Староклассники.

ожидая ответной восторженной любви от нас.
- Я похож на него: также ношусь вокруг тебя из последних сил, жду, когда ты меня пожалеешь, приласкаешь, всячески стараюсь показать, как сильно тебя люблю,как предан тебе. И получаю от тебя пинки, упреки, недовольство...
- Бедненький. Как ты недавно пел? "Прошла, окатив безразличием, словно нА руки скинула плащ, остудила бубновым величием, хот заплачь...

Говори, говори, говори, - подтрунивала надо мной Лера, - ты мне нравишься особенно, когда восторгаешься мной. Я чувствую себя в безопасности. По крайней мере знаю, что не укусишь.
- По аналогии с испанской поговоркой: "Лающий пес не кусает?"
- Догадливый ты мой, но, все равно, бедненький.
- Местные псы находятся в группе особого риска. Повально заражаются бешенством от лис, нагрянувших в наши леса из соседних областей.
- Не волнуйся, если я обнаружу у тебя первые симптомы бешенства - ну, там слюна запузырится или других баб начнешь пожирать похотливыми глазенками - у меня все инструменты для разделки туши приготовлены, лежат в чулане и ждут не дождутся своей праведной миссии, - порадовала Лера меня веселыми перспективами семейной жизни.
Пес проводил нас до "желтого" дома. Проскунячил, выдохнув из себя в сухом остатке последние чувства любви так искренне, что можно было еще постоять и полюбоваться его любовью к нам и всему человеческому роду, развернулся и резво побежал обратно. Мне послышалось, что он насвистывал на ходу мелодию из Слейда "Мама, мы все сошли с ума!"
В "желтом" доме жили девицы, которых недавно выслали из Москвы за 101-й километр. Я ходил туда однажды погостить и заодно узнать: правда ли, что всем женщицам от мужиков нужно только одно - пожизненный пансион и немного детей?
В меня там влили стакан водки, проверили: смогу ли я не трезвым отличить по упаковке заграничные презервативы от жевательной резинки, затем сразу потеряли ко мне всякий интерес и уложили спать на пол. Но скоро пришла абсолютно голая тетка, встала эйфелевой башней над головой и нудно начала просить у меня хоть какую-нибудь модную тряпочку. Пришлось подняться, разыскать в сенях тряпку, намочить ее и вручить голой тетке, после чего меня с шумом выперли из гостей - отсыпаться и опохмеляться по месту жительства.
- Как бы тебе сказать, чтобы не обидеть твое по-спортивному накаченное полушарие головного мозга? - выслушав мой рассказ о приключениях в "желтом" доме, задумалась Лера: - Тебе необходимо научиться молчать и думать перед тем, как ты невольно и обязательно оскорбишь меня.
- Я и молчу в основном, но это тебя беспокоит еще больше.
- Меня беспокоит твое хвастливое вранье, твои обещания, которые не выполняешь, твоя необязательность, да много еще чего... Не знаю, найдется еще такая дура, которая захочет разменять свою жизнь на то, чтобы сделать из дитя гамадрила нормального человека?
Мы уже лежали в кровати, стиснутые стенами комнаты в десять квадратных метров, и поделенной надвое деревянной перегородкой. В широком проеме виднелся умывальник и дверь в туалет. Лера жила одна. Такие элитные хоромы в общежитии РОНО можно было получить по большому блату. Она и не скрывала: "Да, через подругу-однокурсницу. У той отец был большой партийной шишкой. А сама подруга устроена в областном центре и раз в месяц Лера навещает ее".
"Вот в ком причина фригидности, холодной неприязни и нескрываемой андрофобии Леры. Вполне вероятно, что они с подругой могли быть лесбиянками", - соображал я, хотя о повадках лесбиянок не знал ничего, кроме того, что они могли быть и в провинции, несмотря на строгое выполнение ими всех тринадцати параграфов Морального кодекса молодых строителей коммунизма.
