понадеялись на свои «хаммеры» с крупнокалиберными пулеметами и с безоткатными орудиями и на два «бредли» со скорострельными пушками. Первым же залпом снесли остатки третьего и второго этажей двух крайних пятиэтажек. Окрестности площади затянуло пылью и дымом. Горело то, что прошлый раз не выгорело. Накануне предусмотрительный Марков велел перенести пулеметы ДШК по обе стороны за мост и в недостроенное здание высотки крепкой постройки, они отсекли пехоту, а с «хаммером» и «бредли», которые по неосторожности подобрались ближе всех, разделались с помощью «корнетов». Хотя жаль было тратить такое оружие. «Корнеты», как и другое современное оружие, сбрасывали на парашютах, и оно было наперечёт. РПГ же местного разлива было много, но стрелять из него по «хаммеру» было небезопасно. Обычно гранатометчика после выстрела демаскировал белый пороховой дым, да и дальность у него была небольшая. А «корнетом», образно говоря, можно было бить аж за двадцать километров, никто тебя не достанет. «Хаммер» вспыхнул, как стог сена. В нём с треском принялись рвать снаряды. Из экипажа никто не выскочил. «Бум-бум-бум!!!» – басовит и размеренно били ДШК, для которых «хаммеры» или «бредли» были самой желанной добычей. Тонкая броня не выдерживала крупнокалиберный патрон. «Та-та-та-та… Та-та-та-та… Та-та-та-та…» – вторили ПКМ . Вокруг позиций турок поднялось облако пыли. «Бредли» тоже загорелся, попятился в надежде спастись и взорвался. Его словно игрушечная башенка перелетела через улицу и упала во дворе домов справа от дороги.
Турки замешкались. Их принялись долбать со всех высоток, которые ещё стояли. «Бум-бум-бум!!! Та-та-та-та… Бум-бум-бум!!! Та-та-та-та…» Стоял такой грохот, словно в округе все жители разом вздумали заколачивать гвозди. Турки стали отступать к угловому дому на «Ветке», от которого осталась груда белых кирпичей, и влево, по трамвайным путям, в глубину квартала – к складам и в частный сектор. Над складами стлался чёрный едкий дым – там вторую неделю горели кабели.
И всё бы было ничего, и можно было вздохнуть с облегчением, но ещё одна колонна пробилась по Артёма со стороны железнодорожного вокзала, и вот тогда Костя понял, что их окружают. Стреляли теперь отовсюду, и пули визжали так, что казалось все они летят именно в него – Костю. А его оператор – Сашка Тулупов даже не пробовал снимать, как обычно, своей «сонькой», а только дергался при каждом взрыве или выстреле.
Вдруг в тылу у первой колонны раздались непонятные взрывы и пулеметные очереди. Турки замешкались, дрогнули и побежали. А на Киевский проспект выкатил Т-90 и, расшвыривая «хаммеры», как спичечные коробки, вышел к туннелю, и мир узнал своего героя – Валентина Шмалько!
***
Вечером того же дня Костя взял у него интервью, а так как материал был «горячим», до глубокой ночи расшифровывал текст, редактировал и записывал. В результате получилась очень даже неплохая передача. Сашка Тулупов стал уже зевать, глаза у него сами собой закрывались, и в конце концов так и уснул с камерой в руках.
Разумеется, Костя Сабуров немного принижал свои способности. Ему всегда казалось, что он не дотягивает до той условной планки, которую он сам себе установил. Но планка та была, собственно, чисто гипотетическая, однако в отделе теленовостей его часто хвалили и ставили в пример другим. Из-за этого у него появились завистник и враги. Завистники – это те, которые шли вровень, но считали, что их затирают. Враги относились к типу карьеристов «любым путем», потому что не обладали воображением и талантом журналиста. Среди последних стукачей не было. Начальство не любило озлоблённых людей. А завистники были склонны к доверительным беседам, воображая, что таким «тонким» методом они продвинутся по службе. Поэтому Костя кабинетную работу не любил, а мотался по командировкам, выбирая себе в помощники проверенных людей, по большей части – «скорпионов», потому что сам был «скорпионом» и любил ясные, понятные отношения, а не закулисную возню.
