нацеленные на них огнеметы. И знали, что пути назад нет.
Накануне атаки мы вышли к Муста-Тунтури, и такими вдруг букашками себя почувствовали перед этой громадиной. Даже про немцев не думалось - страшно было от одной мысли, что предстоит идти по таким кручам. Вдарили мы, значит, по ущелью. Бежим с полной выкладкой, дух запирает, ноги ватные, сердце в глотке. Метров за сто перевалили, когда фашисты стали гранатами угощать. Одновременно на минное поле попали. Тут и сил-то нет, поиссякли, да куда денешься в узком каменном мешке? Ребята падали, как ржаные колоски.
Штурмуем дальше. Впереди скала, а за ней пологий подъем метров в сто по совершенно лысому камню. Как нас враг там расстреливал! Со смаком. Тела так и скатывались вниз, а команда: "Вперед! Вперед!"
Перед атакой было нас 750 человек. Сколько солдат добежало до линии немецкой обороны, сказать не могу. Погибших наспех прикрыли камушками и тут же давай писать дурацкие отчеты, кто да как себя проявил в кровавой атаке. Вот думаю: а была ли она нужна?
http://skazmurman.narod.ru/library/or_ryb/ryb5.htm
Штурм
Бойцам и командирам штурмовой 614-й отдельной штрафной роты,
погибшим в ущелье и на склонах высоты 260 хребта Муста-Тунтури.
Они надели чистое бельё,
Бушлаты, телогрейки, рукавицы –
Всё, что назавтра порастёт быльём
И больше никогда не пригодится.
Им не увидеть утренней зари,
Не дотянуть хотя бы до рассвета,
Смотри:
шагнули в ночь на Тунтури
В бессмертие и штурм – отдельной этой
Семьсот с полтиной яростных штыков
Штрафной 614-й роты:
Сынов, отцов, солдат и моряков
Отчизны – ради мира и свободы.
Монолог погибшего бойца:
За нами смерть кружила по пятам,
а нынче бой решительный, последний.
Клянусь, я жизнь задорого отдам
сегодня там – на рубеже переднем.
За высотою 260 -
проклятый Перевал, будь он неладен,
но есть приказ: чтоб был наутро взят -
нам не зачтётся при ином раскладе.
М-да…
Шансов мало: в лоб - как по «стене»,
здесь впору альпинисту забираться;
- Вон, на вершине, видишь? - в глубине
у пулемётов «фрицы» копошатся.
Ракета,
всё, прощайте,
нам пора,
вытягивая шеи из траншеи,
ощерились навстречу снайпера,
заваливая лёгкие мишени.
…Не покорилась с ходу высота,
ну, что ж, другого случая не будет,
вы не жалейте нас и сквозь года
не обессудьте - помяните люди:
как лезли вверх не прячась, не страшась,
на запах крови и чужого пота,
душили в рукопашной эту мразь,
мешая в грязь – до блевоты, до рвоты.
Упрямо, не стесняясь, не тая
досадных слёз – по раненым и трупам
карабкались, срываясь, по уступам,
а сзади, извиваясь, как змея,
подталкивая со спины наверх -
в кромешный ад из неприступных склонов,
в объятья смерти и предсмертных стонов –
кралась вина:
вина одна на всех,
безжалостно предъявленная там,
на Тунтури,
страшней гранат и ДОТов…
Попомнится штрафная наша рота,
когда платить придётся по счетам!
Вставал рассвет…
Утихшая пурга
Лениво заметала все остатки
Следов ночного боя и врага,
Бойцов на склонах и внизу – в распадке.
Им никогда не вздрогнуть по ночам,
И, в сотый раз осколками пробитым,
В поту холодном не проснуться:
Там –
в ущелье павших, но не позабытых,
их вечный сон
открытый всем ветрам
На стыке мрачных скал и океана –
Хранит хребет гранитный, ставший нам
Мерилом мужества и неприкрытой раной.
Сюда не ходит праздная толпа:
Угрюм суровый край, как говорится.
Стою у пограничного столба -
Последнего на Северной границе.
Укрытый заполярной темнотой,
Невдалеке, за облачностью низкой -
Парит над безымянной высотой,
Как символ скорби – контур обелиска.
И, голову в молчании склонив,
Я подхожу к подножию, к вершине,
Где прах бойцов ущелье и залив
Нам не вернули даже и поныне.
Вот здесь: на самом краешке страны,
У ледяных просторов водной глади –
Стояли насмерть Родины сыны,
Не уступив, действительно, ни пяди!
Я большинству из них в отцы гожусь
Теперь, спустя с лихвой уже полвека,
Гожусь…
И отстоявшими горжусь
Достоинство и имя Человека.
И всем во искупление грехов,
Вменённых справедливо ли, предвзято -
Колени преклоняю у венков
За этот подвиг штрафника-солдата.
19.09.2010г.
| Помогли сайту Реклама Праздники |
пустить в город английских интервентов.