Spoudogeloion. История Европы в романах

совершенно непоследовательно призналась Анна.
Девочка немного подумала, а потом продолжила разговор:
- А я стану королевой?
Анна вздохнула и обняла дочь.
- Тебе хочется стать королевой? Поверь мне, в этом мало радости. Кроме того, тебе сложно будет занять престол: если даже у тебя не появится братик, то все равно королевой станет Мария, а не ты.
- Да, она - взрослая… - протянула Елизавета и спросила:
- А где ее мама?
- Ее мама уехала из нашей страны, а после умерла, - неохотно пояснила Анна.
Девочка снова задумалась.
- Но, значит, у Мэри есть только папа, и у меня есть тот же папа, а еще у меня есть мама, - почему же Мэри станет королевой, а не я?
- Но она гораздо старше тебя, - напомнила Анна.
- Да, она взрослая… - повторила Елизавета. – Но она злая и некрасивая.
- Нехорошо так говорить о своей сестре, да и вообще о ком бы то ни было, - назидательно сказала Анна. – Злословие – это грех.
- Прости, мамочка, - девочка прижалась к ней.
- Избегай грехов, милая. Горе тому, через кого они входят в мир. Отмщение от Бога ждет грешников и на этом, и на том свете, - Анна погладила дочь по голове.
- Мам, - спросила Елизавета, выждав немного, - а как же Бог за всеми углядит? Ведь людей много, а он один?
- Глупенькая, какая ты глупенькая! А считаешь себя умнее Марии! – рассмеялась Анна. - Неужели священник не говорил тебе, что Бог всемогущ и всеведущ, и все наши дела и помыслы ему известны?
- Говорить-то он говорил… - с сомнением сказала девочка.
- Тсс, я слышу шаги короля. Он идет сюда, - сказала Анна. – Пожалуйста, поклонись ему,  как следует, и называй его «ваше величество».
Генрих, хромая, вошел в комнату.
- Здравствуйте, моя милая, здравствуйте, ваше высочество, - поздоровался он с женой и дочерью.
- Бог мой, какая сырая погода, - моя нога ноет и ноет, и не дает мне покоя! - Генрих уселся в кресло, сбросил на пол подушку и осторожно положил на нее свою больную ногу.
- Вы погрузнели, ваше величество. Вам надо ограничить ваше питание, - сказала ему Анна.
- При чем тут питание? – поднял брови король. – Я вам про одно, а вы – про другое! Я ем не больше остальных… Так, ваше высочество, а вы что делали? – спросил он Елизавету.
- Я играла в куклы, ваше величество, - поклонилась ему принцесса.
- В куклы? Очень мило, - рассеянно сказал Генрих и прибавил, обращаясь к жене: - А она прекрасно говорит, четко произносит слова. Удивительно. Помнится, Мария в ее возрасте  только мычала что-то нечленораздельное. Да, Елизавета делает большие успехи…
Наступила тишина. Анна стояла перед королем, глядя себе под ноги, а он рассматривал гобелен на стене, будто видел его в первый раз. Елизавета, ухватившись за руку Анны, переводила взгляд с отца на мать, пытаясь понять, почему они молчат.
- Вы не оставите нас, ваше высочество? – внезапно произнес Генрих так громко, что девочка вздрогнула. - Мне надо потолковать с королевой наедине.
Елизавета, не забыв присесть в поклоне, выскочила из комнаты.
- Да, умная девочка. Но – девочка! – пробурчал король, посмотрев ей вслед.
- Я хотел спросить вас, моя милая, нет ли у вас признаков беременности? У вас, вроде бы, случилась задержка? – в голосе Генрих прозвучала надежда.
Анна смутилась и покраснела.
- Нет, ваше величество, все восстановилось. Обычные женские дела. Я не беременна, - сказала она.
Генрих насупился.
- Я не понимаю, что у нас происходит. Я, кажется, регулярно исполняю свой супружеский долг, - почему вы не родите мне сына?
- Видно, Бог этого не хочет, - ответила Анна, мельком взглянув на побагровевшего короля.
