проворонили… – рассказывал он с тем юмором, которым пытаются оправдать собственный промах. – Эти в наглую стали высаживаться на перрон. Балакали-то по-нашему, по-русски, а оказались бандеровцами из СНА , «наци» из других организаций и этномутанты. Последние отличались деградированным сознанием трехлетнего ребенка. Они были фанатичнее националистов, потому что их держали на амфетамине. Насадишь его на клинок, а он железо грызёт и улыбается – боли не чувствует. Три дня бой шёл. Дело доходило до рукопашной. Но дальше рынка их не пустили. А вчера окончательно разогнали по окрестностям. Так что вы смотрите в оба.
Костя в него вцепился и заставил всё повторить на диктофон, но получилось не так, как в первый раз, потерялась свежесть восприятия. Ладно, потом сделаю конфетку, решил он, если получится, в чём он сомневался: Серомаха чего-то не договаривал. Обычно за этим кроются не очень доблестные поступки, думал Костя, как то: добивание пленных и другие экзотические «штучки», о чём Серомаха говорить не хотел. Ну не хочет, так не хочет, подумал Костя, нам-то что?
Капитан ушёл, а консервы оказались малость тухлыми. Но и этому были рады, потому что не ели два дня. Жаль, только хлеба не было. Консервы открыли, свалили в таз и прокипятили с уксусом, а потом сожрали в течение пяти минут, только ложки застучали, словно пулеметная трель.
Ночь прошла относительно тихо. Стреляли только где-то на окраине в районе стадиона «Монолит». В южной части города летал неизвестный самолёт. К рассвету полыхнуло со стороны Макеевки, но быстро погасло.
– Должно быть, ракета упала, – сказал кто-то, зевая.
Костя спал, как убитый. Ему снилась Москва и Марьина роща, где он жил, ну и конечно, Ирка Понамарева, соблазнительная, в неге, с крепкими грудями, которая разрешала делать Косте то, что обычно не разрешала. Он проснулся, ощущая её тела, и несколько мгновение не мог понять, что он находится в подвале. Реальность оказалась всё же похуже сна. В противоположном углу горел костёр, вокруг которого грелась смена часовых.
***
Утром, когда они завтракали, вернулись разведчики во главе с долговязым Сарайкиным, который был кадровым военным из-под Тулы, но застрял у родственников в Донецке. Марков долго что-то с ними обсуждал в самом дальнем углу подвала, а потом подошёл и сказал:
– У противника появились танки.
– В смысле?.. – удивились все, даже те, кто спали после ночного караула.
Новость была очень плохой, настолько плохой, что коренным образом меняла все планы обороны.
– В смысле «леопарды», – сказал Марков самым обыденным голосом, словно речь шла о месячных щенках породы тейлацин.
Все сразу приуныли и подумали: «Хотя бы наши что-нибудь сбросили…» Только Сашка Тулупов по молодости лет беспечно воскликнул:
– Вот бы снять один!
– Кто о чём, а вшивый о бане, – заметил Марков.
Сашка Тулупов предпочел, чтобы его больше не замечали. Действительно, чего хорошего, если тебя начнут давить танками.
– Выходит, Германия припёрлась? – удивился Костя.
– Ты не забывай, что они все в НАТО, – сказал Марков, – с афганцами разделались, Иран завалили вместе с Бушером, с Ливией расправились, надо же с кем-то дальше воевать, а то кризис их прикончит в мгновении ока!
– Ну да… ну да… – согласился Костя, думая, как бы половчее связать это всё с местными событиями. – Я думал, мы только с америкосами столкнёмся. Что думаешь делать?
– А что делать?.. – удивился его наивности Марков. – Артиллерии нет. «Корнетов» кот наплакал. С РПГ много не навоюешь. Минировать дороги надо! Всё что можем сделать в нашей ситуации. Мосты все повзрываем к чёртовой матери, иначе не продержимся.
