1.
Он позвонил, когда я остужал суп с куриными почками. За окном мела та особая пурга, которая бывает только 1 января — предвестник сложного, тяжелого года. Метель выморозила начисто все улицы, облизала тротуары, крыши и фасады, забила мелким колючим снегом стекла осиротевших во дворе машин. Город был пуст, дик и темен, люди стали чужие ему; а я разогрел суп, и глядя на золотистые бляшки жира в треснувшей старой тарелке, ждал, пока смогу проглотить ложку и не обжечься.
- Угадай, где я, - сказал весело твердый и звонкий голос.
- Не собираюсь, - ответил я, но ему был безразличен мой хмурый тон — как и наша пурга, как и наши пустые пространства окраин большого зимнего города.
- Я в Вальпараисо, - объявил он. - Сижу на склоне холма Консепсьон и смотрю на Тихий океан. Ты знаешь, он здесь удивительно синий, почти фиолетовый. Вчера я приехал сюда из Ла Серены, там меня возили в Пунта де Чорос, и я наблюдал пингвинов Гумбольта, тюленей и морских львов. По склонам здесь теснятся пестрые дома, их обнимают мощеные узкие улочки, по которым бегают троллейбусы — между прочим, самые старые в мире! А над бухтой громоздятся кучевые облака — они, знаешь, как отражение гор, но горы круче, выше, хотя до них рукой подать, а к холмам можно подняться на фуникулерах — их здесь шестнадцать штук, выбирай любой!
- Послушай, у меня стынет суп, - сказал я с досадой. - Я только что пришел с дежурства и даже Новый год еще не праздновал. У меня сейчас остынет суп с почками, а я голодный.
- А ветер, если бы ты знал, какие запахи несет этот ветер! Запах морской соли и машинного масла из порта, свежей рыбы с Калета-эль-Мембрильо, пряностей с рынка, зеленой травы парков Винья-дель-Мар... Ругань иностранных моряков, заносчивость чилийских солдат и зазывные крики торговцев, сладкая упругая кожа местных девушек - вот что заключено в этом ветре, старина.
- Мой суп...
- А музыка, какая здесь чудесная музыка! Прямо на улицах, в ресторанах, барах — старинная, дивная музыка, да, и танго, старина, танго — все, кроме «Adios, muchachos», этого тебе здесь не сыграют, музыканты не любят этой песни, они считают ее плохой приметой.
- Почему? - сдался я.
- Потому что это песня про то, как герой теряет молодость и больше не хочет развлекаться — это песня не для Вальпараисо, не для этого города, дружок!
- Все, я хочу пообедать и пойти спать, - объявил я и положил трубку.
Суп, конечно, совсем остыл, но у меня слипались глаза, и я съел его холодным, почти не почувствовав вкуса.
- Кто звонил? - спросила жена.
- Да опять этот путешественник, - пробурчал я.
Жена зашуршала одеялом, зажгла ночник:
- Откуда же на этот раз?
- Вальпараисо, - выплюнул я изо рта засевшее там незнакомое, чужое название города на другом конце земли, - Ненормальный! Как он мне надоел. Уже с десяток лет звонит и требует угадать, где он. Придурок. Какое мне дело, где его носит нелегкая.
- Вальпараисо, - вздохнула жена, и я увидел, как разглаживаются морщинки вокруг ее наполненных сном глаз. - Это в Чили?
- Да, в Чили. У черта на куличках.
- Как славно, - прошептала жена, снова засыпая, и мне показалось, что она стала чуточку моложе.
На следующий день непогода не унялась, а разыгралась еще пуще: даже дворников убрала из дворов, ломала мертвые черные сучья, громыхала на выстуженных крышах. Я валялся в постели и слушал, как пурга воет в арках, и вдруг в арию мороза и ветра вплелся теплый звук: жена пела.
Она вытирала пыль с книг, пританцовывая, двигалась вдоль полок и напевала что-то себе под нос, и я уловил в мелодии знакомый ритм — кажется, это было танго, да — танго, под эту песню мы коротали на пляже в Одессе ласковую летнюю ночь. На пляже Ланжерон с ритма танго началась наша любовь, жена тогда напоминала статуэтку, и я бережно обнимал ее, потому что боялся ненароком сломать тонкую талию; подумать только, как давно это было!
