весь свет. Его книги издавались огромными тиражами, ими зачитывался весь мир: от домохозяек до общественных деятелей и артистов, от фермеров до офисных клерков — он открывал окно в мир всем, давая возможность прикоснуться к прекрасному в самых разных частях света — в Америке и Африке, в Европе и в Азии, в Австралии, даже в Антарктиде. Пропал человек, избравший своей профессией путешествия и познание, и уже месяц никто не может его найти. Что с ним случилось — произошел ли несчастный случай, пресытился ли он яркими впечатлениями и уединился где-нибудь в тихом местечке; может быть, его заставила затаиться любовь или тяжкая болезнь, или, по мнению некоторых экспертов, это ловкий маркетинговый ход, рекламный трюк угасающей звезды? Никто не знает. Загадка века! Тайна.
Я смотрел на фотографии и недоумевал: мы ведь ровесники, как же он смог так хорошо сохраниться? Я ведь тоже неплохо выгляжу, но возраст берет свое — шевелюру давно разбавили седые волосы, животик превратился в символ успешности и солидности, кожа стала шершавой, и я частенько маюсь больным желудком, ломотой в костях и задыхаюсь, когда взбираюсь по лестнице.
А он словно бы и не менялся с времен нашей юности — все то же сильное тело, мощные ноги и руки человека, привыкшего много двигаться; объемная грудь, просто созданная для вдыхания сладкого, свежайшего воздуха; поджарый мускулистый живот, у которого не может быть проблем с усваиванием пищи; открытое, смелое лицо, обрамленное выгоревшей на солнце курчавой бородой. Бог мой, я бы не дал ему больше двадцати лет! И яркие синие ласковые глаза, в которых отражалось небо и море, которые видели Вальпараисо, Кульякан, Икалуит и еще тысячи, десятки тысяч городов, поселков, гор, рек, бухт и озер. Он смотрел на меня с фотографий и смеялся надо мной, он словно говорил мне:
- Угадай, где я.
- Не буду я угадывать, где ты, - ответил я ему, и мой мудрый коллега с тревогой оглядел меня, недоумевая, почему я заговорил с фотографией, и поторопился плеснуть мне еще немного коньяка.
Я позвонил жене и рассказал ей, что только что написал заметку о пропащем путешественнике.
- Почитай завтра у нас на сайте... Можно было бы теперь восстановить старый номер, да, наверное, не буду: все нужные контакты уже на новую симку перевел, - сказал я.
- А ненужные? - спросила жена.
- От ненужных я как раз и избавлялся. Зачем они мне? - ответил я, довольный собой.
- Зря, - тихо сказала жена. - Ненужные контакты часто становятся востребованы, особенно когда их уже невозможно восстановить.
Я разозлился:
- Ты опять откуда-то набралась всяких глупостей. Ни за что не поверю, что ты ведешь такие разговоры с тестем. Он уже старый человек, он не станет слушать твои умозаключения: они совершенно лишены логики!
Жена ответила, и я по мягкому голосу понял, что она улыбается.
- Нет, не с ним, хотя папа меня бы понял. Мне не так давно звонил наш путешественник, который, как ты говоришь, пропал.
- Вот те на! - я почувствовал, что у меня перекашивает рот от злобы.
- Да, милый. Он все время звонит мне — с тех пор, как ты поменял телефон. Мне-то интересно с ним говорить. Он так потрясающе рассказывает о том, где побывал, что видел... Это так захватывает.
Сердце заколотилось, забилось у меня в груди; я закашлялся, и кашляя мучительно и натужно, выдавил из себя:
- Что же ты мне не сказала?
Наверное, она там, на даче, сидя на веранде и вытянув ноги, пожала плечами.
- Ты же так занят, милый. Тебе же всегда было неинтересно. Это тебя только злило...
Она помолчала; связь была хорошая, и я услышал на заднем плане звонкий голосок дочки.
