«У нас всегда лето. А ученые утверждают, что когда-то год делился на четыре сезона. Интересней всего было бы, конечно, взглянуть на зиму. Белый снег, замерзшие реки... Как это?
Ученые нередко удивляют своими открытиями. Например, они установили, что в старину родителей ребенка называли по номерам. Родитель номер один и родитель номер два... А как по-другому, если были они, оказывается, по преимуществу однополыми. Из них уж точно кто-то не папа и кто-то не мама. И вообще не понятно, как у таких пар дети появлялись? До сих пор ученые не найдут ответа.
Или еще историки утверждают, что в прошлом существовали многоженство и многомужество. Но тут они, похоже, что-то напутали, поскольку это противоречит человеческой натуре.
Хотя всякое возможно... Дикие нравы долго владели людьми. И, тем не менее, все меняется к лучшему. Меняются и люди.
Только небо над ними все то же. И тысячу лет назад, когда сидел на косогоре какой-нибудь путник и смотрел на вечернюю зарю, над ним также плыли эти розоватые тучные облака, и там, где небо висело над закатившимся солнцем, было малиново, а по сторонам стояло лазурное сиянье».
- Евстафий! Скоро ли мы поедем?
- Полагаю, не поедем вовсе. Вон как ось изогнуло. Думал, поправлю, да какой там... Что ж вы хотели, по таким-то дорогам ездить...
- Ладно. Пешком пойду. Пришлю тебе кого-нибудь в помощь.
Александр подхватил с повозки саквояж и направился по ухабистой дороге к березняку, за которым располагались дачи.
Он на секунду пожалел, что, подобно иным дачникам, не спрыгнул с поезда, когда тот, притормаживая, огибал мысок рощи. Как раз в самом начале дуги стоял поселок, а в конце ее находилась станция, так что всякий отважный и ловкий имел шанс сократить путь домой.
К этому еще следует добавить "и удачливый", потому что не каждому смельчаку выпадало остаться невредимым.
И тянулись они по тропинке, прихрамывая или держась за ушибленный бок, но почему-то всегда счастливо улыбаясь.
Александр считал такие "подвиги" безрассудством, и даже теперь, когда ему совсем не хотелось пускаться в путь пешком, он лишь на секунду позавидовал Мирону и Гилею, скинувшимся с поезда на его глазах.
В рощице было светло - от березок всегда светло, да и небо все еще рассеивало лучи недавно ушедшего за горизонт солнца. От стволов по-пьяному весело зарябило в глазах и к месту вспомнились: белая в черную крапинку ножка гриба, пятнистый бульдог, диковинная лошадь зебра. Прозрачный, воздушный был лес.
Потому, наверно, не задерживалась в нем прохлада, а сегодня весь день стояла редкая жара. Даже и к вечеру она не спала. Лишь только когда Александр ступил в хвойную аллею, ведущую к дачам, почувствовалось облегчение от духоты. Идти в окружении елей и сосен - в их дыхании, по их превшим на земле иголкам - было свежо и мягко. Однако деревья эти разом скрыли свет, и глазам пришлось привыкать к полумраку, но он не пугал, а был какой-то домашний, как потемки в комнате.
Когда Александр вышел из аллеи, сумрак царил уже повсюду, и в наступившем вечере поселок горел огнями.
В этот час обычно на дачах ставят самовары. Их разжигают тонкими щепками, отхваченными топором от сухой дощечки, и топят потом еловыми шишками. Чай, заваренный водой из самовара, необыкновенно душист, его можно выпить несколько стаканов подряд, особенно если с баранками. А еще лучше с только что приготовленным вареньем. И чтоб пенка лежала в полной розетке белесой мягкой шапкой...
Живо представляя себе все это, Александр ускорил шаг.
Ярко освещенную веранду на дядюшкиной даче было видно издалека. При приближении стала слышна многоголосица, а вскоре донеслось тетушкино восклицание:
- Ия! Да готов ли, наконец, самовар?
