Одноногий лист почтовой службы

щериться – двигаться, а не замирать истуканами. «Попал!» - шевельнулся в Андрюхе ужас. Попятился, не спуская настороженного взгляда с монстров.
   Нагнал он соперника лишь у пустыря только потому, что «Урал» ждал, покачиваясь вперёд-назад. Когда под его колёсами дрогнули жёсткие стебли трав, затрещал, разбрасывая семена, сухой дурман, «Стелс» взвыл резко и зло. Андрюха немного постоял, наблюдая, как Валька вспугивает воробьёв и, проклиная судьбу, отправился на поиски объезда. В ушах шумело, тело ныло. И он решил – довольно. Чтобы вернуть преимущество, нужно держаться дорог.
   
   ***
   - Долго, - беспокоился Олежка. – Не случилось чего?
   Кешка скривил лицо:
   - Не каркай.
   - В натуре, - поддержал Генка, - сифак.
   Олежка выкатил грудь:
   - Кто сифак?
   - Я тоже беспокоюсь, - призналась Леля.
   - Баба на корабле, - начал Генка и тотчас пригнулся. Лелькина ладонь лишь вскользь взбила ему волосы на затылке, зато пришлась звонкой плюхой Портосу. Компания зашлась смехом.
   Второгодник отбежал, тыча пальцем:
   - Ай, молодца! Не балуй, как вмазала!!!
   - Эй, - выкрикнул Кешка. – Вон Валька!
   - Да ну!
   - Где?
   - Слепошары.
   - Точняк. Во даёт.
   - Не понял. Зачем остановился?
   - Зовёт, вроде.
   Акакин скомандовал:
   - По коням!
   
   ***
   «Рано. Рано. Жди. Пошёл!» Ветер хлопал по спине полами куртки. Сгорбленный Валька жал, как никогда в жизни, снявшись с седла. «Не подведи, Кочегаров», - цедил он сквозь зубы. А ещё беспокоился, как бы не покалечить наследие деда.
   Ещё. Ещё чуть. Пора. Резкий поворот руля. Тело выбрасывает, как из катапульты. В полёте Валька снимает с велика Андрюху. «Урал» описывает над ними величественную дугу. А опустевший «Стеллс» выносит на перекрёсток. Визг тормозов. И уазик вразвалку скачет на искорёженных останках заграничного велосипеда. Всквакивает клаксон.
   Последнее, что помнил Валька, заплаканное лицо Лели, в которое безостановочно сипел:
   - Почта.
   - Разнесём, разнесём, - обещала она.
   В тот день Андрюха впервые видел слёзы отца, укачивающего чужого мальчишку, чьи руки безвольно обвисли.
   - Ты понимаешь, понимаешь, что я б тебя, если б не он? - шептал водитель. – Собственного сына… Где ж эта скорая, мать их?
   Уже через три недели Вальку из больницы выписали, прихрамывающего и со стойким отвращением к апельсинам. Ещё через неделю он снова развозил почту, любуясь деревьями, на тёмных ветвях которых расселись багряные птицы осени. Одну из них Лелька словила налету и протянула:
   - Это тебе.
   
   ***
   Когда придёт срок, и полетят табунки зябких, одноногих листьев, онемейте. Если повезёт, увидите неспешный бег «Камы», неразлучной с «Уралом», по испятнанной ранним снегом земле.