- Знаешь, он рассказал, что посетил последнее место, которое еще не видел. Попросил угадать, где это, и я, конечно, не угадала: Дингуолл в Шотландии, под Инвернессом. Там есть два замка, и он их так забавно описывал — говорил, что они соединены подземным ходом, и в них есть призраки: он даже сфотографировал одного. Это было приведение юной девушки, и оно отчаянно кокетничало... Он обещал переслать фотографию. И еще он сказал, что на Земле огромное количество мест, куда стоит съездить, но ему все они теперь знакомы, а он не хочет повторов. Он сказал, что теперь желает посмотреть звезды... Он смеялся: ведь это занятие, которым можно заполнить вечность.
- Так он что, с собой покончил, что ли? - резко спросил я. - Бог мой, он всегда был ненормальным.
- Этого я не знаю, - степенно ответила жена. - Он не докладывал о своих планах. Но он сказал, что весь доход от книг он переводит на меня — ведь это я беседовала с ним, приветствовала его, рада была его слышать в любое время суток. Это большая сумма. Теперь ты можешь оставить свою жуткую работу. Мы тоже сможем поехать путешествовать! Дочь мечтает об этом...
И тут я сорвался.
- Никаких доходов нам не надо! - заорал я. - Я сроду чужое не брал и не возьму, все заработаю сам, своим трудом, да - только сам! Если для этого надо прогнуться, я прогнусь, но заработаю, заработаю! А тебе я запрещаю брать какие-то нелепые доходы от пустых книжонок. И заканчивай дочь настраивать черт знает на что, ей учиться надо. Вырастит, пусть ездит, если к тому времени не отобьет охоту. Путешествовать им захотелось, напел бездельник и сумасшедший в уши, а они туда же. Ха, да он, наверное, в тебя влюбился! В чужую жену!
- Может быть, - прошептала она.
- Забудь про этого идиота, - пробурчал я, успокаиваясь. - Впрочем, он был славным парнем, только не от мира сего. А за деньги спасибо, не помешают - ремонт в квартире, наконец, сделаем. Если хватит, свою дачу купим, хватит у тестя на шее сидеть. Я знаю одно местечко, очень мне советовали. И соседи там подходящие — мои коллеги.
Она не слушала меня. Она мечтала. Она глядела на лес, на качающуюся на качелях дочь, и вспоминала, как путешественник рассказывал про то, как он заселился в отель и случайно обнаружил, что живет в замке Туллох в Дингуолле, Шотландия: очень забавно вышло.
- По-моему, он был очень одиноким, - сказала она. - Интересно, счастлив ли он?
И положила трубку.
6
А осенью они исчезли.
Одна война закончилась, но мы начали другую; мой талант стал востребован настолько, что меня повысили в должности, и у меня не нашлось ни одного дня, чтобы съездить навестить девочек. Я с трудом выбил два выходных, чтобы перевести их в октябре в город, и задумал сюрприз: обрадовать неожиданностью приезда. Но, явившись на дачу, я застал стариков — тестя с тещей, мирно покачивающихся в креслах перед камином в доме посередине кленовых листьев и рыжей хвои. Во дворе стоял стол, тоже усыпанный иголками, на котором лежали грибы — последние, наверное, в этом году подосиновики, подберезовики и даже парочка белых. Тесть удивленно сказал:
- Ты разве не знал? Они уехали куда-то в гости. Кажется, к какому-то вашему другу. Странно...
Это была ужасная, темная, дикая осень. Я совсем извелся, сходил с ума, окружающие жалели меня, мой мудрый коллега извел на меня весь запас коньяка. Я искал везде, обегал все больницы, просил помощи у властей и в силовых структурах; я тряс удостоверением, орал и грубил - и в следующий миг унижался и умолял, даже рыдал; я давал взятки, добивался приема у высокопоставленных чиновников; напрасно. Случилась великая тайна — они исчезли; я стоял перед этой загадкой, как перед крепостной стеной, не в силах ее преодолеть. Я напоминал себе полководца, который уверен, что за спиной ожидают приказа огромные силы, но, оглянувшись через плечо, видит только скачущего прочь оруженосца.
