Аксолотль

сказать об именах и фамилиях… Мне, в общем-то, было наплевать, и я согласился называться «Бродягой», что, собственно, для геолога и есть смысл жизни.
- Ну, так что? Давай, колись, чего в этих зверях такого необычного? – снова спросил я, усаживаясь за кухонный стол.
- А необычного в них то, что эти амфибии – личинки! – он прищурил глаз, прицеливаясь горлышком колбы в рюмки, - Понимаешь? Они проходят весь жизненный цикл, так и не становясь взрослыми, если можно так выразиться. Рождаются, вырастают, спариваются, дают потомство, и все это - в личиночной стадии. Крайне редко переходя во взрослую форму – в амбистому. Удивительное, загадочное существо! Кроме того, древние наделяли его способностью к магии… Вот такие дела…
- Ну…Да… На нас очень похоже – на людей, - я поднял рюмку и посмотрел на маслянистые потеки смешивающейся со спиртом воды, - Так же вот, рождаемся, живём, учимся, рожаем детей, а все одно – крутимся, пока не помрем, на одном и том же уровне… На личиночном…
- Хм-м… - Либер издал невнятное мычание, и как-то уж слишком трезво взглянул на меня поверх своих круглых очков, - А ты, Бродяга, не так уж и безнадежен… Не ожидал, если честно… В чем-то ты прав! Человеки – скотина тоже, крайне удивительная, почти, как аксолотль. Все в нас устроено крайне не логично, сам посуди: для успешного передвижения, четыре точки опоры гораздо более технологичны, нежели две. Размножаться мы начинаем прожив, практически, четверть жизненного цикла – что не ведет к успешной конкурентной борьбе между видами. О физиологии я уже и не говорю – мы гораздо слабее почти всех обитателей планеты…
- Ну, это ты у через край заливаешь! – перебил его я.
- Да?! – Либер ехидно ухмыльнулся, - Ну так попробуй, для начала, прыгнуть хотя бы метров на сто. Слабо?
- Не один зверь, на сто метров не прыгает! Мне-то уж, сказки рассказывать не надо! «Плавали – знаем»!
- Зря я тебя похвалил, Бродяга! Ты, как есть, человек дикий и невежественный, - сосед скорчил скорбную мину и скрестив руки на груди, откинулся на спинку кухонного стула.
- Да что вы говорите! Так просвети питекантропа, сделай божескую милость! Кто ж у нас так прыгает?!
- Блоха, Бродяга, простая блоха. Она скачет на расстояние в сто раз превышающее собственные размеры! Что, применительно к хомо, извините, сапиенсу, как раз и будет чуть поболее ста метров! Ну, да и не это самое главное… - Либер поднял рюмку и задумчиво посмотрел на ее содержимое, - Хрен с ней, с физиологией. Странно то, что человеку свойственно… Хм… Как бы это выразиться… Свойственно овеществлять то, что противно природе этого мира.
- А попроще?
- Можно и попроще. Вот у тебя дети есть, сказки ты им читаешь, так?
- Ну… Было когда-то…
- О! И что в них? – он ткнул в меня длинным костлявым пальцем, - А в них, в сказках этих, описываются процессы не свойственные физике мира в котором мы живем! Откуда? Каким образом древний сказитель придумал то, что лежит вне рамок его мироощущения? А ведь придумал же, мерзавец! Раз! Тут исчез, там появился… Раз! И ковер полетел… Раз! И через стену прошел… Раз! И вернулся назад во времени… Да мало ли… Не в том суть! Это не просто игры разума, Бродяга. Это какая-то глубинная, генная память. А ты говоришь – чего в человеке такого удивительного?!
- Нет, это ты говоришь!
- Да? Ну и ладно. Давай, по последней!
Так вот и завязались наши с Либером отношения. Нет, назвать это дружбой было нельзя. Скорее… Приятельство, что ли… Время от времени, я поднимался к нему с бутылкой и куском, привезенной из очередных блужданий по Таймыру, вяленой оленины. А иногда он, Либер, спускался к нам, с роскошным французским коньяком и засиживался до полуночи, рассуждая о странностях этого мира. Такое вот необременительное сосуществование двух совершенно разных людей, словно кометы летящих по своим сугубым траекториям, и лишь изредка чиркающие друг друга орбитами на пересекающихся курсах.
