Триста презервативов...

         Я всегда удивлялся бесшабашному ничем не подкреплённому оптимизму и какому-то иногда совсем уж по детски наивному жизнелюбию художников. Нет, не тех разных последователей никосасафроновой или зурабоцеретелиевой секты и гламурной тьмы им подобных маляров со стажем. Этих опытных, но очень лукавых ремесленников, истирающих подмётки дорогих итальянских туфлей о мозаичные паркеты богатых дворцов газовых и нефтяных нуворишей. А художников настоящих, чьи полотна почти не поддаются цветовому и смысловому анализу. По-хорошему чокнутых на всю голову, тех, кто рождён, свободно живёт, каждый день находя поводы для веселья и печали, пьёт за здравие терпеливых, мерзнущих на сквозняках натурщиц и умирает ради искусства.
         Их творения всегда на грани пьяного бреда. Адские каменоломни хаоса и райские сады гармонии будут их последними приютами после столь сложной жизни. Они, как первооткрыватели исследуют прекрасную и интересную изнанку мира, его обратную сторону и показывают нам то, что мы бы сами никогда не сумели увидеть. Их произведения настолько удивительны и бесценны, что не хватит всего золота мира, чтобы дать настоящую цену их творениям. Вот, наверное, именно поэтому-то они обычно и сидят без денег. Сказав витиевато, пора сказать и проще.

         Помню, что он был каким-то неопределённым, этот одна тысяча девятьсот девяносто седьмой год. И на дворе загорал под жарким полуденным солнцем вальяжный оранжевый месяц Август! И я изнывал на скучной работе, обливаясь потом и мечтая о прохладном пиве в тёмном баре. Единственным светлым пятном было разглядывание загорелых женских ног проходящих мимо покупательниц. Рынок душил меня петлёй однообразных дней, когда ко мне в гости заявились четверо вольных стрелков кисти, холста, резца, и сигарет, выразив удовольствие от встречи в меру вежливо, но как всегда с известной долей улыбчивого сарказма нам моим скучающим видом. И с разбегу попросили одолжить столярный и слесарный инструмент, пылящийся без дела у меня в контейнере, для какой-то уж совсем экстренной надобности.

         Собственно, они были не совсем чтобы моими близкими друзьями, это были хорошие знакомые моего младшего брата, в ту пору познававшего живопись и глубины нирваны в сообществе минусинских художников, балерин, актрис и музыкантов. Но это обстоятельство нисколько не могло служить препятствием для того, чтобы и меня они посчитали членом своего вольного сообщества. Фраза – «все люди как-бы братья», витала в воздухе их просторных мастерских, особенно если нужно срочно одолжиться парой мелких купюр или распить бутылочку недорогого, но хорошего винца и побеседовать о глобальном смысле жизни, внезапно потерявшей ветер в дырявых парусах времени, или давшей значительный крен на левый борт. Это были три идейно волосатых и бесшабашных художника – Колёк, Никита и Димон и, временно, но единогласно и с великим удовольствием избранная глава их масляно-акварельной корпорации, а заодно и их общественный казначей Анюта.
         Парни были худы, веселы, нескладны, бородаты и пахли свежим крепким пивом, а художница, наоборот, приятно удивляла мудрой рассудительностью, прекрасными объёмными плавными формами, крутыми бёдрами, длинными ногами и высокой грудью. Кроме того она обладала такими феноменально короткими разорванными в неожиданных местах шортами и такими лучистыми голубыми глазами, что язык мой просто был не в состоянии отказать ей в такой пустяковой просьбе. Я и раньше помнится, с тоской в сердце и постыдным вожделением в мозжечке созерцал это совершенство, а тут и вовсе разомлел и расплавился от этого нестерпимого жара.

           Собрав всё, что нашлось из требуемого по углам контейнера-пятитонника в пару объёмных мешков и, вручив их сразу согнувшимся от такого презента слабосильным творцам, я пообещал недостающие инструменты и струбцины со своего резервного склада привезти вечером в мастерскую лично. Уж очень я любил посещать их необыкновенное сообщество, так разительно отличающееся от моего круга общения, стоптавшего по оптовым базам копыта, истрепавшего хвосты и поломавшего рога в погоне за быстрой наживой. Они обосновались на окраине города в захолустном, но высоком и большом арендованном гараже для грузовиков, который стал им и мастерской и клубом и баром и жилищем.
         Им везде был дом и приют, даже если на полу едва хватало места только для спального мешка и мольберта. При вечном недостатке финансов это был прекрасный вариант, который был обычной практикой у этих беспокойных и жизнелюбивых исследователей внутренней вселенной.  Правда, микроскопами им часто служили стеклянные емкости из-под крепких и креплёных напитков, но какая разница? Разве не напоминает донышко бутылки объектив телескопа и линзу микроскопа одновременно, линзу помогающую познавать  совершенство мироздания и бодро и удивлённо смотреть как вглубь, так и вдаль? Помочь бедным художникам – это святое дело! Так я считал. Я же и сам был в прошлом художником. Ну, по крайней мере, в душе я себя таковым чувствовал всегда.

         Вот так поздним вечером, я, закупившись в ларьке крепким пивом и немудрёной закуской,  появился в «пещере» художников.
         Видно было, что гараж этот давненько не работал по предназначению и не видел машин, потому что у его входа успели вырасти два приличных кривых тополя и на вид он оправдывал название пещеры. Появление моё вызвало не то чтобы бурную радость, художники  относились ко всему не только жизнерадостно, но ещё и непременно флегматично-саркастически, но вид пива и закуски явно добавил положительных эмоций в скучное занятие зачем-то ползавших по бетонному полу на коленях художников. По всему периметру гаража были разложены ряды деревянных реек густо утыканных гвоздями с натянутыми на них верёвками.

