Остров третий. О тех, кто лепил мой образ

Вот пришло время моего очередного посещения Островов.
В этот раз я остановился в Городе на Центральном острове.
Из аэропорта такси доставило меня в отель на окраине, носившей странное название «Молинс де Рей». Острова, в свое время, после их открытия венецианским купцом Франческо, заселялись выходцами из разных стран Европы, поэтому мешанина языков и названий здесь образовалась жуткая.
На следующий день после завтрака я первым делом отправился на побережье рядом с портом, где так чудно провести еще нежаркие утренние часы, бродя по широкой пешеходной зоне вдоль воды. По Морскому бульвары, по сути - пирсу, можно заглянуть в Морской музей, или посидеть в кафе, или выйти на пляж, поглазеть на шикарные яхты.
Когда солнце стало припекать, я прошел мимо высокой колонны с памятником первооткрывателю Франческо, обратившему свой взгляд на бескрайние океанские просторы. Скульптура возвышалась над тросами фуникулеров, уносивших туристов из порта на вершины ближайших гор, где располагалась Крепость Графа Монжуи, служившая в давние времена защитой порта от непрошенных гостей. Там же за Крепостью находился Национальный Музей, привлекавший толпы отдыхающих.
Я вышел на Бульвар Капуцинов (моя любимая улица, которая взбирается к центру от берега), где рядом с клубом Gatronomy and Flamenco Show располагался Открытый архив.
Этот архив являлся хранилищем сдаваемых сюда как авторами, так и их потомками дневниковых записей и воспоминаний как нынешних, так и бывших жителей Города. Посетителям же предоставлялась бесплатная возможность ознакомиться с этими документами, листая их скан-копии на экранах, расставленных в просмотровом зале компьютеров.
Там-то я и натолкнулся на записки анонимного автора, которые здесь привожу:

«Я почему-то уверен, что лепить мой образ начали тысячи лет назад. Потому что нет в этом мире ничего случайного, все течет по определенному сценарию: сводит тех или иных людей, других же разводит так далеко, что им никогда не встретиться. И вот когда-то встретились двое, уж не знаю, что их свело в те доисторические времена, но что-то, видимо, определило их встречу. Потом одного из их многочисленных детей та же сила столкнула в некий счастливый миг еще с кем-то. И потянулась ниточка, заплетаясь с другими, сплетаясь в веревочку, затем в канат. Потом, быть может, канат опять расплетался в разные, непересекающиеся веревочки, порой доходя до толщины едва не рвущейся нити. Но нити имеют свойство спутываться, и вот снова они образовывали клубок, из которого некая сила вытягивала новое сплетение. И так до бесконечности, хотя и наступает момент, который каждый из нас уносит с собой в вечность, окинув его последним взглядом и ощутив последним вздохом сердца, веря, что нить не оборвется с его уходом.
Очень далеко в распутывание нитей, которые в результате сплели мой образ, мне заглянуть не дано, из-за отсутствия информации. Могу я лишь вспоминать легенды и рассказы, которые передавались из поколения в поколение, о моих прапрародителях.  
В большей степени, конечно, о прапрадеде. Его же супруга ничем не отметилась в истории наших Островов, кроме того, что всегда была верной подругой своего мужа, любви своей. А что может вызвать в этом мире больший почет и благоговение, чем следование любви.
Родился мой прапрадед на Центральном острове, тогда еще заполненном отдельными мелкими поселениями. Но над ними уже возвышалась в то время Крепость Монжуи, подле которой и вырос впоследствии нынешний Город. Город, в который я влюблен, который понимаю, который чту, в будущее которого верю.
Звали моего прапрадеда Адамом. Не знаю, за что его родители наградили таким известным именем, может потому что был он у них первенцем. Известно или придумано, что было у него еще три младших брата и сестра.
Одна из Эпидемий, которые в те годы косили людей сотнями, а то и тысячами, перенесла родителей, братьев и сестру Адама в мир, который, по мнению многих, есть, но из которого никто не возвращался.
Тогда всех заболевших  и умерших свозили на остров Белла.
Этот небольшой остров и был, и ныне остается воистину красивым - горы, густые леса, широкие песчаные пляжи и огромное зеленое плато на западной оконечности.
Но, как в насмешку над человеком, давшим ему это название, окрестили его островитяне печальным именем - Остров Скорби. Это произошло, потому что на нем много веков назад были возведены бараки, которые при каждой Эпидемии заполнялись умирающими. Плато же использовалось, в силу мягкости грунта, для захоронения умерших.
Когда на баржу стащили тела членов его семьи, Адаму было не более десяти лет.
Он тайком, воспользовавшись суматохой при поспешной погрузке, спрыгнул с причала на баржу  и спрятался среди множества безмолвных и стонущих тел.
Притаившись за кустарником в покрывших все вокруг сумерках, он присутствовал при скидывании его родных в огромный ров на западном плато Острова Скорби.
Когда последний из могильщиков скрылся из вида, Адам вышел к свежей накиданной земле.
Неведомо мне, плакал он или просто обратил свой взгляд к небесам, но доподлинно известно (так передается из поколения в поколение), что поклялся он победить Эпидемии.
Потом остаток ночи бродил он по баракам, наблюдая мучения приговоренных (никому не известно за что и кем) больных, слушал их стоны и мольбы, вглядывался в покрывавшие их тела язвы, вдыхал окутавшее все вокруг зловонье, глотал слезы бессилья, мысленно повторяя клятву, данную над сырым холмиком земли, поглотившей его семью.
Следующие несколько лет Адам прожил в семье дядьки - родного брата его отца.
