поколения от партнёра. Ты не сказал: «От любимого», ты сказал: «От партнёра».
- Конфуз. Виноват. А ты, хитрец, таким образом, и такими замечаниями меня с толку сбить пытаешься?
- Глупости! Просто, не скажи я этого сейчас, потом, когда ты унесёшься вдаль в своих рассуждениях, будет уже поздно. Да ты и не вспомнишь, о чём говорил. Как уже случалось не раз.
- Не уходи от темы!
- И не думаю. Так значит, по-твоему, в такой ситуации в молодёжной среде виноват, одним словом, Запад?
- И наши милые проходимцы. Они угодливо пособляют окончательному проникновению в народное сознание провокационных заморочек заморских сволочей, они, поначалу вкрадчиво, а потом, с радостью отмечая нашу пассивность, всё более смело и настойчиво подменяют восклицательный знак нашей истории своим скользким вопросительным, они преступное вытаптывание душ ловко именуют демократическим туром вальса и они, самое главное, они не успокоятся никогда, или не успокоятся до тех пор, пока не будет превращён в олигофрена последний мыслящий гражданин этой страны. Заказ добросовестно отрабатывается, вирус исправно размножается, и проходимцы пока ещё внутренне, что б никто не видел, потихоньку потешаются над участниками устроенного их хозяевами балагана. Они, они затеяли свару, а мы по-глупому ищем виноватых среди своих.
- Но проходимцы-то, они же, вроде как, тоже свои?
- А вот это – нет, уважаемый, это – дудки! Помнишь про любимую поговорку Виктора Гюго?
- Цитирую по памяти: «На свете есть только один человек, подлее палача. Это – лакей палача».
- Вот именно. А кто такие наши проходимцы, как не лакеи палачей? Вообще, я устал уже говорить с тобой на подобные темы. Но могу сказать совершенно определённо: развал нашей с тобой страны - это талантливо разыгранная партия, в которой мы сами же и подыграли партнёру. И если в чём нас и надо винить, так это в собственной глупости.
- Ты, часом, не коммунист?
- Я, и не часом, а постоянно, гражданин своей страны. И, если честно, я противник, каких бы то ни было, идеологических приоритетов.
- В жизни государства?
- В жизни народа.
- Вот тебе раз! А как же быть с моральным кодексом гражданина? Без идеологической-то составляющей?
- Чушь! Главная и основополагающая составляющая – это составляющая культурная. Вот что надо нести в массы! Образование и культуру! И народ тогда сам разберётся, что хорошо, а что – плохо. Как тебе современное образование? Что имеешь сказать по поводу теперешнего уровня планки всенародной культуры? Молчишь? Вот и помалкивай.
- Так и просится с языка: «Учиться, учиться и учиться». Помнишь, кто сказал?
- Ну и что? Он просто в концентрированном виде высказал то, о чём говорили на протяжении тысячелетий до него лучшие умы человечества. В этом, кстати, заключается симпатичнейшая сторона коммунистической теории.
- В чём?
- В призыве ко всеобщему образованию. И созданию условий для его получения. Что имеешь сказать по поводу современных условий? Правильно, сказать нечего. Но, повторяю, что я, если уж тебе так важна идеология, я - за идеологию культуры!
- Жидкие аплодисменты превращаются в бурные овации. Зал встаёт…
- Что, драпанул в свой спасительный бастион? Мне твой сарказм по барабану.
- Сомневаюсь я, однако, как говаривал герой известного тебе фильма. То ты против идеологических приоритетов, то вдруг с симпатией заглядываешься на коммунистов.
- У них, по крайней мере, была и есть могучая и несокрушимая теория. И привлекают, кстати, меня не коммунисты, а именно их теория, и те, чьим гением она рождалась. И ещё, их умение вести полемику.
- Но теория сия, как-будто, повержена?
- Кем? Сейчас разражусь громким хохотом, и на меня станут пялиться, как на полоумного. Тебе басню прочесть, «Слон и Моська» называется?
- Не стоит. Я пока что потерей памяти не страдаю.
- Вот и хорошо. Ты что, всерьёз злобное и хриплое потявкивание критиканов воспринимаешь, как состоятельную критику?
- Что-то ты зол на язык стал…
- Да нет. Просто я, как ни стараюсь, не замечаю на горизонте высокоинтеллектуальной полемики. Балаган – пожалуйста! Сколько угодно! А вот полемики – тю-тю! Причём, заметь, что я имею в виду не трагические ляпы коммунистов, а именно теорию, в чистом виде.
- Не распаляйся, пожалуйста. Ещё немного, и ты вслух заговоришь. Так что, давай лучше по-тихому. Можно, например, тему поменять. Хотя, уже не долго ехать осталось. Выходить скоро.
- Да. Народу-то сколько! Сколько лиц! Сколько судеб!
- Ага. И про каждого можно написать отдельную книгу.
- Или почти про каждого.
- Этакая человеческая комедия. В продолжение задумки известного классика.
- Или трагедия… Если присмотреться.
- Думаю, что если уж начать всматриваться, то это и не антонимы вовсе.
- Очень смешно. По-твоему, эти понятия близки?
- Что ж ты осторожничаешь? Договаривай. Ты же хотел сказать, что, по-моему, это – синонимы?
- Догадливый ты. Именно об этом я и подумал.
- Да знаю я прекрасно, о чём ты думаешь. Только вот что меня в тебе потешает, так это как ты, неизменно крадучись, на цыпочках, деликатно, чуть ли не в белых перчатках подходишь к любой теме. Потом потихоньку начинаешь распаляться, срываешься на крик, опускаешься до оскорблений. Мне даже не просто смешно, у меня твоя манера вызывает чувство сожаления.
- Жалеть самого себя – штука глупая.
- Но порой просто необходимая. Поберечь себя следует для последующих надрывов!
- А ты без достоевщины, ну, прямо никак? Не можешь?
- Могу. Но мне твои внутренние диалоги одного небезызвестного тебе персонажа напоминают. Иногда, знаешь, настораживает…
- Нет, брат, шалишь. Мне до Ивана Карамазова, ох, как далеко!
- Зато вот до помешательства тебе явно недалече.
- Всё, можешь закрыть варежку. Моя остановка. Выхожу. А ты – прячься. Где ты там у меня квартируешь? В предсердии? В мозжечке? Жаль, что не в желудке. Изгнал бы тебя самым естественным образом.
- Поздравляю с очевидным регрессом! Как низко ты пал, приятель! Запомни, на чём мы остановились…
МАЙ, 2009 г.
