разберется куда идти. Но его ожидало жестокое разочарование – перед ним опять распростерлось болото. И это болото было большим, возможно – непроходимым. Сюда не следовало соваться без навыка. Найти узкую тропку нелегко и это могло занять немало времени, которого у Кома не было – он замерзал и он несмогал .
Ком постоял несколько минут, собираясь с мыслями: поверхность болота покрыта сплошным плавающим ковром – сплавиной. Если лесная баба пришла к нему через болото по грядам, то в сплавине должен быть виден ее путь. Если же нет, значит, отсюда есть другая дорога и ему необходимо ее найти. Ком медленно побрел вдоль берега, заросшего черной осиной и чахлыми березами.
По пути он собирал густо разросшуюся бруснику и с жадностью засовывал в рот вместе с листьями и стебельками. От кислых ягод вскоре скрутило живот, но Ком все ел и ел, словно хотел этим нехитрым привычным занятием отодвинуть от себя все кошмары прошедшей ночи и страшных снов привидевшихся ему.
В сплошном покрове болота нигде не было видно нарушенного порядка. Мочажины, гряды из мха и трав, промоины все было нетронутым. Но Ком не сдавался он упорно шел вперед, цепко вглядываясь в окрестности и прислушиваясь к шумам проснувшегося леса.
Однако через некоторое время ему, упрямо не желавшему верить в худшее, пришлось признать – он находился на острове. Большом, заросшем густым ельником, но, все же, острове, окруженном безоглядным болотом. Ком с мучительным стоном повалился на землю. Как сюда пришла лесная баба, он так и не узнал.
Полежав несколько минут, Ком заставил себя подняться. Прежде всего, ему необходимо позаботиться о том, чтобы хоть как-то прикрыть свое измученное холодом, исполосованное глубокими царапинами и ссадинами тело.
«Хорошо еще, что комары уже исчезли, иначе сожрали бы заживо, – подумал Ком. – Нужно нарвать осоки, выкопать клубни стрелолиста и вернуться к костру».
Превозмогая усталость, Ком заставил себя войти в ледяную воду и задеревеневшими руками принялся рвать корневища осоки с пучками длинных тонких листьев. Если соединить корни, то можно получить нечто похожее на одежду. Но прежде необходимо дать им стечь и хотя бы слегка подсушить у костра.
Потом он, почти полностью погружаясь под воду, вырвал несколько клубней стрелолиста, которые были весьма питательны, вкусны и хорошо утоляли голод.
Дрожа, нещадно стуча зубами, Ком вышел на берег и заставил себя бегать до изнеможения. Он носился по берегу, согреваясь, колотил по бокам обессиленными руками, попал и кричал, чтобы отогнать наплывающую на сознание пустоту и отчаяние.
Вернувшись к костру, Ком развесил осоку на воткнутые в землю колья. Разгреб уголья почти потухшего костра и засыпал горячей золой клубни. Потом, не имея под рукой ни ножа, ни топора, сдирая в кровь кожу на ладонях о грубую еловую кору, наломал лапника и соорудил из него нечто похожее на вежу . Навалил на ее дно мелкого лапника и со стоном повалился на нехитрую постель.
Все тело ныло и ломало. Жар застил глаза мутным маревом. Ком понимал, что занемог и изо всех сил старался не впасть в очередной кошмар.
… Он медленно выплывал из черного забытья. Костер весело трещал, получив изрядную порцию сушняка. Но Ком не помнил, чтобы подкладывал его в огонь. С трудом приподняв, голову он сумел рассмотреть сквозь алые языки огня сидевшего на корточках человека. Присмотревшись, понял, что это снова была его незнакомка. Она вновь неотрывно смотрела на Кома.
- Что тебе нужно? – Прохрипел Ком.
- Как тебя называют? – бесстрастно спросила женщина.
- Я говорил: люди зовут меня Комом, – прошептал он. – Дай мне воды.
Женщина поднялась, и Ком с облегчением ждал, когда она принесет ему попить, но прошла минута, потом две, потом еще … она снова ушла.