Утешало меня немного только то, что ее родители по электронной почте получали короткие уведомления — с нами все в порядке, говорилось в этих строках, дрожащих на мониторе крохотными пляшущими человечками, с нами все нормально, пока нет времени написать подробнее, любим, целуем. Один раз дочь прислала фотографию какого-то диковинного, пышного цветка, и даже ее бабушка не смогла определить, что это за растение.
Тесть и теща тревожились меньше.
- Ты разве не знал, какая она упрямая и взбалмошная? - сказал как-то старый человек, продолжая качаться в своей качалке. - Если уж вбила что в голову, так обязательно исполнит, и не сомневайся. Помнишь, мать, как она удирала в походы в школе? Уж мы ее и ругали, в угол ставили, и как только не наказывали, а она все равно удирала — и мы смирились. Лучше, подумали мы, заранее знать, где и с кем она болтается, чем потом по потолку бегать. Ничего, парень, потерпи, появятся.
- Да она же с дочкой! Дочь еще так мала! - орал я, заставляя ветки елок трепетать и сбрасывать смолистые иголки. - Как она могла так просто взять — и исчезнуть! Ничего не сказать! Как она могла! Как вы можете быть такими равнодушными!
- Видать, что-то сильно ее зацепило, сынок, - спокойно сказал старик от камина, - а внучка у нас смышленее иного взрослого, правда, мать?
И тихая, благообразная старушка, улыбаясь, закивала белой головой.
Я бежал с дачи со всех ног - от их кресел-качалок, от их бесконечного спокойствия; во мне бурлила сила и жажда действия и, если бы передо мной встала гора, я бы ее свернул в один миг. Но все изыскания были тщетны, энергия уходила в пустоту, я не знал, где девочки, и только лаконичные письма - «любим, целуем» (о них прилежно извещал тесть), давали мне поддержку и надежду.
Мудрый коллега, глядя на мои метания, предположил:
- Может, к любовнику удрала? Но-но, только, пожалуйста, без рук, ты!
- Не такая она женщина, чтобы так поступить, - остыв, сказал я. - Нет, конечно, нет. Налей-ка мне еще коньяку.
Вскоре я с изумлением обнаружил, что начинаю привыкать к пустой квартире, из которой потихоньку испарялись присущие жене и дочке запахи. Я как-то незаметно для самого себя распихал по темным углам их вещи, чтобы они не мозолили глаза и не мешали работать. Я перестал машинально надевать куртку в тот час, когда раньше провожал дочку в музыкальную школу. Я дошел до того, что взял тряпку и сам протер книжные полки — вот до чего я дожил.
Так проходила скользкая и мокрая осень. Она поливала нас холодными дождями и нагоняла тоску в меру своего умения и способностей, и никак не хотела умирать, упорно влачила серое и скудное существование, не уходила. И сразу ушла, в одну ночь. Утром я открыл глаза рано и увидел за окном неясное белое свечение — это выпал снег, и, точь-в-точь как в прошлом году, запорошил все следы. Я старался отыскать на нем хоть один отпечаток, но тщетно: ни одной отметины, ни одного бугорочка, ни одной выемки — сплошная ровная белая поверхность, уже схваченная поблескивающим в свете фонарей настом.
7.
Это случилось 1 января: опять мела проклятая новогодняя пурга, предвещая год еще более сложный и хлопотный, чем прошедший. Я вернулся с дежурства, окаменев от военных сводок и метели, долго топал ногами у двери и грел под мышками озябшие руки: забыл перчатки — вернее, забыл, есть ли у меня такие вещи.
Мои дела шли в гору: меня ставили всем в пример, как человека, перенесшего большую утрату, но не опустившего руки и не покинувшего свой пост. Перед выходными меня вновь повысили — я стал важной фигурой, но зарплату не подняли, сославшись на кризис.
- Вы патриот, и не будете претендовать на роскошь, когда страна испытывает сложности, - сказали мне, нисколько не интересуясь моим мнением, и я кивнул, стиснув зубы.
Дома я включил во всех комнатах
