Инь Ян. Оттенки прошлого. Земной Рай ч.5

сделал упор на слове «незнакомым». — И к старшим по возрасту. Но на «ты» всё же лучше. Хотя ты меня значительно старше, стал мне за последнее время близким человеком,  почти родным.
— Ты для меня тем более родной, не сомневайся!
Хронос подошёл к Хайме и приобнял за плечи. Хайме почувствовал тепло, исходящее как от обычного человека.
Хронос улыбался.
— Так что будешь смотреть: продолжение поисков Беловодья Степаном и Афоней, путешествия по Раю Данте или подслушаешь разговоры своих близких?
Хайме задумался, потом решительно сказал:
— Знаешь, подслушивать не красиво. С ними всё в порядке, это самое главное. С Данте ещё увидимся. Хочу досмотреть историю Афони и Стёпы.
— Я почему-то так и думал. Рассуждаешь правильно. О Данте поговорим чуть позже. С Вероной  совсем скоро встретишься, а с Хелен пока не разберёшься с оттенками прошлого, не встретишься. Не волнуйся, они с Тумбулатом заняты...
-  Опять спасают мир? Не удивлюсь, если это так. — Хайме развёл руками. — Я уже привык. Она же ФанФея! (12)
Хронос покачал седой головой.
— Ничего не могу сказать. Не в моей власти раскрывать тайны прошлого, настоящего и будущего.
— Не в твоей власти? — удивился Хайме.-  А в чьей?
— Да в руках самих людей! Почему вы  так хотите знать своё будущее?
  Хронос разволновался и стал  ходить из угла в угол так быстро, что подол его хитона развевался как колокол. Хайме даже показалось, что сейчас услышит колокольный перезвон. Он улыбнулся. Хронос заметил улыбку и остановился.
— Что тебе так весело? Каким будет будущее — зависит от самого человека. Нужно верить в самое лучшее, тогда оно и будет, это лучшее. — Хронос успокоился и сел в кресло. — Понимаешь?
Хайме кивнул.
— Да, согласен с тобой! Что ты так разволновался? Я ведь тебя не спрашиваю о своём будущем.
— Извини, это с тобой не связано. Так накатило что-то. Устал. Ладно, смотри дальше.

Труден путь к блаженству

  Ночь прошла беспокойно. Лес продолжал жить  своей жизнью. Вокруг раздавались разные звуки, от которых  порой у Афони сжималось сердце. Лишь под утро они со Степаном  заснули.
Солнечный луч коснулся ресниц Афони, он открыл глаза. На душе было как-то по особому тепло и легко, что он, поднял руки вверх и прокричал:
— Здравствуй, утро! Здравствуй солнце! Лес и птицы, здравствуйте!
— Чё орёшь? Утро, солнце, лес… Они не живые, что им здравия желать? — недовольно  пробурчал Степан.
Афоня посмотрел на друга.
— Стёпа! Что с тобой стало? Ты так изменился!
— Столько дней идём, а всё без толку. Заблудимся и домой не вернёмся — вот, что нас ожидает!
Афоня подошёл к другу и заглянул в глаза.
— Стёп, зачем ты так? Вернёмся, обязательно вернёмся!  Недолго ещё идти, я уверен!
  Тропа всё вверх и вверх ползёт, пройдено немало, а конца и не видно. К тому же, поднялся ледяной, пронизывающий ветер, от которого не спасали куцые кафтаны Степана и  Афони.
  Ноги, на которых были чуни (очень тёплые зимние сапоги с меховой отделкой и высокой подошвой), заледенели, еле передвигались. Перед  глазами Афони появилась картинка:
На поляне с  сочно-зелёного цвета травой пасётся его лошадь, Орлинка. Увидев хозяина, она радостно  заржала и бросилась ему навстречу.
— Эх, -  подумал Афоня. — Кусочек бы сахара для лошадушки!
Он сунул руку в карман штанин, и о чудо! Там что-то есть!  Афонь достал несколько кусочков сахара, один поднёс к губам лошади, другой поднёс к своему рту. И ощутил, как язык захолодило. 
— Ты что, братан! Зачем снег ешь?