*****

В тот день, после почти трех месяцев шляния по Путоранским болотам, я наконец вернулся в родные пенаты. Семейство мое, изволило гостить у бабушек с дедушками, насыщаясь перед долгой зимой роскошными Крымскими фруктами. Потому, скинув с себя пропахшую дымом костров энцефалитку и приведя тушку в более менее цивилизованный вид, я взял, заботливо упакованный в несколько слоев промасленной бумаги, чудный кусок муксумьего балыка, бутылку ледяной водки и пошел на третий этаж – сказать Либеру – «здрасьте». Ткнув несколько раз в кнопку, и не услышав знакомого звона, я затарабанил в дверь кулаком. Через минуту раздались шаркающие шаги и лязг открывающегося замка: Либер встретил меня на пороге кутаясь в длинный клетчатый плед. Он был крайне бледен, вечно торчащая шевелюра слиплась от пота, руки, стягивающие на груди покрывало, мелко дрожали не в силах удержать сползающую с плеч ткань.
- А ты хреново выглядишь, дружище!
- А-а… Это ты… Привет, проходи…- прохрипел сосед и тяжело привалился плечом к косяку.
- Э нет, я пожалуй пойду. Тебе лечь явно надо… В другой раз… Слушай, может надо чего? Ну, там антибиотик какой… Или врача вызвать?
- Нет, спасибо, Бродяга… Я сам… - Либер со свистом втянул воздух, - Я звонил тебе, да видать ты опять по тундре шарашился…
- Ага, только приехал.
-  Это здорово… Мне… Если сможешь… Помощь твоя нужна…
- Да какие разговоры! Конечно! Чем могу. Пошли, тебе лечь надо, - я взял его под локоть и едва не отдернул руку – даже через ткань пледа прошибал жуткий жар.
- Либер! Да у тебя температура за сорок! В постель, немедленно!
- Идем… Идем… - он тяжело повис на моем плече, и с трудом перебирая заплетающимися ногами, поволокся в спальню.
- Как же это тебя угораздило-то? Лето ж на дворе! – спросил я, помогая Либеру улечься, - Давай-ка я врача вызову, а то… Сам понимаешь, копытца откинуть можно.
- Нет, не надо врача. Это не болезнь… Это… Я сам… - он с хрипом выдохнул воздух, и откинулся на подушки.
- Не-е… Не понял, что сам?
- Да вон, там…- Либер слегка кивнул головой в сторону прикроватной тумбочки. На потрескавшейся полировке лежали четыре тонких, пустых шприца и зеленый резиновый жгут.
- Это, Бродяга, плод моей жизни… - он снова судорожно втянул воздух, - Плод моей научной карьеры… Я разработал… М-м-м… Нет, не вакцину… Как бы это назвать… В общем – препарат. «Бустер», своего рода. Помнишь, мы как-то говорили об аксолотлях?
- Угу, - я ошарашено кивнул головой.
- Так вот, я уверен, что человек – это тоже – личинка. И есть возможность, применив этот «Бустер», вывести его из этой стадии во взрослую… Дать пинка, что ли…
- Погодь, погодь! – меня будто пружиной подбросило со стула, - Ты хочешь сказать, что изготовил некое зелье и решил попробовать его на себе?!!! Ты что – дурак?! – сказать, что я был изумлен до глубины души – все равно, что ни сказать ничего! Это… Я даже и не знаю, как назвать… Это даже не слабоумие, это проявление дремучего, первобытного идиотизма!
- Нет! Вы видали?! – я чувствовал, что начинаю орать во всю глотку, но сил остановиться уже не было, - Пастер - новоиспеченный! Бомбар – охреневший! Только Пастер-то в разы умнее – он вакцину на ассистенте испытывал! Одуреть… Ты что, не слышал, что эксперименты на крысах проводят?! На зверюшках на всяких!
