Ты с Земли

ушей, окружают меня. Они внимательно смотрят на меня, разглядывают и спрашивают: «Ты с Земли? Зачем ты пришёл к нам, такой странный?» А я им отвечаю: «Да, я с Земли, с планеты, где жители тоже видят по утрам рассветы, хотя у нас они гораздо короче. Мы там гоним из топлива топливо, чтобы влить его в себя, и создаём топливные баки, которые понесут наши ракеты сквозь  века – на другой конец космоса или на другой континент, разрушать вековое наследие. Мы пришли сюда, чтобы начать диалог с новой формой жизни, с кем-то, кроме самих себя.» Они удивятся, издадут пару странных звуков и заинтересуются: «То есть, вместе с нами вы хотите делать мир? Стоим ли мы друг друга, если вы сейчас общаетесь с нами?» Я лишь назову им координаты крушения, чтобы они смогли перенять у нас настолько много, насколько это возможно. И они переймут, и может, станут на часть нами.  Не сомневайтесь, Хатчинсон, если они доберутся до приёмника, вы и их услышите. А пока вы слышите только меня, и я говорю вам, что Земля жива, пока я здесь.

Я несу её знамя на своих погонах.
Здесь я несу его вперёд, в темноту.

У меня очень большой дефицит кислорода. Нужно подключать новый баллон. Подождите!

(слышится писк, шипение и длинный свистящий звук)

О, так намного лучше. Центр, Центр, ответьте! Я жду ваших указаний. Старший лейтенант Эйзенберг осмотрел место крушения и пришёл к выводу, что жизни здесь нет, но могут быть полезные ископаемые. Колонизация планеты с целью добычи теоретически возможна. В скором времени я собираюсь отправиться за хребет, чтобы выпустить эти… Как он их называл? Мета-образцы аминокислот и бактерий. Центр, как слышите? Вы не запрещаете мне это сделать? Ха, если не запрещаете, тогда я приступаю. Пока, Хатчинсон, до связи.

Диск  5.

Чёрт возьми, Центр, я начинаю всерьёз беспокоиться о ситуации. С каждым часом я всё глубже задумываюсь: а не погибла ли наша планета и впрямь? Вы давно уже могли бы спасти меня. Ближайшая межгалактическая станция, как я в последний раз видел на радаре, всего где-то в сорока трёх тысячах световых лет отсюда, лайнер мог бы прибыть за сутки-другие. А я здесь уже пятый день. Объяснение может быть только в том, что вы не дали им команду спасать меня, а значит, вы либо не хотели этого делать, либо не были способны. Вы точно должны были захватить мой сигнал, поскольку даже если ваши спутники уже все сбиты вакуумными ракетами, станция точно бы приняла сигнал и отправила его вам. При всей сложности наших с Вами отношений, Хатчинсон (да и не только с вами, а со всем командным составом, которые, зуб даю, давно «Комьенцо» в страшных снах видят), я всё-таки не допускаю мысль о том, что вы могли бы нарушить Устав и оставить меня на погибель. К тому же, очень важные сведения у меня всё-таки при себе. Может, вы молчите, потому что наша миссия была слишком научной для того, чтобы подбирать астероиды с целью изготовления ракет? Неужели боитесь, что сигнал перехватят? Да ладно, кому какое дело до ничейных астероидов, когда всё внимание прессы сосредоточено на фронте! Все знают, что и  Федерация, и Континентальная Республика втихаря подгребают ископаемые из космоса – если бы это был повод для скандала, его бы давно раздули. Вы молчите не из-за этого. Скорее я склонен считать, что вы все сгорели нахрен дотла в апокалиптическом огне.

На случай, если этого не произошло и вы тут устраиваете мне рождественский сюрприз (послезавтра же сочельник, правда? или завтра будет?), я доложу обстановку. Я собрал последние запасы еды и два баллона с воздухом и отправился прочь от этой бесполезной груды металла. Наверное, даже если высшая раса обнаружит эту раскорёженную махину, они не смогут разобраться, как соединить эти полуобгоревшие, никому не нужные микросхемы, чтобы выжать из останков что-то стоящее. Я уже нанёс на карту часть рельефа окружающей меня поверхности (получилось пятно с диаметром в десять-пятнадцать миль) и намереваюсь делать это по мере пути столько, сколько смогу. Сейчас я направляюсь к долине, которая начинается за краем хребта – там Кротов завещал выпустить аминокислоты. Я уже на полпути вверх по каньону. Стало светло, как днём – звезда взойдёт, в следующие сутки, но пока её не видно.