- Будь ты проклята, ведьма! – прокричал Ком что есть силы, но из его воспаленного горла вырвался только сип.
День уже клонился к закату, быстро темнело.
Ком поднялся на четвереньки и выполз из вежи. Трава вокруг костра была влажной и холодной. Ком упал на нее, остужая горящее в горячке тело. Стало немного легче. Полежав так несколько минут, он почувствовал, как его начинает бить озноб и заставил себя встать. Проковыляв к небольшой луже, упал в нее лицом и долго пил ледяную воду, не смотря на боль в горле.
Напившись, Ком собрал с кольев высохшую осоку. Уселся у костра и стал связывать вместе пучки корневищ. Вскоре он соорудил нечто похожее на юбку. Обвязав ее вокруг пояса, прикрыл этим редким и плохо спасающим от холода одеянием нижнюю часть тела. Потом связал еще одну такую же юбку, только поуже и, продев в отверстие голову, получил подобие плаща. Сорвав несколько стеблей крапивы, размял их, скрутил, связал и намотал этот непрочный жгут вокруг себя, приминая и притягивая травяное одеяние потуже к телу.
Ком даже не надеялся, что клубни, которые он закопал в золу остались целыми – слишком большой костер разожгла ведьма. Но когда он поправлял горящие головешки, нашел их уложенными на большой пожухлый лист лопуха уже очищенными и пригодными для еды.
Ком с жадностью набросился на еду. Несмотря на жар, ему очень хотелось есть.
Она снова пришла на рассвете и снова задала свой дурацкий вопрос. Ком постарался завести с ней разговор, но она молчала, ожидая только его ответа. А он не понимал, что ей нужно.
Так происходило несколько дней. Ком постепенно начал выздоравливать – молодой организм, горячие травяные отвары, которые Ком варил, соорудив берестяной котелок, и согретые в костре камни делали свое дело.
Но, не смотря, на то, что он пошел на поправку, Ком все глубже погружался в пучину отчаяния. Перебраться через болото он мог: тому, кто понимает природу это сделать не трудно. Но он чувствовал, что его просто так не опустят с острова. Он должен был что-то сделать. В глубине души он начал понимать, что все это было частью его испытаний.
Она снова пришла, а он, потеряв всякое терпение, ждал ее, притаившись за лапами старой ели. Она спокойно прошла к костру и свалила на землю вязанку сухого хвороста. Села на нее, поджав под себя край волчьей шкуры и молча уставилась на огонь.
Ком неслышно скользнул из своего укрытия. Бесшумно, словно тень, метнулся ей за спину. Примерился и прыгнул … чтобы оказаться прижатым к земле, с заломленными над головой руками и усевшейся на нем ведьмой. Ее глаза сверкали огнем, губы подрагивали от плохо скрытой ухмылки.
- Как. Тебя. Зовут? – четко разделяя слова, и при этом совершенно бесстрастно спросила она.
Он промолчал. Что толку отвечать, если он не знал, какой ответ ей нужен. Назвать свое истинное имя он не мог – его знали только самые близкие люди. Потому-то он и не собирался открывать его за просто так да кому ни попадя.
Ком выгнулся, стараясь освободиться, но она не позволила ему этого, еще сильней прижав к земле. Они боролись молча. Ком не был слабаком, его закаленное с малых лет тело было гибко и сильно, не смотря на голод и болезнь. И все же ведьма оказалась сильнее. Тяжело дыша, он оставил попытки ее одолеть, и замер, стиснутый ее сильными ногами, придавленный ее телом, распятый цепкими крепкими руками. Лицо лесной оказалось так близко, что он, разгоряченный схваткой, внезапно почувствовал непреодолимое желание впиться в ее губы поцелуем. Это открытие так ошеломило его, что он закрыл глаза, чтобы избежать ее внимательного взгляда. Он не желал еще и от нее услышать обидные слова отказа и насмешки.