- Я уже говорил тебе, что человек ты крайне дикий и невежественный, - сосед вяло махнул рукой прерывая мою тираду, - Крысы – совершенные создания, как в прочем, и остальные животные… Они не личинки, это-то ты понимаешь? И вообще, не ори – голова и так лопается… Ты лучше мне воды приволоки… Я там приготовил… На кухне…
- Воду, конечно, принесу, но и скоряк вызову, обязательно! – я двинулся в кухню одновременно набирая номер неотложки.


*****
                         
Маленький, пухлый, с огненно-рыжими, «буденовскими» усами, врач неотложки вылетел из либеровской спальни, на ходу запихивая какой-то формуляр в синюю пластиковую папку.
- Ну что, доктор?
- А ничего, Ваш приятель отказался от госпитализации. И поделать с этим, я ничего не могу!
- Ну как же так! Он же умереть может!
- А вот так, молодой человек! Он совершеннолетний, находящийся в здравом рассудке. Более того, никакой особо опасной инфекции, способной угрожать окружающим, я у него не диагностирую. Так что…- врач развел руками, - Нам пора, всего доброго.
- Ну хоть что-нибудь можно сделать? – я попытался заступить медикам дорогу к двери.
- Постарайтесь его уговорить, это единственно, что могу посоветовать. А госпитализировать человека помимо его воли – закон запрещает! Подвиньтесь, нам действительно некогда!
Либеру явно становилось все хуже. В течение последующих суток я, еще несколько раз вызывал бригады скорой помощи, но результат был все тот же… Единственно, что сделали врачи – поставили у изголовья кровати блестящую штангу с пластиковым мешком физраствора и тонкой трубкой, тянущейся к вене пациента. Такое вот лечение, м-м-м да-с…Что было делать? Да черт его знает, я никогда не попадал в подобные ситуации прежде… Бросил клич по приятелям, и мне, за очень приличные деньги, организовали визит какого-то страшно модного врача. Вернее – врачихи… Она подкатила к подъезду на шикарном авто, и обдав облаком французского парфюма, поднялась на третий этаж. Подойдя к постели больного, врач долго вглядывалась в него и, потрогав тщательно наманикюренным пальчиком пульс, умчалась, заявив, что ей надо срочно проконсультироваться… Ну да, в общем-то, я ее понимаю – зрелище не для слабонервных. За эти несколько суток, Либер жутко изменился. Его кожа покрылась, как панцирем, сплошной серо-зеленой коркой. И без того, длинный – под метр девяносто, Либер еще вытянулся чуть не на метр! Так что, мне пришлось подставлять под свисающие с края дивана ноги, кухонную табуретку. А на спине у бедняги вырос, натянув до треска футболку, жуткий горб, искривив и до этого не очень-то прямые плечи. Создавалось впечатление, будто все его тело, враз, стало пластилиново-мягким, напрочь лишившись скелета. Фильмы ужасов – нервно курят в сторонке… В общем, плохо все… Очень…
Пошли седьмые сутки болезни. Пробегав все утро и день в попытках отыскать хоть какого-нибудь адекватного лекаря, я заявился домой под вечер и, проведав наскоро соседа, засел в интернете, рыща по многочисленным медицинским форумам. Как всегда, форумы лопались от бесполезного трепа и каких-то уж совершенно фантастических россказней о врачах-кудесниках. Промаявшись чуть не до полуночи за этим неблагодарным делом, я решил перед сном еще раз, на последок, заскочить к бедолаге. Войдя в квартиру, мне явственно послышался шум текущей в ванне воды. Неужто кран сорвало?! Мгновенно проскочив комнаты и маленький коридорчик перед кухней, я замер перед открытой дверью. В тесной, наполненной клубами пара, ванной комнате, спиной ко мне, застыла, склонившись над фаянсовым ухом раковины, огромная фигура. Не менее трех метров в высоту, с наброшенной сзади на плечи простыней, человек наклонился над струей воды. Это был Либер, но какой… Его кожа, там где ее не покрывала простыня, светилась матово-белым цветом, словно вырубленная из куска молочного мрамора. Привычная, а-ля воронье гнездо, шевелюра исчезла, уступив место волне платиновых, мокрых от воды волос… Человек поднял голову, и взглянул на меня, в отражении висящего над раковиной зеркала. Это