Да, хорошо всё-таки было бы, если теория Кротова окажется правдой. Вы только представьте – ты представь, Хатчинсон – девчонка аккуратно приседает на край постели и спрашивает томным голосом: «А ты правда создал на другой планете атмосферу?» Не стоит ли ради этого жить, Фил? Я был бы героем, если бы вы меня увезли отсюда. Все бы меня цветами усыпали. Это уже заставляет хотя бы попытаться.

Вот виден край каньона – это та огромная скала, которую я проходил в тот раз, два и три четверти дня назад. То есть, это по земным меркам, потому что тут я просто потратил на бесполезную беготню часть ночи. Почему бы не пробежаться, кстати? Ха-ха, как тут быстро бежится даже в скафандре! Я как будто ямайский бегун на Олимпиаде. Впервые в жизни чувствую себя чёрным.

Хватит нагрузок, нужно расходовать кислород экономично. Трудно тут почему-то устоять от болтовни, Фил. Может быть, на этой планете какое-то особое силовое поле есть, которое язык развязывает? Я ведь, наверное, никогда так много не говорил, хотя все и в Институте, и в Штабе знают, какой я знатный болтун. Но тут уже язык отсыхает, и рука устала держать прибор. А вода-то тоже заканчивается, нечем будет промывать горло.

Я на перевале. Боже мой, Фил, так же жаль, что ты не видишь этого! Если бы увидел, ты, наверное, никогда не был таким ущербным. Зарево от звезды почти затихло – видны только зубцы коронки над горами вдали. Пустыня теперь выглядит ярко-коричневой, такой коричневой, как ты не видел никогда. Даже на Марсе она не такая коричневая, что уж говорить об Аризоне или Гранд-Каньоне. А, я забыл, на Марсе ты тоже не был. Да с кем я говорю? Ты наверняка уже не выдержал и передал микрофон кому-то другому. Ну же, Хатчинсон, не плачь, я просто правда жалею, что тебя нет рядом.

Между двумя пиками у гор маячат какие-то волны. Они уже земного цвета – прозрачные, золотистые. Похоже на северное сияние, только в пустыне и днём. Я говорю днём, потому что, повторюсь ещё раз: здесь всё уже посветлело. ВСЁ, понимаете, звезда скоро поднимется над горизонтом, а спасотряд ещё не выходил со мной на связь. Я спускаюсь над пропастью. Почему-то совершенно не страшно сорваться… Я уверен, что этого не сделаю.

Хочешь, расскажу тебе историю, Фил? Послушай, тебе будет интересно. Когда-то в детстве у меня была собака. Она очень любила меня, а я её, и она всегда радостно лаяла, когда чуяла меня у забора дома. Её звали Майла. Красивая такая, лоснящаяся сучка, бело-золотистый лабрадор. Лабрадоры всегда самые правильные собаки для хороших парней. Но я был не очень хорошим  –  я игрался с ней, наверное, порой слишком жёстко, смеялся над ней, светил указкой в соседские дома и хохотал, когда её выпроваживали оттуда пинками. Я очень любил щипать её за живот, когда она хотела, чтобы я его почесал, потому что знал, что она очень не любит, когда её там щипают. И вот, однажды, когда она в очередной раз развалилась на лужайке и приготовилась к нежности, я подошёл к ней со злорадной ухмылкой. Она, наверное, уже выработала навык распознавать мои каверзы, и поэтому как-то аккуратно подняла голову, чтобы наблюдать за мной. И когда Майла увидела, что я подношу к её соску два сложенных пальца, она вскочила и помчалась прочь, раздражённо поскуливая. Конечно же, я бросился за ней. Она выскочила на дорогу, и её сбил грузовик. Я плакал дня три, наверное. Тогда я чувствовал себя хуже, чем когда-либо до этого в жизни. Ну, потом были бомбы на головы мирных людей и помощь корыстным сенаторам в получении космических данных, но иногда я задумываюсь, что именно тот день, когда я невольно убил Майлу, остался самым отвратным в моей жизни. К чему я это? Ты никогда не хотел завести сыну собаку? По-моему, хотел, он как раз так и сказал в командном центре, когда ты его приводил: «Пап, я хочу себе золотистого лабрадора.» Или ничего он не говорил, это я сейчас придумал, неважно. В общем, если ты всё-таки купишь ему пса, ты скажи ему строго-настрого, чтобы делал с ним всё, что хочет, но за живот не щипал. И вообще, следил, чтобы животное не выбегало на дорогу. Строго-настрого, Хатчинсон, а не так, как ты обычно делаешь. Просто так говорю, к слову.