А она вновь смотрела на него немигающим взглядом несколько минут, и вдруг резко отпустив, легко вскочила на ноги и ушла, как всегда, не сказав ни слова.
Подавленный и потерянный он метался по острову. Несколько раз, решившись, бросался через болото, шел до изнеможения по пояс в ледяной жиже, уже подернутой ледком, чтобы к вечеру вновь оказаться на своем острове – ему ловко морочили голову.
Наконец он не выдержал, и когда она в очередной раз задала свой вопрос, он взревел:
- Нет у меня имени! И меня больше нет! Я умер! Нет меня! Поняла?! Меня больше нет ни на земле, ни на небесах.
И он разразился диким страшным хохотом.
Лесная подошла и накрыла его глаза ладонью. Он без сознания упал на землю.
***
Вьялица выла, стонала, сыпала густым снегопадом уже который день. Снег укрыл землянки по самую крышу. Река встала: перед метелью несколько дней стоял сильный мороз, потом разом потеплело, и началась такая завируха, что из избы нельзя было и шагу ступить.
Огнищенцы притаились в своих полуземлянках, слушали завывания метели, чинили утварь, да вели долгие разговоры у теплого очага.
Это была их первая зима на новом месте, как-то переживут-перемогут они холодные месяцы, все ли выживут, все ли встретят приход яроокого бога Ярилу?
Уже потушили люди горящие головни в болоте, показывая, что не боятся лютой Морены, отведали положенных в этот день бескровной пищи – овощей да оладий с киселем.
Грозный Карачун – божество смерти, подземный бог, повелевающий морозами, уже готовился к господству на земле, замершей в ожидании его пришествия.
Ставр сидел у очага и мастерил кадку-долбленку, но его думы были далеко. Только вчера, ближе к вечеру, он вернулся от лесных затворниц – кикимор. Еле выбрался из лесу в разыгравшуюся непогоду. Хорошо верного Злая с собой прихватил – он и вывел хозяина к родовому огнищу.
Все паробки, слава Роду, оказались крепкими и стойкими. Никто не погиб, и в этом, надо признать, была немалая заслуга Кома и его сподручных – Найдена да Кленка. Грамотно организовали паробки стоянку, зверя добыли, никого помирать не бросили.
Но вот сам Ком …
Ставр нахмурился, вспоминая злобу и ненависть, с которой унот бился в горячечном дурманном бреду. Знали прислужницы богини Моры такое зелье, от которого человека наизнанку выворачивает. При его помощи в самые потаенные уголки души посмотреть можно.
Вот и заглянул он в сердце Комово, заглянул, чтобы ужаснуться …
Как-то справятся с этой напастью кикиморы? Ведь только им и подвластна такая ворожба да волшба. Смогут ли спасти душу паробка, наставить на путь истины и спасения? Коли нет – погибнет, не выпустят его слуги Морены. Жертвой станет Ком, сердцем своим лютым заплатит за гордость и злобу душевную.
Ставр глубоко вздохнул: и ведь неплохой Ком-то, умелый и настырный, характером твердый. Такой из любой беды сам выйдет и людей за собой поведет, спасет коли надо. Да вот незадача: гордый больно, властолюбивый, да нетерпеливый.
***
Как ни билась, ни ярилась злая метель-завируха, но на третий день выбилась из сил, поплелась прочь еле живая, оставив за собой заметенные по самую крышу жилища Славичей.
Высыпал народ на улицу из темных душных землянок, вздохнул морозного воздуха полной грудью. Мальцы тут же бой устроили снежками друг в друга пуляючи, да счастливые рожицы натирая до цвета свекольного.
Хозяйки же принялись растапливать печи в клетях – завтра великий, самый короткий день в году и один из самых морозных дней зимы. Об эту пору медведь – слуга Карачуна или по-другому самого Чернобога – с боку на бок перевертается, половину зимы обозначивая.
А как придет вечер, тут и помрет старый бог Световит, чтобы явиться на утро младенцем Колядой. Великий праздник – его и встретить соответственно надобно.
Но грядущая ночь