Странные мысли приходят с утра в голову, подумал я и разозлился.
- Ты что поешь? - крикнул я недовольно.
- Вдруг пришла мне в голову мелодия, - откликнулась жена и задумалась. - Откуда я ее знаю?
Я не стал говорить, откуда. Была моя очередь готовить, и я занялся обедом, подавив раздражение в нарезке отбивных, которые я яростно расплющил на разделочной доске.
2
Зима продолжилась обвальными снегопадами, в которых буксовали автобусы, застревали самолеты, а люди казались пришельцами с планеты снеговиков. Звонок раздался на работе, во второй половине дня, когда до конца смены остается час и в голову приходит трусливая мыслишка о том, что, в сущности, никто и не заметит, если я уйду прямо сейчас. Я, допечатывая репортаж, прижал трубку плечом к уху, думая, что меня беспокоят по делу, но в меня ударил энергичный голос:
- Угадай, где я?
- Послушай, я сейчас занят...
- Я только что вернулся с рыбалки в Кульякан. Кульякан, столица штата Синалоа. Ты читал Реверте? Вот я здесь, только что ходил на рыбалку с местными наркобаронами. Ха, это славные ребята, старина, на редкость славные, даже иногда застенчивые и сентиментальные — до тех пор, пока ты не скажешь лишнего. Этот испанец здорово написал о Кульякане!
- Позвони попозже, мне надо сдать статью...
- С балкона гостиницы мне видны прелестные невысокие горы — Западная Сьерра Мадре, у них вершины плоские, будто стесанные. И, конечно же, собор Пресвятой Девы Марии — бело-розовые башни заметны с любой окраины. Ну, а если охота полюбоваться на сам город, то это надо взобраться на холм — пройтись немного, растрясти жирок — и достигнуть другой церкви — Гваделупской Богоматери, вот откуда открываются первоклассные пейзажи! А потом иди гулять и зайди на площадь Альваро Обрегона, полюбуйся там на мимов и клоунов... И зайди, выпей текилы. Здесь нельзя не выпить текилы, дружище!
- Какая текила? Я работаю, понимаешь? Я сейчас положу трубку. Что за у тебя дурная привычка...
- Вчера мы с одним местным парнем поймали большую рыбу — марлина. Ох, и потаскала она нас! Послушай, это невероятно, какая же она сильная — с копьем на морде, мощными серебристыми боками и темно-синей покатой спиной. В основном с ней боролся мой друг, и он был просто великолепен в этой борьбе. Ты знаешь, в нем есть кровь племени яки, метис, стало быть - и вот в нем проступило все индейское, и на крестьянском лице, и в упрямой коренастой фигуре; он водил рыбу, а та ходила кругами, пыталась нырнуть, а потом выпрыгнула из воды и я чуть было не упал за борт от изумления — какая она огромная и красивая, эта рыба. Я тоже немного поучаствовал, я ведь не слабый мужчина, но сил не хватило надолго, и за дело взялся опять мой спутник, и в конце концов одолел ее. Сильный, отчаянный парень, каким может быть только наркоконтрабандист... Вечером мы сидели в баре, в который набилось полно народу, и ни одного туриста — все такие же, как он, и их девушки — тоненькие, смирные, но глазастые — и эти глаза иногда сверкали так, что я бы не решился подойти познакомиться, потому что такая не будет думать, прежде чем пустить тебе пулю в лоб. Друг попросил музыкантов спеть песню и сказал, что это - баллада о нем и о его хозяевах. Его уважают в Синалоа, и он сказал, смеясь: «Значит, меня скоро убьют». У нас есть общая фотография, где мы держим нашу большую рыбу. Я тебе перешлю...
- Где хоть это — Кульякан? - спросил я устало, но не услышал ответа, только тихонько потрескивало пространство у меня в кулаке.