Ну что, Фил, понравилось? Да ладно, не ной. Очень поучительная история, хоть и пессимистичная несколько. Надеюсь, не вогнал вас там всех в депрессию. Вот я и вышел на равнину. Похоже, капсулы вскрывать надо где-то здесь.

Эта поляна подойдёт. Подойдёт, Фил? Ты бы согласился. А полковник Дэвидс как считает? Я не имею права ничего предпринимать без согласования полковника Дэвидса. Полковник, я Вас не слышу? Так как вы считаете, стоит ли мне заниматься этой ересью? Ау, полковник! А, кому я вру – разумеется, мне плевать на ваше мнение. Пользуясь случаем, пока Вы безмолвны и не способны сразу содрать с меня погоны зубами, скажу Вам впервые: идите к чёрту, полковник! Я видал Вас в гробу и всю вашу братию! Надеюсь, вот конкретно Вы сгорели там. Вы так этого хотели, умереть славно в огне войны – помните, вы говорили мне тогда, за бутылочкой «Кэптайн Моргана»? Вот, думаю, настал ваш черёд. А я тут делаю новую цивилизацию, как никак. Главное, чтобы старая не взбунтовалась.

Прикольно я их расставил кругом, прямо как Стоунхэндж. Похожи издалека на пивные банки. Чёрт, я уже сам себе надоел. Пора затыкаться и вскрывать их. Так.. (слышны шаги в тишине, странные хлюпающие звуки)  Ага… (резко начинается высокое шипение)  Ух ты, как славно они дымят! Это уже что-то особенное, Фил. Это тебе покруче новогоднего салюта. Они разными цветами пылят, Фил! Это всё наши, земные цвета! Я наверное их на Земле последний раз видел. Вот зелёный – тут его вообще нет. А коричневый – именно так он по-настоящему должен выглядеть, а не то, что это галлюциногенное сияние… Вот и всё, кончился фейерверк. Будущие белки летят в мои ноздри. Надо бы отойти подальше, чтобы не заглотнуть слишком много. А то сам стану колыбелью цивилизации.

Что мне делать дальше, Центр? Куда мне идти? Центр?.. (звуки переключения каналов, шипение помех) Совершенно не знаю, куда деваться. Одно скажу – к кораблю меня не тянет. Лучше уже прогуляюсь до гор, убеждён, спасательной команде будет легко меня найти. Там скоро рассвет будет, как никак. Хочу на это посмотреть хоть раз в жизни.

(в записи затишье около двадцати минут, за это время слышатся только шаги)

Чёрт! Батарея! Забыл выключить запись радиограммы, всё идёт к нулям… В общем, сейчас мы уже больше повёрнуты к Земле, и вы точно должны меня слышать. В крайнем случае, услышите на рассвете – есть шанс, что со станции тогда успеют выслать людей. Я же не последний человек в космосе? Нет, даже если на Земле все погибли, остались ещё такие же, как я, затерянные среди звёзд. Где-то сейчас неуклюже ворочаются торговые эскуадры, прорезают пустоту гамма-лучи сигналов. Может, кто-то ещё на таком же астероиде, как я, только наверняка в лучших условиях.
Они-то и продолжат человеческий род. Я обращаюсь к тем, кто меня слышит. Позвольте мне продолжить его вместе с вами. Наверняка у вас есть, с кем, я видел команды