  Степан терял присутствие духа. Он уже ничего не мог различить перед собою. Горы казались враждебной, тёмной массой. Мрачное небо без просвета, обложенное облаками.  Время будто остановилось.
«Мысль работала напряженно, она вся без остатка увязала в этой тьме, выхода не было, и Степан, зло сопя, скрипел зубами:
— Будь оно проклято, это дьявольское Беловодье».(13)
— Окстись! Не вспоминай рогатого!
  Афоня посмотрел на руки. Он сжимал комок снега, вздохнув перекрестился.
  — В Беловодье отдохнем, Стёпушка!
  — Как ты не понимаешь! Беловодья  нет! Всё это сказки! Сказки! Сказки! — бубнил Степан.
Последнее слово он произнёс зло. Афоня головой покачал.
-  Есть Беловодье!  Мне видение было, сон. «Вот уснём в беде, а проснёмся у молочных рек», (13)
      Степан нахмурился  и махнул рукой.
— Да, ну тебя! Тебе хоть кол на голове теши, всё равно на своём стоишь!
  Дальнейший путь был не менее трудным, но вот друзья взобрались на ровное место. Сверху было видно небо в туманной дымке, да белые остроконечные вершины. Тут вдали взметнулся столб снежной пыли и вскоре показался всадник на белом коне. Он спешился и перед Степаном и Афоней предстал высокого роста седобородый мужчина  в белых одеждах.
— Монах, — подумал Афоня.
— Старообрядец, — решил Степан.
— Елозий, ведун, — представился седобородый. — Куда путь держите, други?
У Степана и Афони языки и развязались,  рассказали ему все, перебивая один другого.
— Путь держим в Беловодье
— Ждут нас  односельчане с добрыми вестями, да вот заплутали малёхо.
Елозий слушал внимательно, пощипав бороду, высказался:
— Что я вам скажу? Вертайте, други, назад. Вам не дойти до Беловодья.
— Дойдём! — убеждённо возразил Степан, сам от себя не ожидая таких слов. -  Взад оглобли поворачивать не рука нам.
  — За смертью идёте, — угрюмо проговорил Елозий. — Снега кругом, не дойти вам до Беловодья.
Потом обратившись к Степану, сказал:
-  Кровь свою пожалей, тогда спасёшься! Похвально, что друга жалеешь… Тебе решать.
Проворно вскочил в седло и скрылся в том же направлении, откуда приехал.
  Друзья решили остаться на ночлег тут же. Степан еле-еле костёр разжёг. Потом долго не могли заснуть. На небо смотрели, пытаясь найти Большую Медведицу. Не заметили как заснули.
  На следующее утро, пробудившись, Афоня закричал спавшему товарищу:
— Степан, Степан! Глянь! Вершины алеют! Снег розовый!
      Степан, нехотя открыл глаза и  приподнялся из-под шубы. Перед ними, совсем близко, высились громады гор, снизу покрытые густым, иссиня чёрным лесом.    Выше — полоса леса обрывалась, обнажая серые, исчерченные черными ущельями склоны, а вершина хребта придавлена пластами снега, приветливо розовевшего в нежных потоках утренней зари.
      Афоня соскочил  в одной рубахе. Не чувствуя холода, он смотрел  на  снега, доходящие до самого неба. Все гуще алели снежные вершины, все голубей становились сугробы на обрывах и кручах, в ребристых же гранях снег до боли глаз блестел расплавленным стеклом. (13)
Афоня  прошептал умилённо:
  — О боже! Снег-то какой… красный… Так бы и умчался туда, ввысь!
Степан нахмурился.
  — Может, там смерть нас дожидается. Одень шубу, заболеешь!
— Ну, что ты! Беловодье вот оно, рядом! Я не заболею!
  Недолго шли. Афоню зазнобило и пришлось на привал остановиться.
  Степан разжёг огонь, подбросил в костёр хворост и огляделся кругом. Ему почудилось — живая тень бродит неподалёку,  прячется.
— Не медведь ли? Ну и пусть, я  не трус! — пробормотал про себя.
Потом поднялся на ноги.