В постели Лера вела себя как захваченная в плен партизанка Зоя Космодемьянская - раз уж попалась, то насилуйте ее скорее и выводите босиком на снег, но оргазма из нее фашисты никакими пытками не выбьют. Я говорил: "Не легко тебя уговаривать, еще сложнее - разогревать и овладевать. Семь потов сойдет, пока... "Да ты чего? - возмущалась она: " Знаешь же, что я, как пионер - "Всегда готова!"
Мы лежали тихо. Каждый прятался в своих мыслях. Шуршали обоями тараканы возле входной двери.
Вдруг Лера разрыдалась.
Я спросил: - Опять?
- Да, опять! Да! - почти закричала она: - Ну почему, почему я не могу забеременеть?!
И в эту секунду раздался громкий стук в дверь.

В Противном, до судорог знакомом голосе, требовавшем немедленно открыть дверь, я определил историчку Нину Алексеевну Головко.
- Это комиссия! - взвизгивала она от свалившейся на нее удачи разоблачения: - Мы знаем, Валерия Максимовна, что вы здесь и знаем, чем вы занимаетесь!
-Плевать на них, - прошептал я, - нас ни для кого нет.
- Не получится: у вахтерши есть запасный комплект ключей. Все равно вломятся.
- Тогда действуем по плану "Б", - предупредил я Леру и кинулся к одежде.
- Какому еще плану? Будь, что будет! - накинув халат, Лера пошла открывать дверь.
А я, усевшись на пол, раскрыл проигрыватель"Россия", достал из пакета первую попавшуюся пластинку и с совершенно отрешенным видом и невинным лицом принялся задумчиво
вслушиваться и глубоко впадать в "Променад" "Картинок с выставки" Мусоргского в исполнении Святослава Рихтера.
На посторонние шумы я старался не обращать внимания: так сильно был увлечен мастерством великого пианиста.
Между тем, Нина Алексеевна, точно раскочегаренный паровоз, таскала, раскачивая за собой на прицепе по комнате, пару учителей из комиссии, напрочь запуганных шумливой
наглостью Головко, и двух постоянных членов родительского комитета школы. Оба родителя почему-то оказались моими. Хотя, помнится, за девять лет было не больше пяти
случаев, когда мама приходила на родительское собрание, а папа даже случайно ни разу не мог попасть в школу. Все время промахивался.
- Вот чем, чем они тут занимаются в такое позднее время?! - повизгивая от удовольствия,спрашивала беспокойно у комиссии Головко: - Чайник уже холодный - чаепитие
вычеркиваем, винные бутылки наверно растолкали по шкафам, курили явно в форточку, и ваш измученный ребенок уже с пола встать не может и поприветствовать учителей, -
попросила она родителей пристально рассмотреть меня и найти десять различий с тем мальчиком, которого они утром отправили в школу подгрызать надгробный камень науки.
- Ну, а ты что молчишь? - набросилась историчка на меня. Посмотрите, люди добрые,на него: его тут совращают, а он сидит и молчит.
Стало ни то, чтобы не ловко, скорее, жалко родителей. Я указал пальцем членам комиссии на проигрыватель и сказал:
- Тихо! Не видите - внимаю? Мне нравится "Танец не вылупившихся птенцов", но и "Старый замок" не хуже звучит. И как только пьяница умудрился такую гениальную прелесть сочинить? Не то, что нынешнее племя: пьют много больше, а сочиняют такую лабуду, что слушать невозможно.
- Не поняла оскорбления! Ты о ком? - возмутилась Головко.
- О МусорскОм, - сделал я ударение на последнем слоге: - О Модесте, конечно, Петровиче... И о вашей душевности, о стремлении немедленно прийти на помощь, подставить
плечо своей подруге и коллеге, попавшей в беду, - незаметно приступил я к реализации плана "Б" и спроецировал на своем лице частичное удивление, сведя глаза в кучку и выкатив нижнюю губу: - Но мне сейчас интересно другое: откуда вы узнали? Или ваш племянник Саша сам всё рассказал?
- Что он должен был мне рассказать? - насторожилась Нина Алексеевна.