Марков только не добавил: «До прихода наших». Все об этом думали, все об этом мечтали и с надеждой прислушивались, но на востоке после непродолжительного гула было тихо-тихо, вроде там и Россия не лежала, а простилались дикие земли.
Нам так и так не продержаться, думал Костя. Воевать с кадровой армией хуже нет. Перебьют всех, как в Ливии, своим высокоточным оружием. А потом решил не думать об этом, всё равно ясно, что с танками дело дрянь, потому что танки – это тоже очень серьезно. Даже когда у нашего Т-90 кончились снаряды, стоило Шмалько было повернуть ствол в сторону противника, как он тактично замолкал и расползался по развалинам. Но снарядов не было. Обыскали все доступные склады. Воинскую часть на улице Щорса прочесали вдоль и поперек. Нашли только старый пластит, автоматы, противогазы и «оранжевые» флаги, которые ту же пустили на портянки – уж очень из добротной ткани они были сделаны.
– Есть ещё воинская часть слева от аэропорта. Но она, должно быть, захвачена, – предположил Марков.
– Это радиотехнический дивизион, – сказала Божко, который всё знал. – Но вот в одном месте на Азотном, в низине у речки Вонючки, где до сих пор подземные склады РАВ , могут быть снаряды, ну и взрывчатка, естественно.
– Ну что, смотаешься туда?.. – спросил Марков.
– Конечно, смотаюсь, – согласился Костя. – За одно живой репортаж организуем. На Азотном кряж, удобное место.
– Ну и ладненько. К вечеру вернётесь?..
– Надеюсь, – сказал Костя и поплевал три раза через левое плечо.
Он почему-то понял, что они видят друг друга последний раз в жизни. Да ладно, подумал он, так не бывает. И тут же забыл о своих предчувствиях, хотя они его редко подводили.
Игорь Божко куда-то сбегал и вернулся, в новом разгрузочном жилете, перепоясанный крест накрест пулемётными лентами, с пулеметом ПКМ в одной руке и огромной винтовкой В-94 – в другой. На поясе у него висел остро заточенный охотничий нож. Костя невольно залюбовался – высокий, статный, с косичкой, Игорь был воплощением русского богатыря, правда, немного с попорченной психикой, но с этим можно было мириться. К тому же Игорь обладал таким звериный чутьём на всякого рода опасности, что один стоил десятерых. В общем-то, они с Саней к нему невольно прислушивались, во всем полагаясь на его военный опыт.
– Держите! – Игорь сунул Косте трофейный «глок» и обойму к нему, а Сане Тулупову – АК-74М .
– А зачем пистолет-то? – спросил Костя, малость обидевшись из-за того, что Игорь его так мелко оценил.
– Последняя надежда души, – объяснил Игорь, деловито поправляя ленты на груди и рассовывая гранаты в кармашки на лифчике.
– В смысле?.. – Костя заподозрил очередной подвох Игоря.
– Застрелишься, чтобы в плен не попасть, – объяснил Игорь с таким видом, словно предсказывал будущее, и в его глазах запрыгали чёртики смеха.
– Типун тебе на язык, – отшатнулся Костя, который та к инее привык к армейским шуткам Божко.
В плен он почему-то попадать не собирался. Не было у него таких намерений. Он собирался живым и здоровым вернуться в Москву к Ирке Пономарёвой, своей последней зазнобе, с которой крутил любовь и на которой даже собирался жениться. А что, порой думал он, хорошая тётка, ну с длинным языком, ну злая, ну не обузданная, но я её люблю, она меня – тоже, чего ещё надо для счастья?
– Да ты не очень-то расстраивайся, – сказал Игорь, заметив, что Костя недоумённо крутит в руках пистолет.
– Я смотрю, он какой-то легкий, хотя никелированный, – Костя подбросил его на руке. – По-моему, даже ПМ тяжелее?
– Из полимера, имитирующего металл, – объяснил Игорь, который всё знал о любом оружии.
– Хм-м-м… А надёжен?