— Эй! Черт!  Бери душу! Продаю! Себя не жаль, другана жалко… Я ведь его потащил сюда.  Бери душу! Только укажи дорогу.  Эй!!! — Степан сунул два пальца в рот и  заливисто свистнул
  — Стёпа, Степан! — Афоня попытался повысить  голос, но только раздался глухой шёпот. — Какие слова мелешь… Окстись!
Эти слова дались ему с большим трудом. Он задохнулся и закашлялся.
— Что,  неможется, Афонь-Мафонь? Говорил же тебе: одевайся!
      Губы Афони побелели, лицо  пожелтело, скулы обострились, щёки ввалились.
  — Ничего, как-нибудь, — утешал его Степан. — Пойдем. Недалечко теперь. Скоро дойдём..
  — Не выдюжить мне… Иди, я тебя подожду!
  — Ну, уж нет! Вместе пришли, вместе и дальше пойдём!  Пойдем!
      Афоня повиновался. Степан взял его под руку, Афоня пошатываясь, шёл за Степаном. Потом он начал бредить.
  — Мороз на дворе, зима… На печку бы...
Степан приложил снег  к горячему лбу друга. Афоня задрожал, глаза  большие, в темных кругах смотрели с грустью.
  — Вот и отходили мы с тобой, Стёпушка. Беловодью конец. Умираю. Трудно.
  — Сам сдохну, а тебя, Афоня, выручу… Выручу, выручу, выручу...
  Кровь ударила разом в голову, огонь метнул в глазах:
— Спасу!
Будто слыша слова Степана вдали показался всадник. Степан вложил пальцы в рот и  оглушительно свистнул. Но свист всадник не услышал.
  — Эх, пропадай, душа… — прошептал Степан и, перекрестившись,  взвился над бездной.
  Страшный, смертный крик донёсся до всадника. Всадник приостановил коня.(13)
      Сугробы заалели от крови Степана.
… Афоня пробудился в чуме старика-алтайца.  Что стало с его другом Степаном, так и осталось  неизвестно. Выходил Афоню алтаец. Вернулся он домой один, угрюмый и поседевший.
— Не найти на земле истинного блаженства, — рассказывал он  односельчанам. — Истинна только мужская дружба.
Слёзы покатилась из глаз Афони.
— Прощай, друг! Я тебя никогда не забуду! Ты нашёл своё Беловодье.


(1) «Сторонка… Беловодье», с сайта умные слова.ру
(2) Пураны — (с санскрита пурана, букв. – древний или былина, древнее предание) — памятники древнеиндийской литературы; священные книги индуизма.
(3)" Лазарев Е.С. «Беловодье на русском севере»
(4) патриарх Никон, в миру Никита Минин (1605-1681) — церковные реформы, которые он начал в середине 50-х гг.XVII века, были направлены на изменения обрядовых традиций, унификацию русской православной церкви с греческой. Реформы вызвали церковный раскол.
Протопоп Аввакум, в миру Аввакум Петров (1629-1682) — противник церковных реформ Никона, ему приписывают 43 сочинения, среди них «Житие протопопа Аввакума». Аввакума считают родоначальником новой российской словесности. Старообрядцы причисляют его к священномученикам
(5) стихи автора
(6) Григорий Николаевич Потанин (1835-1920) — известен как исследователь Центральной Азии, в 1918 году административным советом Сибирского правительства присуждено титул  почётного гражданина Сибири.
(7) Вячеслав Яковлевич Шишков (1873-1945) — русский писатель, автор романов «Угрюм-река», «Емельян Пугачёв». Главная тема творчества — настоящее и прошлое Сибири.
(8) строки стихотворений из Интернета
(9) по мотивам рассказа В.Я.Шишкова  «Алые сугробы»
(10) хитон  — просторная верхняя одежда, мужская и женская, чаще без рукавов
(11) гуру — духовный учитель, джи — уважительное  окончание, которое в Индии добавляют к любому имени, даже к незнакомому человеку.
  В слове «Гуру» буквы ГУ означают «гунаатитха», то есть того, кто превзошел три гуны, или качества: тамас, раджас и даже саттву; а буквы РУ означают того, кто есть «рупа варджитха», иначе говоря, того, кто постиг Бога, не имеющего формы.
(12) читайте «Верника. Мир наизнанку»
(13) Из рассказа В.Я.Шишкова  «Алые сугробы»