- Ну, как же? О том, как он напал в лесу на Валерию Максимовну и пытался ее изнасиловать в особо извращенной форме.
- Зачем? - более привычного по шкале Выготского и высокопарного по степени идиотизма вопроса, Нина Алексеевна и не могла задать. Все в ней было предсказуемо.
- Затем, наверное, чтобы сразу после этого инцидента всем классом мы бы решили приставить личного охранника Валерии Максимовне, и на пушечный выстрел не подпускать к нашему любимому комиссарскому телу классной дамы всяких слюнявых полудурков. Бросили жребий - выпало мне.
А вы же знаете, Нина Алексеевна, что я человек исполнительный. Мне поставь задачу - уговорить, например, Валерию Максимовну не подавать заявление в милицию на
насильника Сашу, так я два раза расшибусь в лепешку, три раза вывернусь наизнанку, но путем долгих, хитрых и взывающих к совести бесед с пострадавшей, добьюсь
справедливости: выкраду заявление и отмажу школьника от позорной уголовной статьи.
Таким честным и благородным меня воспитали мама и папа. Родители, правильно я говорю?
- Это - чушь несусветная! Замолчи немедленно! - взвизгнула Нина Алексеевна и умоляюще стала глядеть в глаза Лере.
- Вовсе не чушь. Родители очень старались. Я значимо ощутил это на себе. Они научили меня всегда быть добрым, отзывчивым, говорить правду, только правду, ничего, кроме правды, пусть и не всю правду. Правильно я говорю, Валерия Максимовна?
Я был в ударе. Глянул на Леру и тут же сделал корректировку: одним ударом меня не успокоить. Лера будет меня лупить долго и беспощадно. Ее и без того огромные, как у
лошади, глаза вывалились от злости, точно у Крупской - носительнице базедовой болезни - в последние годы преподавания в школе.
Мама сказала:
- А я верю своему сыну.
Папа подтвердил:
- Раз сын сказал, что мы воспитывали его, значит так тому и быть!
Остальные члены внезапной комиссии по наблюдению за соблюдением моральных норм и правил советского учителя невольно промолчали, потом извинились и всем гуртом вышли
за двери на совещание.
- Что за бред ты нес? - тут же накинулась на меня Лера: - Какой еще Саша? Кто меня и когда пытался изнасиловать? Стыдно-то как?
- Я же тебя предупредил: план "Б", - довольный собой напомнил я Лере.
- "Б"? Значит, еще был и план "А"?
- Был. Но в нем всё сложно, запутанно и много пострадавших. После развязки пришлось бы уволить весь педагогический состав и директора посадить за растрату и педофилию.
А за Саньку не беспокойся. Я подарю ему диск Пинк Флойда, Он за "Обратную сторону луны" с любой попыткой изнасилования согласится, даже кастрированным даст признательные показания, напишет явку с повинной. Мало того, психоделика Флойдов творит чудеса. Саня через неделю уже внушит себе, что именно всё так и было: подкараулил, увидел, повалил, попытался, не получилось, готов попытаться снова.
- А обо мне ты подумал? Как с таким клеймом преподавать теперь в школе? - сквозь зубы процедила Лера и постучала костяшками пальцев по моей голове и для сравнения -
по стене. У меня мозги сорвало с присосок и они легкими пластмассовыми шарики стали перекатываться и стучаться о внутренние стенки черепа. Штукатурка на стене
осыпалась.
- Хорошо, уговорила, - сказал я в отместку: - Приступаю к реализации плана "А".
- Ради Бога! Это уже - без меня!



В конце июля Лера - Валерия Максимовна - подписала у директора заявление об уходе по собственному желанию, отработав после института в школе год, вместо положенных
трех, и за месяц до начала учебного года прямо с "бегунком" заглянула ко мне домой.
Был день и была пища для размышления: накануне я вернулся с соревнований из Уфы, где порвал сухожилия - врач команды прописал мне полный покой, поэтому я очень долго
ковылял до двери, прослушав