Рукоятка у «глока» была с накладками из дерева, а на самой рукоятке была выполнена мелкая насечка. Так что держать оружие было удобно. Спусковой крючок тоже был необычен – цельный, с тремя отверстиями. На вид оружие вроде ничего. Костю смущал только вес.
– Как костыль, – ответил Игорь, занятый экипировкой.
– А «снайперка» зачем? – поинтересовался Костя.
– Чудак, – небрежно ответил Игорь, окая, как волжанин, – это наша артиллерия. Ты в эти дела не лезь. Не разбираешься – не лезь. Я сам!
– Ну ладно, – пожал плечами Костя. – Как хочешь. Сам, так сам. – Он заподозрил, что у Божко есть план, о котором он распространяться пока не желал. Главное, чтобы это план не завёл их в капкан.
Сашка Тулупов в разгрузке с гранатами для подствольника выглядел примерно так, как корова под седлом, потому что Сашка был обычным, глубоко штатским тележурналистом, а оператором стал в силу необходимости, когда под Харьковом осколком бомбы убило Виктора Ханыкова – их оператора, а водитель Михалыч попросту сбежал. Их осталось двое, и они по-братски поделили обязанности: Костя стал шофёром, а Сашка – оператором. Не возвращаться же, действительно, домой с пустыми руками, надо отрабатывать деньги фирмы.
У Сашки на майке и на джинсовой куртке была одна и та же надпись: «Не стреляйте в меня! Я журналист! Это не моя война!» В редакции Косте тоже предлагали сделать такую же надпись, но он подумал, что если суждено умереть в Украине, то так тому и быть, и отказался. Рунов на правах друга даже его поругал:
– Что тебе трудно сделать надпись?! От дурака какого-нибудь убережёшься.
– Не хочу, – ответил Костя, – буду, как пугало. От дурака, может, и уберегусь, а попадусь на мушку профессионалу, который ищет таких, как я. Ты учти, куда мы едем. Мы едем в националистическую Украину, где журналист излюбленная мишень для бандеровцев или этномутантов. Они ради принципа будут стрелять по журналистам, а если увидят, что этот журналист из Москвы – тем более.
Он как в воду глядел. Действительно, вести из Украины приходили не самые радужные. За два месяца боёв там погибло двенадцать журналистов и телевизионщиков, и все из России. Правда, убили ещё одного немца, скорее всего случайно, чем преднамеренно, и тяжело ранили двух французов и венесуэльца. Эти сунулись непотребно куда – в Луцк, в вотчину националистов, и поплатились за любопытство.
Вадим с его доводами согласился:
– Да, пожалуй, ты прав… может, так и лучше? – и посоветовал закрасить надписи на фирменной машине.
Но сделали они это только после Харькова, когда убедились, что надпись «Телевидение Рен-тиви» действительно притягивает к себе излишнее внимание.
Харьков бомбили даже усерднее, чем Донецк, потому как он оказался ближе к границе и там наносились превентивные удары на случай, если русские войдут в город. Разбили в пух и прах университет, площадь перед ним и гостиницу «Украина». Да и вообще, весь центр попортили так, что он предстал перед Костей, который два курса отучился на журфакультете университета имени Каразина, горами кирпича. От былого кубического великолепия остались одни воспоминания. Могучие каштаны стояли, искромсанные осколками. Парки и улицы обезлюдили. Город казался мертвым. Летали одни вороны. Однако по последним данным Харьковский танковый завод работал во всю мощь. Только вот танков нигде не было видно.
Они ушли сереющими сумерками через туннель, не опасаясь в предрассветные апрельские часы случайных снайперов.
Их передавали по цепочки окопов «гражданской самообороны». Костя страшно удивился. Оказывается, за неделю боёв город покрылся окопами и в них сидели вполне серьезные люди с самым разнокалиберным оружием. Откуда они все взялись, думал он с удивлением, ведь когда бомбили город, казалось, что он вымер. А теперь набежало. Его так и подмывало взять пару репортажей, чтобы удовлетворить собственное любопытство, но надо было ехать и искать эти чертовы