         Как оказалось, творцы совсем недавно приехали из кратковременного путешествия по вольной Европе, и немного утомившись классикой, готовились к поездке на славное море священный Байкал. Готовились поменять надёжный, но тяжёлый камень готического гротеска, на вольную акварель цветастых азиатских шёлковых полотен.  Как бы это ни было удивительно, но они умудрились заключить договор с одним небольшим норвежским издательством на серию коротких статеек и фоторепортажей, иллюстрированных видами дикой флоры и оставшейся в живых фауны. У одного страшно богатого и пузатого местного буржуя для этого случая был арендован дорогой парусный катамаран под честное слово художника, а точнее художницы.
         Но вот незадача, при первом же испытании на природе, в сетке, которая должна была натягиваться между двумя плавучими углепластиковыми корпусами катамарана, художниками случайно были прожжены две огромные дыры в человеческий рост. Слишком жарким был костёр, зажженный в честь получения аванса за ещё не написанные картины, ещё не снятые кадры видеосъёмки и не сделанные фотографии чудных рассветов и удивительных закатов. Слишком много было произнесено тостов в честь тезоименинства красавицы царицы Хатшепсут, произошедшего по их мнению как раз в день открытия сезона и грозного гетмана Сирка, который именно в этот день и перенёсся со своим огнегривым скакуном в мир иной, да и другие полулегендарные персонажи не были забыты, именно их  духи охраняли души художников незримо присутствуя на этом пиру. Да и собственно весь аванс в иностранных купюрах был быстренько спущен на этом весёлом фуршете, почти неделю пахшим шашлыками из баранины, экзотическими фруктами и смутно вспоминаемым числом винных и водочных бутылок.

         Остатки суммы на расходные материалы, кисти, краски, холсты и на дорогу были с огромным трудом спасены Анюткой, спрятавшей их, видимо, в такое место, в которое даже фривольная совесть художников не позволяла немытыми руками проникать. Тем более, она торжественно пообещала: очень сильно ударить старинным чугунным стиплером для крепления полотна к подрамникам по голове любого, кто неосторожно попросит из оставшейся суммы денег на водку или тем более на портвейн. Зная, что она редкостная девушка, сильная духом, крепкая телом и хорошо владеющая кузнечным ремеслом, а я действительно видел откованный ей лично в кузне стальной, почти пудовый канделябр, и молоток в её прекрасной ладони выглядит не менее органично и изящно, чем колонковая кисть, они поняли, что даже пытаться не стоит. Да и много ли тех оставшихся денег она могла  спрятать в свои узкие красные стринги? Но так как в ней удивительно сочеталась принципиальность с милосердием, то некоторую мелкую сумму на опохмелку бородатой братве она всё же выделила. Да и остатки денег уже не могли кардинально решить возникшую проблему. А озеро Байкал и степная-таёжная Бурятия уже исходили в истоме, ожидая появления людей могущих и желающих описать их красоты…!

         Сетка для катамарана по всем выкладкам стоила как минимум восемьсот евро, а такую сумму бедным художникам даже всем вместе было не скопить и за полгода. Да и само слово «копить» в их языке никогда не присутствовало. Богат был их лексикон всевозможными удивительными извращениями словесными и филологическими вывертами, извлечёнными из фонетических словарей всех народов мира, языков и диалектов как давно исчезнувших, так и ныне благополучно существующих, но такого слова как «копить» точно не было. Да и когда она, эта сетка, посылкой придёт из Европы, откуда-то из того самого торгового города Гамбург? К тому времени, пожалуй, и озеро уже покроется толстым заснеженным льдом, и краски природы пожухнут и истончатся, и небо станет низким и серым. Какие там могут быть этюды на природе…?

         Тупик корячился горестно у двери бывшей автомобильной, а ныне художественной, скульптурной и кузнечной  мастерской. Но думай не торопясь, и  сделаешь дело быстро! И хоть трясущиеся поутру руки не очень приспособлены к качественному созидательному труду, но так как росли они из  всесторонне талантливых художников, помните, это надоедливо знаменитое – «талантливый человек, талантлив во всём», то было решено закупить несколько сот метров прочнейшего синтетического бельевого шнура и сплести эту сетку самим. За этим трудоёмким занятием я их собственно и застал. И нужно сказать, что получалось у них это весьма неплохо…! Знание основ плетения макраме, способность к пространственному мышлению и упорство давали приличный результат! Морской обратный удавочный узел с нижним перехлёстом - это даже звучит солидно, так неожиданно по пиратски, а выглядит и того серьёзней. Двойная сеть, исполненная в зелёных и жёлтых тонах, получалась  даже красивее и прочнее заводской….

         Но так как принесённое пиво не должно было греться в духоте помещения, а закуска вянуть и засыхать в ожидании, то все дела временно были отложены в сторону, а разметочный стол временно превратился в фуршетный.
         Художники принялись споро мести колбасу с сыром и дегустировать напитки, как бы, между прочим, замечая, что тяжёлая жизнь после литра пива всегда почему-то налаживается, что после некоторого пребывания на родине уже и местное пойло не кажется им слишком