Превратности судьбы

мангал с шампурами.
Они с Вероникой ждали гостей.
- Уже бегу, - крикнул Стас, опуская ноги в пляжные тапочки.
Вероника - чудо! Успела и салаты нарезать, и что-то там еще приготовить, в общем, остается только расставить блюда на столе, а когда гости соберутся, разжечь мангал.
Да, она и хозяйка прекрасная, и замечательная мама - их Дашке уже два года. Хорошо всё! Родители вон им дачу свою практически подарили, с работой полный порядок, квартира - не ипотечная, машина - не в кредит. Чего еще надо? Живи и радуйся! Он и радуется!
Первыми из гостей приехали Павел и Нелли.
- А что ж вы без Алёнки? - спросила после теплых объятий Вероника.- Они бы сейчас с нашей Дашкой...
- Да не хотелось ее в электричке везти, - обмахиваясь платочком, ответила Нелли. - А на машине, - она взглянула на Павла, - наш же папа не может не выпить!..
Павел, явно раздавшийся со временем вширь, улыбнулся:
- У друзей и не выпить - как-то не по-людски...
- А что Никита? - вмешался Стас. - Вы созванивались? Он же обещал приехать.
- Обещал… и даже со своей мымрой, - безрадостно сообщила Нелли.
И после родов она оставалась хороша. Все волнующее в ней стало еще пленительней, оттого что немного потяжелело.  
Кстати, и Вероника с рождением дочки тоже пополнела,  но так изумительно в меру, что фигурка ее, сделавшись телесней, не потеряла легкости.
Словом, обе они были по-прежнему красавицы, и мужская половина собравшихся гостей то и дело тайком бросала на них восхищенные взоры.  
Тем более, вызывало недоумение, отчего Павел, которого назначили вести стол, почти всегда во время речей  останавливался глазами на одинокой - без пары - худой блондинке. Стас подумал, что это только ему кажется, но, судя по тому, что Вероника больше никогда не приглашала эту их дачную соседку в гости, он ошибался. Пример друга заставил и его самого остановиться, поскольку он поймал себя на непроизвольном интересе к дебёлой и крашеной супруге Дмитрия Альбертовича Свиридова, работавшего вместе с ним ведущим специалистом.
И ведь было не так еще много водки выпито!
Часа через два приехали Никита и Антонина. В электричке они повздорили, а, проще сказать, Антонина за что-то взъелась на Никиту. Усадили их, конечно, рядом, но Антонина сразу же воздвигла между ними  стену.  
И хоть стена эта была невидимая и всего для двоих, но неловко от нее стало всем.
- Не хватало еще, чтоб она праздник испортила, - сказал Стас Веронике и Нелли. - Идите, девочки, выпейте с ней, может, подобреет?
- Счас! - ответили девочки. - Думаешь, мы забыли, как она нас проститутками назвала? Терпим ее только ради вашей дружбы с Никитой!
- Слушай, - нашелся Павел, - у нее же еще один сосед есть, вон, этот, седой, у мангала стоит...
- Дмитрий Альбертович, старший товарищ по работе. И что?
- Ну, шепни, чтоб за ней поухаживал, чтоб рюмка не пустовала... Мол, она, когда выпьет, сразу доброй становится.
- А она становится?
- Как и большинство людей, будем надеяться...
К радости Стаса и Павла она не противилась стараниям соседа справа и вино пила, но...
Неожиданно Антонина исчезла. Вышла из-за стола и исчезла. Никто не обратил на это внимания, пока Дмитрий Альбертович Свиридов не озадачился отсутствием соседки.
На тревожные мысли наводил тот факт, что гости все были налицо, а значит ни с кем никуда она уйти не могла, как и уехать домой, поскольку сумочка ее продолжала висеть на спинке стула.
Все отправились бродить в ее поисках по саду, лишь муж остался сидеть за столом с устремленным к небу взглядом, наслаждаясь наступившим чудным вечером, так похожим на день, если б не припогасший уже свет и не повышенная злобность комаров. Вот от них он еще вяло отмахивался веточкой, а больше, кроме неба, его не интересовало ничего.