Жена была дома: ухаживала за простуженной дочкой. Я зашел в аптеку; завернул в магазин и взял там хлеба и колбасы, обнаружил, что все опять подорожало, с трудом пробился обратно сквозь липкий, противный снег и долго топал у порога. Таблетки я отдал жене, а сам примостился в прихожей приводить в порядок запорошенную одежду. Дочка раскапризничалась и причитала, что лекарство очень горькое, а жена отвечала ей: «А ты не болей, тогда и горько не будет».
Потом она подошла и, помолчав, спросила, наблюдая, как я чищу ботинки:
- Что, он опять позвонил?
- Как ты угадала? - спросил я, оббивая края подошвы.
- У тебя всегда становится такое упрямое лицо, когда он звонит... Ты очень смешно злишься.
- Вот еще. Ни капельки не злюсь.
- Может быть, - спокойно сказала жена. - Откуда же он дал знать о себе в этот раз?
Я поставил ботинки в угол.
- Я даже не разобрал. Он же не человек, а ходячий географический атлас. Какой-то Куалькан или Кульякан.
- А это где, пап? Такое красивое слово! - крикнула дочь, которая, оказывается, прислушивалась к нашему разговору.
- Не знаю, малыш, - ответил я. - Я же не атлас...
К выходным я заметил в библиотеке прибавление, удивился, открыл новую книгу и прочитал: «Я всегда полагал, что мексиканские наркобаллады – просто песни, а «Граф Монте-Кристо» – просто роман. Так я и сказал Тересе Мендоса в тот последний день, когда она, окруженная телохранителями и полицейскими, согласилась принять меня в доме, расположенном в районе Чапультепек города Кульякан, штат Синалоа».
Детектив, значит: полиция, телохранители. Наркобаллады. Кульякан, штат Синалоа. Мексика.
3.
Весной потек не только снег, но и кран на кухне, и жена, многозначительно глядя мне в глаза, сказала:
- Нет вещи в мире тоскливей, чем звук капающей воды.
Промаявшись ночью до двух часов — меня одолевает в это время года бессонница - я отправился варить кофе, пребывая в том пограничном состоянии, когда все вещи кажутся такими, какие они есть на самом деле. Когда он позвонил, я пытался вычислить промежуток, через который падают капли, и никак не мог посчитать секунды.
- Угадай, где я?
Гнев поднялся во мне, и без того раздраженном, и захлестнул с головой, я не сдержался и закричал в голос, забыв о том, что жена и дочь спят, что на улице — оттепельная, пахнущая прошлогодним тленом ночь:
- Ты! Ты достал меня! У меня тут кран течет, ты можешь это понять, кретин? Почему я должен угадывать, где, в какой дыре ты шляешься? Почему ты позволяешь себе звонить по ночам?
- Я на берегу Северного Ледовитого океана, на берегу бухты Фробишера, - хихикнул мне в ухо далекий голос. - Этот поселочек считается городом и называется Икалуит. Икалуит, старина — это в переводе с эскимосского «рыбное место», рыбное место на Баффиновой земле. Бухта забита льдом, и лед совсем белый, прямо как сахар, и ровный-ровный, отшлифованный, да так оно и есть — ветер его загладил, заласкал. Только иногда выбиваются плиты льда, там и сям, отбрасывают резкую тень — будто авангардистское полотно. Здесь очень холодно, вчера был такой буран, что я чуть не отморозил нос, хотя хожу в специальной маске. В такую погоду лучше вообще не выходить из дому — так и заблудиться не долго, и тогда пропадешь — в нескольких метрах от жилья. Зато сегодня солнце просто ослепительное — вот оно, падает на бухту и бурые холмы.
- Провались ты пропадом вместе с этой бухтой и холмами.
- Местные эскимосы сказали, что здесь полно живности, хотя в это трудно поверить. Белые медведи на бурых холмах, они охотятся на тюленей. Овцебыки — странные такие животные — огромные, лохматые, с острыми рогами и выступающим лбом; они сами похожи на холмы. Олени, а за оленями волки и лисы. Эскимосы говорят на совершенно потрясающем, абсолютно непонятном диалекте: очаровательная тарабарщина! У их стариков лица похожи на кору клена, а у девушек — широкие ноздри и очень милая улыбка. Они, кстати,
