Илья Муромец - отзвуки прошлого 2. Первые подвиги Ильи Муромца

представления о божественной первоптице, сотворившей мир, зарождались уже в те далёкие времена: арийская птица Шьена, египетский Великий Гоготун, утка финской богини Ильматар, а в русской Голубиной книге им соответствует Ногай-птица или иначе Стратим-птица:

    “А нагой-птица – всем птицам мати,
    А живет она на акиане-море,
    А вьет гнездо на белом камене;
    Набежали гости корабельщики
    А на то гнездо ногай птицы
    И на его детушак на маленьких,
    Ногай-птица вострепенется,
    Акиан-море восколыблется,
    Кабы быстры реки разливалися,
    Топят много бусы-корабли,
    Топят много червленыя корабли,
    А все ведь души напрасные”
                    (“Голубина книга сорока пядень” // “Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, с. 212, М., 1977)

    Бросается в глаза сходство и с Симургом, и с Соловьём-разбойником, только место действия перенесено на край земли. Так ведь и птица не простая, а космическая, один из устоев всего Мироздания. Эта птица… Нет, эта Птица снесла яйцо (то самое, золотое), из которого появился весь мир.
    Симург курдского фольклора – птица Симыр, в армянском его называли Синама-птица (Sinamahawg). Главный герой сказки спасает птенцов птицы от змеи (или огромного змея), а благодарная птица в свою очередь помогает герою (К.В. Тревер “Сэнмурв-Паскудж, собака-птица”, с. 22-23, “Государственный Эрмитаж”, Л., 1937). Такой же сюжет находим и в русских сказках, хотя имя птицы там позабыто, обычно та же Ногай-птица.
    Если немедленная помощь не требуется, то птица дарит герою свое перо, которое надо сжечь, чтобы вызвать её. С той же целью Симург даёт перо своему воспитаннику Залю (там же, с. 21), а в русских сказках такую же ценность имеет перо Финиста. Его называли Финист – Ясный Сокол. Имя заимствовано из Греции, но соколиный облик, должно быть, отражает истинный вид Симаргла. Пускай крылатого пса охотно изображали на украшениях, но то для развлечения. В конце концов, крылатых собак никто не видел, а сокола на Руси любили. Хотя, конечно, возможны варианты. Молодец, обращающийся в сокола и соблазняющий девиц, поначалу не вызывал у людей неприятия, его воспринимали как сказочного царевича, уносящего избранницу в волшебную страну. И лишь под воздействием церковной пропаганды на первый план вышла змеиная составляющая и появились рассказы о летучем змее, коварном соблазнителе доверчивых красавиц.
    Птица всегда символизировала небо и Симаргл попал на Русь в качестве небесного божества. Вот Илья Муромец стреляет из лука в Соловья-разбойника:

    “А й тут старыя казак да Илья Муромец
    Да берет-то он свой тугой лук разрывчатый,
    Во свои берет во белы он во ручушки,
    Ён тетивочку шелковеньку натягивал,
    А он стрелочку каленую накладывал,
    То он стрелил в того Соловья-разбойника,
    Ёму выбил право око со косичею.
    Ён спустил-то Соловья на сыру землю”
                    (“Илья Муромец”, ЛП, с. 35, М.-Л., 1958)