Разумеется, большинству наших сограждан, прошедших школу детективных телесериалов, такая картина показалась бы подозрительной.
Потому-то, судорожно сглотнув комок в горле, Стас  спросил Павла:
- Ты тоже об этом подумал?
Павел кивнул и добавил:
- Знаешь, я его понимаю.
Они осторожно подошли к Никите, сели напротив.
- Вы что такие загадочные? - опустил с небес взгляд Никита. - Никуда Антонина не денется. Она всегда, когда подопьет, исчезает.
- Как это?
- Ну, уходит из компании и гуляет в одиночестве... Если в Москве, то по улицам, если загородом - по пересеченной местности. Ни разу не заблудилась. А вы разве про эту ее странность не знали?
- Откуда?!
- Ну да. Она же при вас всегда в норме. Это вы седого подговорили ее напоить?
- Извини, хотели, как лучше, думали, она подобреет...
Никита с горечью улыбнулся, а Стас взялся за бутылку, разлил по рюмкам водку.
- Чтобы все невзгоды нас миновали!
Выпили, и Павел не удержался, спросил:
- Никит, извини, но зачем ты с ней живешь? Это же ведь просто глупо... Ведь не может быть такого, чтоб ты ее любил...
- Глупо, ну и что? И не люблю, конечно.
- Так зачем?! Объясни!
- Чтобы что-то изменить, надо этого очень захотеть, а я не хочу, привык... Разве к плохому невозможно привыкнуть? Вполне возможно, как и к хорошему. Вон, у вас жены красавицы, а вы все равно на других баб пялитесь...
Стас, пряча глаза, возразил:
- Это другое...
- Ага, другое, а, может, тоже привыкли, разлюбили? Ничего, живете же!
- Никитос! Ты спятил? - возмущенно воскликнул Павел.- Себя послушай! И вообще, нас хотя бы никто поедом не ест!
- Да мне до Антонины, по большому счету, дела нет! Она на окраине моей жизни существует... Наливай, Пашка, чего смотришь?
Друзья снова выпили, и Никита продолжил:
- Братцы, ничего же просто так не бывает. Понимаете, во всем есть смысл, от всего своя польза. Даже от глупости.
- Точно: она - пример другим, как не надо делать, - поддержал утверждение друга Стас.
- Это с одной стороны, - согласился Никита. - А с другой... В моем детстве мы каждое лето варили варенье. Тратили на это уйму сил, времени, сахара, но, так как семья за год не успевала съедать это варенье, то образовывались неиссякаемые его запасы. Да что я вам рассказываю, можно подумать, у вас дома было не так. И хотя все понимали, что занятие это пустое, глупое, все равно продолжали относиться к нему как к необычайно важному хозяйственному делу. И знаете, какая польза была от этой глупости? Она сплачивала семью.
Павел и Стас прыснули смехом.
- Чего вы ржете! Не так, что ли? Надо же было ягоду собрать, помыть, сварить, в банки закатать... Все же участвовали в этом!
- Не обижайся, ты, наверно, прав, - примирительно сказал Павел. - Ну а от твоей-то глупости какая польза?
- Еще не знаю...
- Ладно. Давайте за пользу глупости!
Они едва успели выпить, как появилась Антонина.
Она приблизилась к столу с угрюмым видом - ее глаза покрупнели и сделались тусклыми, так что перестали походить на черных жучков, а лицо было серым, усталым.
Вялой рукой сняла она со спинки стула сумочку, сказала Никите:
- Поехали домой.
И остальным:
- Пока.
4
Пролетело еще три года.
Никита сломал ногу и находился в больнице. Он сидел в парке, дышал воздухом и ждал.
Недавно прошел дождь, после которого осень еще сильней запахла грибами и прелым листом. Выглянуло солнце, и обрамленный перилами и крышей беседки мир преобразился, как переписанная новыми красками картина: теперь она светилась сочным багрянцем, на который опускалась бледная голубизна. Это подернутое дымкой небо казалось очень близким и потому, наверно, выглядело не величественно по обыкновению, а как-то непритязательно, словно красавица в домашнем халатике.
