трусов, стал укладываться. После нескольких неудачных попыток понял, что если и смогу заснуть на этой скамье пыток, то неизбежно свалюсь. Пришлось располагаться на полу. Вместо простыни подстелил рубашку и джинсы. Под голову подложил рюкзак. Засыпал долго и тяжело, мучаясь духотой, жаждой и проклиная эту юную пьянчужку, которая оставила приютившего ее доброго человека без дежурного глотка пива.
Разбудил меня упиравшийся прямо в лицо луч солнца. Значит, время уже приближалось к полудню.
«Неужели ушла? Пивка бы сейчас. А может, все это мне вообще приснилось? Черт, как мучает жажда!» - самые разные мысли лениво крутились в голове, сменяя одна другую.
Настроение быстро портилось. И я не хотел себе признаваться, почему. Вместо того, чтобы радоваться вновь обретенному одиночеству, я ощущал нечто похожее на разочарование.
«Все. Умерла так умерла. И вообще пора приниматься за работу», - приказал я себе.
Прежде всего следовало посетить туалет, который находился в самой глубине двора. Примерно на полпути я вдруг заметил торчащие из высокой травы розовые пятки. Еще через пару шагов увидел и все остальное. Полина, лежа на животе и подперев голову ладонями, читала книжку. Кажется, одну из тех, что я принес из скитаний по свалкам. Если не брать во внимание двух узких кружевных полосок на бедрах, можно было считать, что моя юная гостья загорала голышом. Густые волосы были собраны в два кокетливо торчащих в стороны хвостика.
Я не успел сообразить, что будет нелепее: сделать замечание или, не обращая внимания, пройти мимо и оставить чтение морали на потом, как Полина, не отрываясь от книжки, заявила, что мне вовсе не обязательно таращиться на нее, как мыши на крупу.
Вполне возможно, то, что я сразу же после этого сделал, со стороны очень походило на озорную любовную игру. Но тогда я о том, как все это выглядит, не думал. Мною владело одно желание: немедленно проучить нахалку-сикуху.
У тропы стояла бочка с протухшей дождевой водой. Я схватил валявшееся рядом ржавое ведро, зачерпнул им и с поистине садистским удовольствием окатил бесстыжую девчонку с головы до ног.
Полина пронзительно завизжала. Она, мгновенно, колыхнув сливами-грудями, вскочила, схватила сарафан, на котором лежала, и, сверкая белой попкой, бросилась в дом.
Я, поймав себя на мысли, что не могу отвести от этой очаровательной, едва прикрытой полосками кружев округлости взгляда, мгновенно покраснел и в панике огляделся по сторонам. К счастью, дворик с одной стороны был ограничен глухой стеной соседнего дома, с двух других - невысоким, но плотным забором. Так что вряд ли кто мог сейчас наблюдать за нами.
С сознанием исполненного воспитательного долга я поставил ведро на место.
Когда вернулся в дом, Полина, уже одетая в сарафан, смирно сидела на скамейке и смотрела в окно. Ее мокрые трусики сушились на протянутой через всю комнату веревке.
Показывая, что зол, я демонстративно не разговаривал с ней. Но ее это, похоже, совершенно не беспокоило. Первым не выдержал я сам.
- Тебе кто разрешил вчера выпить все пиво? - спросил я, уже по- настоящему разозлившись.
Ко всему прочему у меня болела голова, и стаканчик был бы весьма кстати.
Она молча встала со скамейки, подошла к матрасу, влезла на него с ногами. Нагнувшись так, что на пару секунд стала видна голая попка, вынула из проема между матрасом и стеной непочатую бутылку "Жигулевского", поставила ее на стол. Затем, так и не проронив ни слова, вернулась на свое место у окна.
Откупорив бутылку, я налил полный стакан. С жадностью осушил его. Сразу почувствовал себя легче. И даже к Полине у меня проснулось нечто, напоминавшее если не жалость, то, по крайней мере, сочувствие.