    Небесный бог летел над землёй, глядя на неё сверху. Его глазом считалось солнце, а оно движется по южной стороне неба слева направо, если стать к нему лицом. Значит и бог летел в том же направлении, так что наблюдатель видел его правый глаз, в который и попал стрелой Илья Муромец. Одноглазые боги встречаются у разных народов – египетский Хор, скандинавский Один. Поскольку бог всегда глядел с высоты одним глазом, мифы объясняли, как он лишился второго глаза. Нашёлся некий супротивник для бога и рисовался он в мифах соответственно местным космогоническим представлениям. Супротивником для Симурга стал Исфандияр, их противоборство началось не в поэме, но истоки его скрыты от нас и, видимо, навсегда. Похоже, что имя Исфандияр знали и на Руси, во всяком случае в летописи можно найти близкое по звучанию женское имя – Сфандра (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 46, Рязань, 2001).
    Нельзя отрицать наличие культурного обмена между Русью и Ираном, но всё-таки представления о Симурге зародились в областях куда более близких к нам. Пока арии странствовали по свету, священными горами попеременно назначались вершины Северного Урала, Кавказ, Гималаи. Самая главная и самая священная гора, вокруг которой вращались все светила, в Индии называлась Меру, а в Иране Альбурз (от авестийского Хар-бурз или Хара Березайти – Высокая Хара). Мифический Альбурз и реальный Эльбрус – совпадение названий практически полное. И почему бы Эльбрусу не быть священной горой ариев, действительно некогда обитавших в Северном Причерноморье? Да и позднее, в античное время там продолжали жить их потомки. Среди них встречались не только ираноязычные народы, немало оставалось ещё индоязычных, а значит, реальны контакты индоариев с предками славян (О.Н. Трубачев “INDOARICA в Северном Причерноморье”, с. 42-60, М., 1999). И если жители Индии и Ирана сохранили воспоминания о своём арийском прошлом, то тем более это должны были сделать их сородичи, поселившиеся вблизи от тех мест, где происходили события мифов. Культурное влияние Ирана на соседей было влиянием мощного государства, а ведь когда-то его только предстояло создать. И откуда предкам иранцев черпать духовную силу, как не с прежней родины?
    “Шах-наме” – это всё-таки не фольклор, а литературное произведение, опирающееся на фольклорные источники. В своей поэме Фирдоуси смешал разнородные этнические предания и местные легенды, которые никогда не стыковались друг с другом. Наверняка существовали самостоятельные циклы сказаний об Исфандияре – противнике Симурга, и Рустаме, почитавшем того же Симурга. И это были сказания даже не дружественных народов – небесное божество одного из них воспринималось противниками как чудовище. Насильственное соединение двух циклов не избавило от противоречий. Пускай Исфандияр и Рустам в поэме изображены друзьями, их противоестественное сближение предопределило трагическую развязку. Два великих героя и не могли ужиться в одной поэме, потому что частично дублировали друг друга. Семь подвигов Исфандияра соответствуют семи приключениям Рустама. Каждый народ стремился приписать эпические подвиги своему герою. И в русском эпосе можно найти достаточно совпадений со сказаниями об обоих богатырях. Разумнее объяснить это не влиянием Ирана (далековато от Руси), а наличием источника сказаний по соседству с русской землёй.
    Прежде всего, это салтово-маяцкая культура – её отношения с Русью нельзя сводить к обычному культурному обмену. Всё в этих отношениях оказалось настолько связано и переплетено, что и не разделить, если не резать по живому. А в зоне Причерноморья и Предкавказья как раз и сохранялись остатки арийских мифов. При том, что анты римского времени жили в той культурной области невесть с каких времён, неслучайно же в русских былинах появились святые Араратские горы. Можно спорить о том, как распространялись предания, но нельзя подменять сложный процесс этногенеза примитивным заимствованием. Проблема в том, что если иранская мифология довольно подробно известна, скифская тоже известна, хотя и плохо, то праславянская неизвестна совсем. Но это не значит, что её не было, никто не начинает свою историю с чистого листа.
    Симаргл изначально почитался как бог неба. Но на русском небосклоне вне конкуренции был Сварог. Так культ Симаргла потихоньку бы и угас, да величие и могущество Сварога не позволяли простым смертным обращаться к нему напрямую. Он не мелочился и решал вопросы вселенского масштаба, земные же дела оставил прочим богам, над которыми возвышался настолько, насколько они сами возвышались над людьми. Крылатый бог на побегушках у Сварога оказался очень кстати. Хорошо известно, что когда недоступен директор, то особое значение приобретает его секретарь. Вот почему в Киеве появился идол Симаргла – к нему жители обращались с просьбами, не смея докучать невообразимо могущественному шефу (до бога высоко, до царя далеко).
    В “Шах-наме” именно Симург излечивает Рустама после неудачной схватки с Исфандияром. Так может Симаргл и был чудесным странником, излечившим Илью Муромца? Кого ещё мог послать Сварог, как не своего ближайшего помощника? У Симурга в поэме упоминаются два птенца, помогавшие ему во всём, былинный Соловей-разбойник тоже имел сыновей, стало быть, и Симаргла сопровождали два его сына. Вот они, трое странников из русской былины.
    А потом с тем же Симарглом Илья и сразился у реки Смородины. Ну и что? Симаргл же бог, по определению бессмертный, так что с него не убудет. Дуб, на котором Соловей-разбойник устроил своё гнездо, соответствует мировому дереву Сэнмурва, эпический Киев стал заменой обиталища богов, Смородина – мифическая река, отделяющая наш мир от мира потустороннего. Суть в том, что, призвав Велеса на службу, Сварог устроил ему по дороге строгую проверку – достаточно ли он силён и храбр, сумеет ли самостоятельно одолеть самого грозного из стражей. Только тогда он достоин занять приготовленное для него место.
    Разница между былиной и сказанием из “Шах-наме” в том, что Исфандияр вынужден прибегнуть к хитрости, Илья же идёт напролом. Он без труда преодолевает бурю, смертельную для всех людей, и поражает противника стрелой-молнией. Больно, конечно, да куда Симарглу деваться – против воли Сварога не пойдёшь. Бой бога с богом. Велес, которого Симаргл и одарил неодолимой силищей, теперь его самого взял в плен и повёз к Владимиру-Дажьбогу как доказательство своей победы. Там пленнику пришлось продемонстрировать свою мощь, причём на приказ Владимира тот отвечает презрительным отказом. Понятно, что Симаргл равен Дажьбогу, он исполняет только волю Сварога, ну и ещё того, кто пленил его. В большинстве вариантов былины Илья потом убивает Соловья-разбойника, оправдывая свой поступок злобной натурой пленника – в этом можно усмотреть близость былинного сюжета и сказания об Исфандияре. Но есть былины, где Соловью-разбойнику позволяется выкупиться на свободу (“Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 1899-1901 гг.”, т. I, с. 163, М., 1904; Тихонравов Н.С. и Миллер В.Ф. (ред.) “Русские былины старой и новой записи”, отд. II, с. 13, М., 1894) или, где Илья Муромец и Соловей вместе спасают город Кряков от нашествия:

    “Говорит Илейко Соловью разбойнику:
    “Пособи мне-ка выручить
    Кряков из неволюшки.”
    Поехал Илья по праву руку,
    Соловей пошел по леву руку:
    Под Кряковым добры молодцы силу выбили”
                    (“Илья Муромец” // “Песни, собранные П.В. Киреевским”, ч. 1, вып. 4, с. 4, М., 1862)

    Пассаж довольно неожиданный, однако же он согласуется с ещё одной былиной, где Соловей указан в списке русских богатырей: “Был на земле богатырь Соловей” (“Аника воин” // там же, с. 122). Причина разнобоя в том, что в былинах смешались эпос и мифология. По времена язычества путаницы не было, даже в одинаковых рассказах бога отличали от героя. А как быть сейчас, когда от язычества ничего не осталось, когда нет ни одного человека, способного разобраться в обрывках древних сказаний? Тем более, что сказители по своему разумению переделывали эти обрывки и объясняли в меру собственного понимания.
    Илья Муромец берёт в плен Соловья-разбойника и увозит с собой