От имени "Ия" у Александра вздрогнуло сердце. Так звали тетушкину служанку. Всякий раз, приезжая в гости, он пытался добиться ее благосклонности, но всякий раз, когда, казалось, до успеха оставался лишь шаг, получал от ворот поворот. Будто шла между ними некая игра, в которой Александр все время проигрывал.
Необоримо влекла она к себе - эта золотоволосая деревенская девушка с высокой грудью, стройными бедрами и глазами, как спелый виноград, - желто-зелеными, пронизанными светом. У нее и на лице всегда было светло от маленьких веснушек. А еще она пахла чем-то таким, что сродни запаху теплого хлеба или парного молока...
Когда Александр появился на веранде, Ия коротко улыбнулась, глаза у нее блеснули, но всё, что так хотелось ему прочитать в них, скрылось под опущенными веками.
- Мы уж думали, ты сегодня не приедешь! - встал из плетеного кресла дядюшка, осанистый седой мужчина с аккуратными усами и бородой. - Ну, иди, обниму.
Они расцеловались.
- Дядюшка, надо Евстафия выручать: он там, на дороге застрял со своей повозкой - ось погнуло.
- Да, да, сейчас распоряжусь. Такие вот, понимаешь, дороги... Беда с ними!
Он позвал дюжего мужика Фотия, велел ехать на помощь возничему.
- Почему ты в штатском? - окинул дядюшка взглядом плотную фигуру Александра.
- Я в отставку подал. Президент армию сокращает. Не с кем нам воевать...
- Знаю, знаю... - у дядюшки сделалось недовольное лицо. - Не уверен, что Сакис прав, будто нашей стране никто не угрожает. В любом случае, не стал бы я на его месте так спешить...
Александр покосился на Ию и, разглаживая кончик уса, сказал:
- Здравствуй, Ия. Как поживаешь?
- Очень хорошо, - просто и между делом ответила девушка, расставлявшая приборы на столе.
Послышался характерный стук каблучков - так всегда торопливо ходила тетушка.
- Александр! - радостно воскликнула она. - Ну, наконец-то!
Наклонила его за плечи, поцеловала в лоб. Была она немолода, полновата, но с энергичными движениями, привлекательным лицом, изящество черт которого всё ещё замечалось, но привлекательность ему сообщало, главным образом, доброе выражение.
- И не надеялась, что приедешь. Утром еще телефонировал, а все нет тебя и нет. Однако к самому ужину поспел. А куда все разошлись? - огляделась она.
- Их профессор повел показывать снимки своего пациента, - отвечал дядюшка.
- Эксперимент по обращению пса в человека? - усмехнулся Александр.
- Представь себе, опыт удался! Хвост и шерсть отпали, и существо уже пытается говорить.
- Да, да, говорить! - подхватил слова дядюшки стремительно вошедший профессор.
За ним на веранде появились: три кузины Александра - тетушкины племянницы, Аглая, Агата и Агния, - дочка дядюшки и тетушки Корина, то есть еще одна кузина Александра, ее жених Галактион и господин Зиновий - сосед, однажды сделавший Ие предложение и до сих пор не получивший ответа, вследствие чего стал частым гостем в доме.
Профессор протянул Александру руку:
- Буквально сегодня утром подопытный произнес слово "монортсаг".
И пояснил:
- Это слово "гастроном", прочитанное наоборот.
Кузины поочереди облобызали Александра, Галактион и Зиновий поклонились ему издали.
- Прошу к столу! - объявила тетушка.
Все расселись, ужин начался.
- Как интересно, профессор, то, чем вы занимаетесь! - говорила Аглая, старшая из сестер, накладывая в тарелку закуски.
Это была высокая, затянутая в строгое платье девушка, совсем не девичий возраст которой выдавали уже ставшие тяжелеть черты лица. Тем не менее, она оставалась вполне миловидной барышней, а младшие Агата и Агния так вообще были хороши собой.
Тетушка после смерти сестры пригласила на время племянниц к себе. С тех пор прошло около двух лет.
Аглая отрезала кусочек осетрины и печально произнесла:
- Как хочется настоящего дела! Такого, каким вы занимаетесь, профессор!