Когда ему исполнилось четырнадцать или пятнадцать лет, он тайком завербовался юнгой на одну из шхун, ходивших в Италию, где сбежал и начал свои десятилетние скитания по Европе.
Он примыкал к тайным союзам алхимиков, он проводил долгие месяцы, помогая как известным лекарям, так и шарлатанам. Он умудрился прослушать курсы в нескольких университетах европейских столиц. Он вникал в премудрости химии и фармации. Он, за гроши работая уборщиком, проводил сутки в лабораториях, подсматривая и вникая в тайну сложных опытов. Он устраивался сторожем в библиотеки, где ночи напролет проводил за чтением монографий. Он высосал из Европы все знания, которыми она тогда обладала, он научился мыслить, он научился создавать, он превзошел своих учителей.
Более чем через десять лет Адам ступил окрепшей, взрослой ногой на Центральный остров, ведя под руку привезенную из Милана молодую жену.
Звали ее Марией.
Адам открыл в городке, которым уже обрастала Графская Крепость, свой, как это теперь называется, кабинет, где принимал больных, выдавая им самостоятельно приготовленные в задних комнатах (он их именовал исследовательскими) лекарства. Он стал злейшим врагом всех местных аптекарей, которые привыкли извлекать выгоду из посещения людьми местных лекарей.
У Адама и Марии родился сын -  Джованни.
А через год на Острова пришла новая Эпидемия, потянулись баржи на Остров Скорби, опустели улицы и лавки, закрылись все таверны и кафе, обезлюдел порт, корабли забыли путь в наши края.
Таща за собой тачку со своими колбами, спиртовками, книгами и записями, Адам первой же баржей отплыл на Беллу.
Дни сменялись ночами, ночи отступали с рассветом, только ничем не сменялся стон, стоявший над бараками, ничем не сменялся скрип колес тачек, увозивших замолчавших в сторону западного плато, никем не сменялся Адам, колдовавший над своими колбами.
Но все тщетно, его снадобья не помогали, они порой только усиливали муки страждущих.
Как тень, за Адамом бродил между сколоченных из грубых досок настилов, застеленных истертыми одеялами и заваленных телами, епископ:
- Адам, опомнись, это воля Божья, это посланное нам наказание за грехи наши, только молитва может облегчить страдания несчастных. Прекрати свои дьявольские опыты, ты поддался Бесу. Молись, молись вместе со всеми! Молись!
Адам молча продолжал свои опыты, не жалея ни себя, ни больных.
А через две недели, когда поздно вечером баржа увезла на Центральный первых исцеленных, измученный, иссохший, еле двигающий ногами Адам вышел на скалу над океаном, поднял голову, протянул к звездам руки и крикнул:
- Ты хотел, чтобы я верил в Тебя? А Ты в меня можешь поверить? Это я – человек – противостою Твоей воле! Я – человек! Если Ты не поверишь в меня, то никогда не поймешь, что Тебе удалось создать!
Адам упал на камни и проспал двое суток.
Больше Эпидемия не возвращалась на Острова.
Но все же Господь не простил Адаму его смелых слов, не было больше детей у них с Марией, только Джованни, который является моим прадедом.
Слух о победе над болезнью посетил Центральный намного раньше, чем на него вернулся Адам. Малоизвестный лекарь и аптекарь, который уезжал почти месяц назад на Остров Скорби, сошел на пристань с баржи почитаемым горожанином. Он спешил домой, чтобы обнять жену и сына, с удивлением глядя на встречных прохожих,  с поклоном уступавших ему  дорогу.
Есть легенда, что буквально на следующий день он был приглашен в Крепость к тогдашнему Графу из рода Монжуи, имени которого я не знаю, но известно, что  племянник этого Графа был одним из вернувшихся с Беллы. Как мне известно, именно после этого приема переехала семья моего предка на Остров Скорби, где под руководством Адама началась перестройка бараков и создание лечебницы и огромной лаборатории, первыми работниками которых были те волонтеры, рисковавшие собой, служа в бараках во время последней Эпидемии.
Так это или нет, но и сейчас на острове Белла стоят корпуса современной, многофункциональной, широко известной в Европе клиники, носящей название «La clinica de Adan».
Тогда же Адам построил на острове рядом со скалой, на которой объявил миру о своем могуществе, небольшой деревянный дом для своей семьи.
К сожалению, этот дом не сохранился, но именно он положил основу нашему родовому гнезду.
Мне очень жаль, что нет никаких портретов ни Адама, ни Марии. Как бы мне хотелось посмотреть в их лица и низко им поклониться.
Адам умудрился вызвать из Европы, ведя долгую переписку, несколько известных лекарей, уговорив их рискнуть устоявшейся жизнью и начать новую карьеру на новом месте. А через несколько лет он привлек и некоторых опытных, а также молодых, подающих надежды фармацевтов. К тому времени многие палаты бывших бараков были оборудованы даже каминами.
Джованни, живя и взрослея, практически, в стенах клиники, уже не думал ни о чем ином, кроме врачебной стези. Получившая уже хорошую славу клиника позволила Адаму отправить сына на учебу в Париж.
Надо сказать, что Адам прожил неимоверно долгую для тех времен жизнь, он дожил до девяноста одного года, оставаясь деятельным и активным почти до последних своих дней. Мария же оставила его в возрасте шестидесяти трех лет.
Джованни, еще при жизни отца, стал главой клиники и сохранял этот пост всю свою жизнь, которая тоже была не короткой. За время его правления клиника стала государственной (какой и теперь является) и признана национальным достоянием островитян.
Но это я далеко вперед забежал.
Вернувшись из Парижа, Джованни стал практикующим хирургом, расширил дом родителей, возведя у его южной стороны первые