Нет. Никого нет, только он и она - вместе, но поодиночке. . . Пятая глава

 
Он призадумался. И чем больше он размышлял, тем больше он находил какое-то глубокое препятствие внутри себя - препятствие к скоропалительному расставанию по телефону со своей новой совершенно непонятной ему знакомой; но оно было ему загадочно и сидело далеко внутри ... Второй раз звонить он не стал.
Надо ехать!
 А ты знаешь ... = начал сиплый, с поторонними шумами внутренний голос с отчётливыми прокурорскими интонациями ...
 Заткнись! - с раздвоением личности пора было кончать. И как ни странно, после этого окрика внутренний голос стушевался; подпольный человек где-то растворился в чёрных глубинах подсознания, словно его и не было. - Надо продолжать уважать окружающих, даже если оне не уважают тебя и бросают трубку - гласит моральный кодекс строителя коммунизма.
Наконец-то, он нашёл весьма рациональное объяснение происходящему с ним: поставив себе за правило расставаться по обоюдному согласию, он не видел причин к резкому отказу девушке, которую он толком не рассмотрел, с которой он практически не разговаривал - да и как было разговаривать вчера: вопрос сугубо брачный, а вокруг было столько людей ...
Сегодняшняя прогулка наедине - Под сенью девушек в цвету - должна стать решающей. Он ещё мог задержаться в столице, чтобы расставить все точки не только над “и”, на даже и над - “е”...
 Однако здесь в гнусном воображении нашего героя нарисовался воинственный образ Старшего Брата, который в манере, свойственной великому певцу Филину Киркирякину театрально разведёт руками:
 - Ну ты, чудило в перьях и на букву эМ?! - скажет непременно он. - Тебе не угодишь! Какого тебе ещё рожна нужно, Бледнолицый Брат Мой? Придурковатый родич мой.. Я тебе такую невесту надыбал, а ты ... - так и скажет. Воображаемая сцена не на шутку взволновала его. Она ещё более укрепила в его намерении - “позвонить”.
 Х Х Х
 Упоминая о “гнусном воображении”, я настойчиво хочу оговориться: автор совершенно и ни в коей мере не считает своего героя ни подлецом, ни даже плохим человеком. Принадлежа к достаточному обширному племени интеллигенции, он никого не убил, никого не изнасиловал, никого не ограбил, и единственное преступление, что он мог скрепя сердце себе позволить - так это стащить какую-нибудь книжку из библиотеки, причём ту книжку, которую никто никогда не читал, не читает и не будет читать в силу её заумности ...
Когда же автор жжёт о “гнусном воображении”, то он употребляет это выражение исключительно в ироническом его значении, ибо как раз ожидание всякой подлости и мерзости в отношении самого себя со стороны окружающего мира сего стало для него привычно скорбным уделом; короче, Склифоссовский, он был пессимист ... Да-да, вот эта плохо пахнущая реакция не была его установкой по умолчанию; она была защитной броней на то, что 30-летний молодой человек испытал за целесообразно, но безрезультатно прожитую половину своей никчемной жизни.
 Он ценил своего успешного старшего родственника не столько из-за родственных связей, который были не крепче паутинных, сколько из его местоположения столичного, куда по его проектам ему предстояло время от времени наезжать, потому что - ,. - основная совокупность литературно-художественных журналов и издательств волей всевышнего была сосредоточена именно здесь, в столице “Южной” - не путать с названием универсама или одноимённой станцией метро!
 Писать сподручнее было в Джи*, степном и пыльном городишке, печататься надо было На Семи Горбах. Поэтому злить Старшего Брата до поры до времени не хотелось: ведь еще не раз ему придётся (предполагал он!) к нему заехать в гости ...
 Один раз по телефону издалека он уже услышал сакраментальное:
 - А у него нет брата! - такой поворот винта его не устраивал.
 И, рассуждая таким образом, в тот момент он совершенно не подозревал, что у Старшего Брата он гостил - в последний раз. Больше никогда в жизни этого не повторится.