- Пить будешь? - сухо спросил я.
Не поворачиваясь, Полина кивнула. Я разлил остатки поровну. Она подошла, взяла стакан. Вернулась на свое место.
Я вновь начинал понемногу закипать. Эта дрянь, глядя в окошко, потягивала мое пиво, но по-прежнему не разговаривала! Ну и черт с ней!
Я решил, что мне пора собираться. Но Полина неожиданно прервала свое молчание.
- Может, на речку сходим? - не поворачиваясь, спросила она таким будничным тоном, словно вместе купаться было для нас делом самым что ни на есть обыкновенным.
- Мне работать надо, - ответил я, собирая пустые бутылки в рюкзак.
Полина повернулась и стала наблюдать за моим занятием. В ее взгляде, как мне казалось, сквозило неприкрытое презрение. Наступала пора соответствующей ситуации реплике. Но вместо этого она подошла и принялась помогать мне. Между прочим заметила, что по случаю жары на пляже сегодня весь город, и каждый второй явится туда отнюдь не с пустыми руками.
В ее словах был резон. На речке в жаркий день вполне можно рассчитывать на удачу. А вот в воскресном городе надеяться на бутылочный "улов" - весьма проблематично.
И все же я не спешил принимать решение. Девчонка не отставала:
- Заодно и позагораем, окунемся пару раз.
- У меня нет купального костюма, - буркнул я первое, что пришло на ум.
- У меня - тоже, - почти обрадовалась Полина. - Мы просто отойдем подальше. Никто и не увидит!
Я молчал, обдумывая неожиданное предложение. Она опять загнала меня своей то ли наивностью, то ли бесстыдством в тупик. Загорать голышом в кустах, да еще в компании тринадцатилетней девчонки я не собирался. И потом, как это будет выглядеть со стороны, если нас ненароком увидят?
- И пивка можно прикупить по дороге, - аппетитно облизывая губы, добавила юная искусительница.
Я был возмущен ее наглостью. И все же перспектива провести несколько часов в тенечке, у воды, потягивая охлажденное "Жигулевское", начинала меня увлекать. В самом деле, почему бы по случаю жары не совместить приятное с полезным?
- Ладно, - согласился я. - Но ставлю условия. Первое - ты мне помогаешь. Второе - слушаешься меня беспрекословно. И третье. Голышом купаться я тебе запрещаю.
- Но сегодня же все закрыто! Где я куплю этот чертов купальник?
Я ответил, что выделю ей свою запасную майку. Полина удивленно пожала плечами и согласно кивнула. Помедлив, сняла с веревки свои трусики.
Я мысленно выругал не знавшую стыда бестию и поспешно отвернулся.
До реки идти надо было не менее получаса. В первом же попавшемся на пути киоске я запасся полудюжиной пива. Оставалось прихватить съестного.
Свернув в сторону с основного маршрута, мы направились к ближайшему гастроному. Я оставил Полину стеречь рюкзак, вошел в магазин, купил хлеба, колбасы, рыбных консервов. В кафетерии продавали пирожные. Решив, что эта девчонка не может не любить сладкое, попросил завернуть в бумагу пару эклеров.
Кстати, подумал, что пятьдесят, нет, сто, нет, сто пятьдесят граммов мне вовсе не помешают. Не помешали мне и двести.
Закусив бутербродом, вышел на улицу, собираясь угостить Полину пирожными. Меня ожидал очередной сюрприз. Рюкзак был развязан. Эта наглая сыкуха, сидя на корточках, пила "Жигулевское" прямо из горлышка. Когда я приблизился, она поднялась и дружески протянула мне бутылку. В ней оставалось глотка два - три, не больше. Я возмутился и строго спросил, кто разрешил ей хозяйничать в моих вещах.
- А кто запрещал? - удивилась она.