- Отчего бы Богу этого не хотеть? – сдавленно произнес тот, сдерживая гнев. – Разве я не очистил нашу веру, разве не засияла она в первозданном блеске и величии? Нет, моя милая, у меня возникает такое ощущение, что это не Бог, а вы, именно вы, не хотите, чтобы у меня родился наследник!
- Как я могу помешать этому? Вы не можете упрекнуть меня в том, что я нарушаю обязанности жены, - холодно проговорила Анна, глядя теперь прямо в глаза королю.
- Да, это верно… - осекся он. – Но почему же, черт меня возьми совсем, у нас нет сына? Почему вы не можете забеременеть? А может быть, вы вообще уже никогда не забеременеете?
- Врачи говорят, что я здорова.
- А-а-а, врачи! – Генрих махнул рукой. – Что они знают! Если бы они действительно умели лечить болезни, на земле давно бы никто не болел. Сколько веков существует медицина, а болезней становится все больше. Не напоминайте мне о врачах; они не могут вылечить даже мою ногу, которая не ранена, не покалечена, не обожжена, а просто болит изнутри. Я заплатил этим эскулапам столько золота, что хватило бы на излечение всех больных ног на свете, а они лишь мучают меня бессмысленными процедурами и запутывают мудреными латинскими терминами. Я несколько раз порывался издать указ о том, чтобы повесить всех врачей. Людям от этого стало бы легче жить, - по крайней мере, доктора перестали бы их дурачить и вытягивать из них деньги… Не напоминайте мне о врачах!
Он с трудом поднялся с кресла и сказал:
- Что же нам остается делать, моя милая? Видимо, только молиться и продолжать стараться изо всех сил. Я все еще верю, что вы родите мне наследника. Прошу, умоляю вас, - постарайтесь, и я стану самым счастливым мужем и отцом на свете! А тогда и мои чувства к вам окрепнут во сто раз, хотя и без того вы одна живете в моем сердце.
***
 Покинув покои королевы, Генрих, чертыхаясь, проклиная свою больную ногу и всех докторов мира, добрался до приемного зала, где его ждал сэр Джеймс.
- Надеюсь, милорд, дела, о которых вы хотели поговорить со мной, действительно так важны, что стоят моих страданий, - проворчал король. – В противном случае вы человек без жалости.
- О, я всей душой сочувствую вашему величеству! – сказал сэр Джеймс. – Я бы не осмелился побеспокоить вас, если бы не возникли вопросы, требующие немедленного решения.
- Дьявольщина! – король, морщась, потер свою ногу. – Докладывайте же скорее, не тяните время!
- Особый Комитет умоляет ваше величество принять срочные меры по наведению порядка в государстве, - сэр Джеймс передал королю свиток с прошением.
- Что такое? В нашем королевстве беспорядки? – переспросил Генрих. – А почему мы не знаем об этом? Мастер Хэнкс ничего нам не докладывал.
- Нет, ваше величество, прошу меня простить, я не точно выразился. Это беспорядки такого рода, которые не несут в себе угрозу вашему величеству и королевству. Однако сэр Арчибальд как глава Особого Комитета все же несколько обеспокоен положением в стране.
- Говорите же яснее, черт возьми! – прервал сэра Джеймса король.
- Извините, ваше величество. Речь идет о том, что законы, которые должны помочь Комитету в проведении реформ, законы, утвержденные вашим величеством, - не действуют!
- Какие законы вы имеете в виду? – Генрих с гримасой боли на лице попытался вытянуть ногу.