Оказалось, что батальон Валентина Шмалько небеспричинно оставил часть, тем самым нарушив присягу новому «оранжевому» правительству, а тоже разгромил турецкий десант, который высадился на аэродроме Луганска. Однако из двадцати пяти машин до Донецка дошла только одна.
– Ты знаешь… – говорил постепенно пьянеющий Шмалько, – нам ведь, как овцам, приказали сидеть по квартирам и не рыпаться. Лично мне позвонил бригадный генерал-майор Лундик. Я не должен был реагировать ни на какие сигналы тревоги, а ждать посыльного с пакетом. Мол, таков приказ нового министра обороны, хотя «старого» не отменили. Посыльного я, конечно, так и не дождался. Нескольких моих сослуживцев арестовали прямо дома. Командира полка – Ватутина Александра Павловича – в постели. Кто – точно не знаем, люди в чёрных масках, говорящие на западно-украинском суржике. А меня успел предупредить друг, когда к нему в квартиру уже ломились. Оказалось, что из трех командиров батальонов не арестовали только меня. Вот я со своим батальном и вырвался и ещё прихватил несколько машин из первого и третьего батальонов – сколько экипажей оказалось под рукой. А с турками в аэропорту был честный бой. И я сделал то, чему так долго меня учили и чему я учил других. Только вот ребят жалко. Погибли они ни за что ни про что из-за дяди Сэма. За нами потом охотились, как за зайцами, – даже штурмовики без опознавательных знаков. Мы сбили три заслона: два наших, один – натовский, и явились сюда, на подмогу.
– А что в Луганске?
– Да захватили Луганск без единого выстрела… Говорят же, что легче политиков купить, чем стрелять, вот пиндосы и сыплют своими зелёными. Границу с Россией закрывают.
Несмотря на то, что Шмалько напился, как извозчик, утром следующего дня он с лёгкостью отбил две атаки турок, пришёл и пожал руку Косте и не только потому что на Чёрном море ещё три дня назад потопили авианосец ВМФ США «Томас Джеферсон», а потому что у Кости был спирт, и они опохмелились. А ещё передали новость: погиб командующий шестым флотом вице-адмирал Брюс Клинган. Америка лежала в скорби с приспущенными флагами, но в очередную драку лезла всеми фибрами души.
– Глупая нация, – заметил Шмалько.
– Да, это вам не в Афгане воевать! – согласился Александр Илларионович Марков.
– Ну и наваляем мы им! – убежденно сказал Шмалько, проглатывая спирт, как воду.
***
В этот день «эфир» они, конечно же, пропустили. «Газель» у них была спрятана в двух кварталах отсюда в школьном гараже, но добраться до него не было никакой возможности. Поэтому на спутник вышли только по каналу П3, и Костя в течение двух секунд отослал весь материал и даже не стал, как обычно передавать приветы родным, потому что Марков накануне предупредил:
– Я смотрю, вы так вольготно обращаетесь со связью, будто не знаете об «аваксах».
– Каких «аваксах»? – удивился Костя. – Так, говорят, один сбили над Азовьем? А второй – в районе Феодосии?
– То турецкие. Старые, дерьмовые. А если за вас примутся америкосы, то мало не покажется. Наведут на нас какие-нибудь F-15 . Ракет-то у нас теперь нет, ни С-200 , ни даже С-125 . Пульнут каким-нибудь «шрайком» по лучу за сто километров, и получится, как у Дудаева, мама не горюй. И вообще, старайся меньше включать компьютер, а то у нас все они полетели после одной-единственной электромагнитной бомбы.
– Ну да. Я и не подумал, – растерянно почесал затылок Костя. – Почти, как в Югославии.