Поняв, что я не собираюсь брать протянутую бутылку, Полина вновь поднесла ее к губам. Я не нашел ничего лучшего, чем немедленно отобрать у нее посудину. Выплеснул остатки пива на землю. Затем швырнул пустую тару в сторону. Сегодня впервые за последние два месяца я мог себе это позволить. Полина, укоризненно посмотрев на меня, подняла бутылку и сунула ее в рюкзак. Потом затянула веревку и, взвалив ношу на плечо, пошла вперед.
Торговавшая у входа в магазин старушка наблюдала за нами, открыв рот. Она даже не заметила, что лохматый воробей отважно спикировал на открытый мешок и принялся клевать семечки.
Я догнал Полину и попытался отобрать рюкзак, но безуспешно. Обиженно сбросив мою руку, она ускорила шаг. Редкие прохожие смотрели на нашу странную парочку с плохо скрываемым удивлением. Рюкзак мне удалось вернуть лишь метров через сто.
Извилистую неширокую речку отделял от городских окраин большой луг, к которому примыкал общественный пляж. Даже издалека было видно, что он буквально кишел людьми. Туда следовало бы зайти в первую очередь. Но, учитывая вчерашние события, этого делать нам не следовало.
Мы направились в другую сторону, туда, где вдоль берега начинался кустарник, постепенно переходивший в пригородный лес.
Покрытый травами и цветами луг струился теплым ароматным маревом. Вокруг кружились бабочки, стрекозы, высоко в небе пел невидимый жаворонок. Здесь, на солнцепеке, выпитая водка крепко ударила мне в голову. Я даже перестал сердиться на Полину и благодушно размышлял о том, что жизнь, несмотря ни на что, прекрасна и удивительна. Моя спутница собирала ромашки и плела из них венок. Она была совершенно счастлива. Почти не верилось, что еще вчера эта девчонка пережила настоящий кошмар.
Вскоре мы пересекли пойму и пошли по тропе, петлявшей вдоль берега. То и дело нам попадались парочки и многочисленные компании. За каких-нибудь сорок минут мы - Полина, нисколь не смущаясь косыми взглядами отдыхающих, добросовестно помогала мне - собрали дюжину бутылок из-под "смирновки". Больше мой все еще затаренный пивом рюкзак не вмещал. Можно было подыскивать полянку для привала.
Неплохо изучив экстравагантные манеры своей юной спутницы, на всякий случай я хотел найти место, по возможности уединенное. Подходящая окаймленная ивами полянка, примыкавшая к окраине леса, встретилась нам не скоро. К этому времени мы порядком устали и с наслаждением опустились на траву.
Открыв рюкзак, я достал обещанную майку и отдал Полине. Стоя на коленях, она развернула ее и стала крутить, пытаясь определить, где зад, а где - перед. Потом, тяжко вздохнув, расстелила майку на траве и взялась за подол сарафана. Повернувшись так, чтобы девчонка оказалась вне поля моего зрения, я достал из рюкзака четыре бутылки и, спустившись вниз, погрузил их в прохладную воду.
Поросшая желтыми кувшинками и белыми лилиями неширокая речка в этом месте была удивительно красива. В прозрачной воде среди плавно колыхавшихся от быстрого течения серо-зеленых водорослей мелькали стайки плотвичек. По поверхности стремительно скользили пауки-водомеры, над ними проносились стрекозы.
Когда я пошел назад, Полина уже спускалась мне навстречу. Севшая от многочисленных стирок хлопчатобумажная майка все же была ей великовата. Зато неплохо прикрывала тело. Но как только она начала развязывать хвостики на голове, в широкий боковой разрез сразу стала видна поднявшаяся вслед за движением руки небольшая девчоночья грудь с острым желтоватым соском. Юная купальщица тряхнула головой. Густые пшеничные волосы рассыпались по плечам в очаровательном художественном беспорядке.
Полина небрежно, словно это само собой разумелось, вложила в мою ладонь две цветные резинки и осторожно, боясь оступиться на каменистом дне, вошла в реку. Я был настолько ошарашен, что так и остался стоять на берегу с открытым ртом.