Вот так вот!
Человек предполагает, а Бог располагает. Но сейчас, этим летом он хотел забить клин на зиму, на будущее с тем, чтобы приехать в первопрестольную на школьные зимние каникулы: может, удастся что-то написать к тому времени, он привезёт - и он уже примерно знал, в какой журнал он понесет свой очередной душераздирающий опус - он хотел в полной мере использовать перестроечные ветры, подувшие из всех щелей, в том числе и из задних...
 Х Х Х
А как всё хорошо начиналось!
На новую квартиру, точнее комнату в коммунальной квартире он постарался приехать попозже, зная, что его родственники поздно возвращаются с работы.
После кружки горячего чая и пару бутербродов с чёрствым сыром, Старший Брат сразу приступил к делу: он смущенно потрогал дужку своих больших импортных очков, снял и посмотрел своими близорукими глазами в его очки пристальным взором.
-  А как ты относишься к тому, что мы тебя познакомим? - спросил он как-то волнительно и вкрадчиво, потому что  Бледнолицего брата, послушного отличника, тихого и скромного, всегда ставили ему в пример как образцового мальчика - высокоморального, нравственного и Старший Брат, видимо, скорее всего опасался ответа - про бескровную любовь - романтика и идеалиста.
- А никак! - услышал аморальный ответ.
И после минутного молчания:
- Понимаешь, мне не везёт, - мне по жизни чертовски не везёт... Сам не знаю почему ... и здесь бледнолицый брат, улыбнувшись, хотел рассказать как он в своём степном захолустном городке прошёл сквозь строй девушек в цвету, надеясь позабавить родственника ... Но Старший Брат его резко оборвал:
- А кому в этой жизни везёт? Мне что ли? Да-а, ладно петь Лазаря! - и без всякого перехода:
- Да или нет?
 - А она не блядь? - осведомился он простодушно.
 Нижняя челюсть Старшего Брата отвисла если не до пуповины, то до волосатой груди - это точно. Глаза стали крупнее его импортных очков с затенёнными стёклами, сделанными на заказ. Это было немножко страшно. Он сделала шаг назад. После минутного ужасного молчания - родич смотрел на него этакими расширенными бельмами как Ленин на буржуазию. Дальнейшую его речь я могу передать только лишь посредством многоточий и междометий с возрастным ограничением 18++.
 - Ты что е. . . . вошь, совсем ё. . . .ся? Это что я буду своему родичу подсовывать проститутку? ! Да за кого ты меня держишь?!!
 - Извини, прости о великий и непобедимый Санька-ибн-Волька, я не подумал!- поспешил разуверить он Старшего Брата. - Последнее время меня здорово клинит. . .
 Старший Брат, взволнованно дыша, внимательно всмотрелся в жалкую фигуру Бледнолицего Брата Своего. Противоречивая гамма эмоций пронеслась по его лицу. Неисповедимы были его мысли, но в конце концов, он вдруг смягчился неожиданно:
 - То-то и оно! Я это вижу! Ты мозги-то свои прочисти! А заодно и ж ...
 Он продолжал бурно дышать, потому что продолжал волноваться услышанным вопросом:
 - Да-а-а, ну ты даёшь, братан?! Не ожидал я от тебя такое услышать! - он скорбно покачал головой.
 Уже отдышавшись и успокоившись, он посоветовал:
 - Кстати, ты к ней хорошенько присмотрись: она - девочка с изюминкой, с большой изюминкой ... Как она мне говорит, - Саша ... А квартира какая! Трёх-комнатная!!! Такой шанс дается человеку всего лишь один раз в жизни, понял Бледнолицый Брат Мой?! И воспользоваться этим надо так, чтобы потом не было - потом! - мучительно стыдно за бездарно упущенную возможность!