Который день, невзирая на сломанную ногу, Никита ощущал себя счастливым человеком!
Известно, что долгим счастье не бывает, так же как не бывает нетающего льда, но об этом не стоит вспоминать, если хотите продлить улыбку судьбы, не уподобиться тому  скучному хозяину, от которого ушла раньше времени желанная гостья.
Никита принадлежал к числу тех, кому не только довелось прочитать роман "Былое и думы" (правда, по чистой случайности), но и хорошо запомнить слова Герцена о счастье . Они были точны, емки, и все-таки...  
Нагловатая мысль о том, что прекрасная гостья надолго задержится в его компании, поселилась в голове не сразу. Ее появлению предшествовал ряд событий, начавшийся с того, что Антонина вдруг утратила к нему всякий интерес. Стала спокойной, мягкой, даже лицом как будто похорошела. Никита быстро сообразил, что у нее кто-то появился и, черкнув записку "Желаю счастья", с непередаваемым чувством облегчения покинул их общий безрадостный дом - перебрался в унаследованную от бабушки квартиру на Профсоюзной.
О том, что Антонина строит новую жизнь, говорило долгое ее молчание, в котором Никите хотелось видеть растерянность перед его благородством, признательность за его деликатность...
Всё расставила по местам ее эсэмэска: "Выхожу замуж. С тобой развожусь в Мещанском суде в четверг, в 13.00. Попробуй не явиться!"  
Наивен был Никита, полагая, что своим присутствием провоцирует в Антонине повышенную стервозность и будто с другим мужчиной она станет лучше. Нет, ничто не могло изменить эту женщину! Такие, как она, все переделывают под себя, и горе тем, кто им не подчиняется!
И точно: избранник ее поначалу взбрыкивал, потом смирился и начал тихо попивать. Антонина победила!
Но дальнейшая ее жизнь уже не имела к Никите никакого отношения.
Он блаженствовал в одиночестве. Он чувствовал необыкновенную легкость. Хотелось летать.
Например, на дельтаплане. Но для этого нужно было учиться. Зато никакой предварительной подготовки не требовалось для прыжка с парашютом в тандеме с инструктором.
Аэроклуб потом изрядно лихорадило, а инструктор Марченко долго пребывал в шоке: никогда еще никто из клиентов ничего себе не ломал! (Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы Никита не написал заявление об отсутствии к кому-либо претензий.)
Но что была сломанная нога по сравнению с открытием неведомых ему прежде ощущений! Такие открытия, а они бывают как со знаком плюс, так и со знаком минус, переворачивают подчас всю человеческую жизнь.
Ощущение огромности мира и сопричастности ему так ярко осветило душу, что она замерла, а потом загорелась тихой радостью, которая больше уж не гасла.
Вот с этой радостью Никита и воспринимал теперь мир вокруг себя. На него, что называется, сошла благодать, а вовсе он не свихнулся, как мог бы кто-нибудь решить на том основании, что больница - не лучшее место для наслаждения жизнью.
Несомненно, перелом ноги являлся омрачающим фактором, но он перестал быть таковым, когда Никите повстречалась Ульяна. Тут ведь сама собой выстраивалась счастливая взаимосвязь: прыжок с парашютом - перелом - больница - Ульяна!
Она была моложе Никиты лет на десять, ладная, с милым лицом. Такие лица почему-то красивыми не называют, хотя велика ли разница между красотой и пригожестью? Ведь красота не может не быть пригожей, а пригожесть разве не красива? Хотя, конечно, разница все же есть: красивое лицо бывает холодным, а милое никогда. Именно его из всех других сам собою выберет взгляд.
Особенно такое, как у Ульяны. Ее глаза, губы, носик, лоб - вместе являли Никите одушевление тихого света, тепла.
Но порой ему казалось, что эти свет и тепло вполне могут и обжечь, и зажечь. Ощущение этого было, как ускользающее прикосновение, и только от силы воображения зависело продлиться или