного на другое и не находил объяснения своему недоумении.
– Повезло тебе, – по-деловому сказал санитар, который перевязывал его, а затем поставил капельницу. – Если бы не бинокль, разворотило бы до позвоночника. А так рана совсем пустякова. Заштопают в мгновении ока.
Успокаивает, не поверил Костя и спросил, словно выплеснул все свои страхи.
– А где?...
– Что где?.. – наклонился к его губам санитар.
– Девушка… – сказал Костя так громко, чтобы его услышали сквозь рёв двигателя. – Здесь была девушка…
– Девушка была, – согласился, почему-то оглядываясь, санитар.
– Здесь я… здесь… – услышал Костя её чудесный, грудной голос.
Завета села рядом, взяла его за руку, они полетели.
Конец.
Март-апрель, сентябрь-ноябрь 2010.