 
 Х Х Х
 Поскольку утреннее время уже закончилось, для удлинения времени размышления он избрал не попутку или такси, а общественный транспорт, который в середине дня тоже не был особенно пуст, но относительно  свободен; кстати, огромные интервалы, с которыми посерёдке дня ходили автобусы и троллейбусы, весьма подходили для организации неторопливых раздумий, в которых его мысли причудливо перемежались с картинами столичных пейзажей и ландшафтов.
«Ладно, Склифоссовский, - поморщился внутренний голос, - чего ты там всё тень на плетень наводишь? Скажи просто, что тебе не очень хочется ехать ... К НЕЙ»
- Здравствуй, сука, - ответствовал ему он. - Какой ты у меня однако прозорливый?! Только вот ты мне - ЧУЖОЙ ... И не тебе решать! Ты должен знать, в том числе и на будущее - что ехать или не ехать - решать буду я ... Пока во мне будет хоть капля разума и воли, решать буду я ...
 Летний солнечный свет уже во всю свою дневную силу разлился вдоль Шереметьевской улицы, под его лучами слегка поблекла и посветлела волнующаяся зелень парка по одной её стороне, и даже пятиэтажные хрущёвки, со стенами исчерченные горизонтальными и вертикальными полосами в квадратную клетку, по другую сторону улицы приобрели жизнерадостный вид ...
 Чёрт побери! Неужели было такое славное время - через Шереметьевскую можно было абсолютно спокойно перейти в неположенном месте, именно перейти, а не перебежать .. Просто не верится, как мало было машин!
  Он безмятежно перешел через дорогу в совершенно неположенном месте, и стал ожидать сарай с удочками под символическим номером 13; в ожидании он размышлял над тем, что мужчина и женщина, юноша и девушка никогда не смогут понять друг друга.
“Но, наверное, оно так и нужно - нужно живое противоречие жизни, дающее ей постоянный импульс для непрерывного развития и движения вперёд - так и нужно, чтобы мужчина никогда не понял женщину и наоборот, и они были бы обречены на вечную брань и перестрелку между собой . . .Не будь этого, жизнь была бы очень скучной”.
Подъехавший троллейбус №13 на короткое время прервал поток его “размышлизмов”. Зайдя в него, он потерял нить и стал просто смотреть в окно. Сарай с удочками пыхтя взобрался на мост: справа и слева до самого горизонта потянулись стальные ниточки парных рельс, амбары, пакгаузы, огороженные заборами дворы со всякой техникой и нагромождением ящиков ... Всё это он видел и раньше, но тут неожиданно среди многоэтажных гор и присоседившейся к ним зелени - купол какой-то Церкви с золоченным крестом неожиданно привлёк его взор. “Странно!” - мелькнула мысль ...
 И над всем этим господствовала - ,. - - ,. -
Х Х Х
Из Неотправленных Писем Провинциала: «НАМ НУЖНА РЕВОЛЮЦИЯ? Копия Старшему Брату.
Неправда, Ваша Честь! РЕВОЛЮЦИЯ  в приниципиальном контексте: «нам нужна революция» прозвучала уже в апреле 1985 года, как только Горбачёв пришёл к власти. Единственно не стоял вопрос о демократизации политической системы, не было и намёка на гласность в тот момент … Появление последних было воспринято обществом как свидетельство уверенности партии в своих силах, убеждения, что партократы по-прежнему смогут заболтать и запудрить мозги населению. Фехтование очень опасным, обоюдоострым словом  «РЕВОЛЮЦИЯ» по-видимому должно выбить это оружие из рук диссиденствующей оппозиции и одновременно привлечь на свою сторону часть  «умников и умниц», ведь ничего не стоит выдать элементы демократии за саму демократию … »  
 Х Х Х
 
 Доехал до Ракеты. Там, пройдя сквозь вереницу столичных гостей и приезжих, эскалатор понёс его  в прохладное, но со специфическим запахом машинного масла, резины и ещё чего-то Подземелье, которое довезло его до конечной станции одной из радиальных линий.
 Он вышел там, где ровно пять лет назад уже был в поисках квартиры,