– Почему почти?.. – удивился Марков, смешно выпучивая глаза. – Одно и то же, точь-в-точь. Прессу читать надо! – и засмеялся обаятельно, обнажая крепкие, белые зубы.
– Прессу, конечно… – вконец смутился Костя, Маркова он почему-то побаивался.
С тех пор Костя готовил репортажи заранее: кодировал их, сжимал и выплевывал дважды в день на спутник, причём в разных местах. Для этого им приходилось долго лазать по развалинам. Игорь Божко, который их охранял, зевал, почесывался, и вообще, делал вид, что ему смертельно надоела такая работа и что если бы не категоричный приказ Маркова, он бы давно сбежал выискивать какие-нибудь приключения типа: поймать какого-нибудь наёмника или найти жратву, с которой была постоянная напряженка. Когда же придут наши? – думал он. Но они всё не приходили и не приходили. Поэтому-то никто ничего не знал. А связь глушили. И вообще, весь мир молчал, словно умер. Поговаривали, что и Белоруссию задели, но Игорь в это не верил, потому что тогда получалось, что началась третья мировая. При этом он глядел на голубое, весеннее небо и думал, нет, не похоже, войны так банально не начинаются. Вот когда я служил в Новосараево… Костя и сам просидел две недели в Форте-Росс под Олово, там же, где и Игорь, но в другое время. И начинались длинные разговоры и воспоминания, кто, когда где был, кто с кем знаком и кто как погиб. Они с Костей перебирали эти воспоминания, как старьёвщик – тряпки, по одному, детально, с разных сторон, медленно пьянея непонятно от чего: то ли больше от спирта, то ли больше от самих воспоминаний.
Сашка Тулупов сидел где-нибудь тихо в углу и слушал, как обычно, открыв рот от удивления. Костя спирта ему не давал, нечего было привыкать пацану к таким вещам. И вообще, Костя был за него в ответе, потому что знал его родителей и хотел, чтобы Сашка живым и со здоровой печенью вернулся домой. Но таких вечеров выдавалось мало. Обычно они вдвоем были загружены от восхода до заката: всегда на ногах, всегда куда-то бежали. Тулупов снимал, а Костя всё больше записывал и обдумывал репортажи. Иногда ему в голову приходили совершенно гениальные вещи, как то: заснять с самолёта панораму боёв в городе или допросить настоящего американца, а не их марионеток, или же сходить в ночной рейд с Сарайкиным. Для их реализации они готовы были соваться волку в пасть, за это их сдержано, но неоднократно хвалили дома, то бишь в отделе. Была в этом какая-то червоточина: получается, они там в тепле и уюте, а мы здесь спим на камнях, иной раз рассуждал Костя, хотя чувствовал, что эта командировка у него переломная в смысле карьеры, что его репортажи узнаваемы и имеют собственное лицо. А потом ему было, кроме всего прочего, до жути интересно. Так интересно, что Сашка Тулупов иногда служил у него тормозом. Слава богу, что Костя к суждениям Тулупова прислушивался, понимая в следующий момент, что на рожон лезть не стоит, что они всё же нужны живыми там, в Москве, и своим родным, и на работе, и вообще, если разобраться в конце концов – Родине, хотя это и пафосно звучит. Но так они были воспитаны и живота своего не жалели.
На ночь глядя Сашка Тулупов куда-то смотался и притащил два одеяла – таких белых, что было жаль стелить их на пол.
Игорь Божко протрезвел и ходил как в воду опущенный – никто не давал ему опохмелиться, но дразнить побаивались, а только скалились в кулак.
– Ну, гады… – злобно шипел Божко, – погодите, я вам потом припомню и не налью.
От соседей пришёл капитан – Герка Серомаха – в синей казачьей форме и принёс ящик рыбных консервов. Капитан был как с иголочки: чистый, подтянутый, в хромовых сапогах, в которые можно было смотреться, и с шашкой на боку. Он рассказал, что они держали вокзал, но в субботу рано утром пришёл состав из Днепропетровска.
– Понимаешь,