- Например, закон о выселении. В нем сказано, что человек, лишившийся своей собственности - дома, земли и тому подобное - должен в месячный срок покинуть свои бывшие владения, в противном случае он подлежит насильственному выселению. Казалось бы, что здесь непонятного? Но находятся люди, которые сопротивляются выселению, обосновывая это тем, что им и их семьям якобы негде жить и нечем прокормиться. Какая наглая ложь! Вы, наверно, помните, ваше величество, что подписали указ об использовании нищих и бездомных в специальных работных домах. Каждому там найдется дело - мужчинам, женщинам, детям, старикам, - и все они будут обеспечены жильем и питанием. Что же касается не желающих работать, то их надо ловить и также отправлять в работные дома. За поимку бродяг можно назначить небольшое вознаграждение, и, уверяю вас, полиции не придется трудиться, - добрые граждане сами переловят и сдадут властям всех нищих. Тех же, кто сбежит из работного дома – вешать. В конечном итоге, доходы от работных домов перекроют расходы на борьбу с бродяжничеством. У меня тут произведены соответствующие расчеты, - сэр Джеймс вытащил из мешка для бумаг еще один свиток.
- Оставьте, - простонал король. – Я вам верю. Что вы хотите?
- Ужесточить законы о выселении и о бродяжничестве.  
- Согласен.
Сэр Джеймс тут же подал королю заранее подготовленный указ и достал еще одну бумагу.
- Бог мой! – мученически произнес Генрих. – Вы никак не угомонитесь! Что еще?
- Сбор налогов, ваше величество. Комитет предлагает изменить суммы сборов.
- Как это – изменить? – Генрих с подозрением посмотрел на сэра Джеймса.
- Прошу выслушать меня, ваше величество, - заволновался тот, почувствовав недоброжелательные нотки в голосе короля.
- А я что делаю? – сказал Генрих. – Я вас слушаю, невзирая на адскую боль в ноге. Итак, что там по поводу налогов?
- Сейчас, как вам известно, мы берем одинаковые налоги со всех, а Комитет предлагает брать налог в зависимости от размера состояния и доходов каждого человека, - выпалил сэр Джеймс.
- Вот как? – король задумался. – Что же, в этом предложении есть разумный элемент. Но как решились на это сэр Арчибальд и другие члены Комитета? Ведь они – богатейшие люди, и, тем не менее, готовы добровольно принять закон, который лишит их приличной части денег?
- Простите, ваше величество, я опять неправильно изложил свою мысль, - сэр Джеймс отчего-то испугался. – Речь идет о том, чтобы больший налог брать с бедных, а с богатых  - существенно меньший.
Король так удивился, что забыл о своей больной ноге.
- Не пойму… Как это? – он беспомощно уставился на сэра Джеймса.
- Нельзя разорять богатых. Они – столп нашего государства, их деньги работают на благо всего королевства. К тому же, имея большие доходы ваши зажиточные подданные и без того платят значительные налоги в казну, - сказал сэр Джеймс. - С бедняками дело обстоит иначе. На свои жалкие гроши они не могут открыть собственное дело. Но у бедняков есть важное преимущество с точки зрения государственных интересов: бедняков много, - если с каждого из них взять больший налог, чем сейчас, сумма набежит значительная.
- Но на что они будут жить? – спросил Генрих.
- Пусть больше работают! – ответил сэр Джеймс. – Тогда у них будут деньги и на уплату налогов, и на жизнь. А кто не сможет заплатить налоги, у того отбирать имущество – и отправлять в работный дом.
- Вам не откажешь в логике, - заметил король. – Ваши рассуждения основательные, но не вызовет ли увеличение налогов волнений в народе?
- Ну, это уже забота мастера Хэнкса! Я уверен, что он справится с этим, - убежденно сказал сэр Джеймс.
- Ладно, оставляйте ваши бумаги, - Генрих, кряхтя, потер ногу. – Когда боль утихнет, я просмотрю их. Но, помните, сэр Джеймс, если сборы в казну упадут, если в королевстве что-нибудь будет не так в результате ваших нововведений, – я пойду еще на один расход: дам возможность палачу заработать на вашей казни!
***
Мастер Хэнкс сидел за простым сосновым столом в угловой комнате казенного дома, что стоял у ограды королевского парка, и читал полученные за прошедшие дни доносы.
Доносы приходили всегда, менялся только характер обвинений. До королевских реформ почти в каждом доносе сообщалось об отступлении некоего лица или лиц от святой папской церкви и о преступных поползновениях к изменению установленных Богом старых порядков; теперь же доносили о заговорах папистов и о попытках восстановить