- Так что же тебе мешает, дорогая? - поинтересовалась хозяйская дочь Корина.
- Да вот тебя замуж выдадим - и в столицу! - улыбнулась Аглая. - Верно, девочки?
Сестры закивали.
- Будем работать, работать, работать! - продолжила Аглая, - приносить пользу...
- На каком же поприще, позвольте узнать? - не без иронии в голосе прервал ее Зиновий.
Следует заметить, что этому господину, сделай он предложение любой из сестер, не пришлось бы долго ждать ответа, однако он сделал его Ие, чем вызвал к себе неприязненное отношение со стороны Аглаи. Вскоре он стал платить ей той же монетой. Человеку желчному, ему было нетрудно это делать.
- А вот хотя бы помогать профессору в его опытах, - недолго думая, ответила Аглая. - Возьмете вы нас к себе, профессор?
У того выпал из глаза монокль, с помощью которого он рассматривал соленый грибок, подцепленный вилкой. Кисло улыбнувшись, профессор пробормотал в пышную бороду «простите» и начал вылавливать монокль из тарелки.
- Чтобы ассистировать ученому следует обладать изрядными знаниями, - наставительно произнес Зиновий и, видимо, вспомнив, что он тоже пользуется оптикой, поправил свои круглые темные очки.
Это действие вызвало простодушный вопрос у младшей из сестер - Агнии.
- А вы очки вообще никогда не снимаете? Не видно же ничего!
Все рассмеялись. Зиновий, рассудив, что не стоит накалять обстановку, с улыбкой их снял и принялся за еду.
- А я вот не пойму, - прервал наступившее молчание Галактион, - зачем собаку превращать в человека? В чем суть эксперимента?
- Признаться, я тоже этого не понимаю, - поддержал его дядюшка. - Ну станет у вас пес человеком, а дальше что?
Все воззрились на профессора.
- Да вовсе не это цель эксперимента! - с жаром запротестовал тот. - Мы взялись доказать, что привитие человеческих органов некоторым видам животных ведет к их очеловечению! Это чистая наука, и ничего более!
- Иными словами, - не останавливался Галактион, опуская высокий лоб, будто на макушке у него вместо проплешины был рог, которым он собирался нанести удар, - вы хотите доказать, что можете принудить природу поступать в соответствии с вашими пожеланиями? То есть доказать, что человек выше природы!
Профессор от таких слов опешил.
Александр решил вступиться за него:
- Но ведь можно сказать и по-другому: люди спросили у природы: что будет, если... И она ответила.
У Галактиона вдруг погас его взгляд исподлобья, он поднял лицо:
- А зря!.. Зря, вы, профессор, не решились скрутить природу в бараний рог!
- Да вы кровожадный человек! - смеясь, всплеснула руками тетушка. - Вот уж не знала!
Корина нервно покраснела.
- Что это ты, в самом деле?!
- Вот только не надо мне говорить про уважение к Природе! Что мы должны почитать ее, как наши предки почитали Бога, что по сути это одно и то же и прочую чепуху... Люди все время из-за своих страхов придумывают, чему они должны поклоняться. Именно придумывают, потому что никогда ЭТОГО не видели! Придумали теперь Природу! А что это? Вот дерево, - он ткнул в яблоню, темневшую поодаль, - так это просто дерево, а много деревьев - лес. Все конкретно. Где здесь Природа?
- За такими разговорами мы превратим чудесный вечер в скучный диспут, - решил вмешаться дядюшка. И с улыбкой посмотрел на среднюю из сестер:
- Агата, что же Аркадий не идет?
- А я-то откуда знаю? - округлила она глаза, будто не понимая, отчего этот вопрос задан именно ей.
Все знали о взаимной симпатии ее и молодого человека, гостившего на соседней даче, тоже у родственников. Только был он очень странный. Приходил, садился в уголке и молча смотрел на Агату. Сам никогда первый не заговаривал, однако же, если его о чем-то спрашивали, всегда
|