Послушница

как иной раз говаривали старики.
Выйдя из омшаника, девушка обессилено опустилась на шершавую, влажную росою доску низкой завалинки, идущей по периметру зимника. Закат уже, по-видимому, давно выдохся, и по небу шарахались лишь дрожащие отблески далеких, неслышных здесь гроз – зарницы.
На ближайшем лопухе, Катя с удивленьем, обнаружила маленькое светящееся чудо – светлячка. Червячок лежал на шероховатой поверхности и светился ровным, необычайно красивым в ночи зеленоватым светом.
- Ох, ты! – только и смогла произнести пораженная девушка и тут же, ноготком скатила светлячка себе на ладошку. Он и на ладони светился все также ровно и прохладно, освещая неведомые послушнице линии жизни и венерины бугры.
-Чудо! Ты просто прелесть! Шарман! – шептала в восторге Катерина, и разве что не целовала светлячка от того сразу и не заметила двух человек, стоящих возле черного на фоне неба штакетника. Правда людей этих, Григория и Фрола Копейкина, по голосу, по своеобразному плавному говору, Катерина распознала сразу и от того стала прислушиваться еще более тщательно.

9.
-…Ну что, Фрол, твой-то старший, все еще у большевиков, в Златоусте отирается?
- Ох, Гришка, стыдоба-то, какая,- как-то жалко, по-бабьи запричитал Копейкин.
- Станишникам в глаза смотреть больно. Совестно. Старший сын есаула и вдруг чекист…
- Дурак ты Фрол. Всегда дураком был! – жестко проговорил Григорий и закурил, судя по сладковатому дыму, закурил свои любимые папиросы «Дюшесъ».
- Это же просто бешеная удача, что им потребовался инструктор-проводник. Пойми ты, дурья твоя голова, что они пришли навсегда. Да-да, именно навсегда. Слышал, в Екатеринбурге Николашку с семьей грохнули? Чехи к ним переметнулись.…Почти весь Южный Урал под себя подмяли…Я Фрол, пока к тебе пробирался, почти в каждой деревне флаги красные видел, у сельсоветов развешанные. Оттого-то и вынужден был по лесам идти, в круговую.…Так-то вот.…Скажи спасибо, что до твоих Каменок дорога-черт ногу сломит, а то бы комиссары уже давно сюда заявились.…Хотя, что толку радоваться, не сегодня, так завтра все равно придут.…А ты совестно, совестно…Сынок твой, теперь для тебя почитай как охранная грамота.…Всех брать будут, а тебя в последнюю очередь…
Мужики помолчали, и Катерина уже было собралась к ним подойти, как Григорий вновь заговорил.
- Ты Фрол девицу, что со мной пришла, заметил?
- Хороша девка, хоть и монашка.… Да кажись она не из деревенских будет?
- Эх ты, братку, куда хватил - из деревенских.…Эта монашка, между прочим, единственное чадо Генерал-губернатора Воропаева Владимира Александровича.…Сам-то он с супругой своей, небось, давно уже где-нибудь в Констанце отдыхает, а она из принципу или еще, почему, решила не эмигрировать, пошла в монастырь, в послушницы…
Я как увидел ее. Так и решил за племеша своего, сына значит твоего старшего отдать…Красные красными, да в жизни все приключиться может. Вдруг, да и вернется все вспять, вот тогда-то сынок твой перед господами Воропаевыми и замолвит за нас словечко…Он как, сын-то твой, не оженился пока еще?
- Нет покамест…- буркнул Фрол Копейкин и, помедлив, спросил:-
- А ты как, Гриша, спишь, что ли с монашкой, али как?
- Да кабы я с нею не спал, Фрол, с какого хрена она в эту глушь бы добровольно пошла? Пришлось…
Он рассмеялся и уже в более веселых красках рассказал брату как ради того, что бы девчонка эта к мужику вкус почувствовала, был вынужден иной раз дважды на одну сопку забираться, время растягивать…
- Да не переживай, Фролушка,- приобнял Григорий своего брата за плечи.
- На всех хватит, не изотрется, поди. Хватит и мне, и племяшу моему, да и тебе, коли захочешь…Она, я видел, сегодня перебрала чуток.…Поищи, твоя будет…
- …Нет, Григорий, благодарствую.…Да ведь венчанный я.…А вот для сына мово, девчонка и в самом деле подойдет. Хороша. В бедрах правда худовата, рожать будет трудно, ан ничего, образуется.…Только вот я тебя знаю, ты никогда ничего за так не делал. Даже в детстве.…Признавайся, на что Катьку сменять надумал?
- Мне Фрол, бумаги нужны. Чистые бумаги,…что бы ни одна сука ничего не заподозрила.… Слинять я хочу из Россеи. Ох, как хочу.…Отца своего мне отыскать ох как надобно…Я ему в свое время золотого песка чуть ли не с пуд отдал на хранение.…А когда я узнал, что он не вернулся, то сразу скумекал: пристроил он мое золотишко. Я братишка тоже хочу по Парижам погулять, во фраках да с тросточкой.…А в России в сторонке отсидеться не получится. Тут либо с красными дружбу води, либо Колчаку присягу давай.…А мне это надо? Хватит, навоевался.…Я в японскую у Ляохэ, сотню свою полностью положил, сам еле выжил, а мне за это два креста на грудь прикрутили и сотенную на пропой отсуропили.…Надо полагать рублишко за человечка.…За казака, ты слышишь Фрол? Рубль…Сотню-то я честно пропил, а вот воевать что-то охота совсем прошла.… Так что милый, без бумаг мне никуда.… Вот тут-то сын твой мне и пригодится.…А если мало девки будет, я ему золото приличное покажу.… Прямо наружу просится.…И отсюда недалече…
Они снова закурили и не спеша направились к дому…

10.
…Летом на Урале светает рано.…Еще три часа пополуночи не отбили большие напольные часы в доме Фрола Копейкина, а на дворе уже хоть газету читай. Небо и не голубое, и не синее, а какое-то блекло-серое, ровно войлок полинялый. Над проплешинами тайги, полянами, словно дымы заводские туман поднимается, а горы кажутся хмурыми и неприветливыми. Росы выпадают такие обильные, что травы к земле, словно во время дождя клонятся.…А тихо - то как! Где-то на озере, верст за пять чайка голодная проскрипит, а кажется что вот она, прямо над тобой…Урал…
Словно побитая, с трудом и стоном поднялась Катерина с завалинки и на тяжелых ногах направилась к дому. Светлячок забытый, на землю упал да тут же под каблуком девушки и лопнул. Только слизь зеленоватая брызнула.
В горнице гостей уже не было, лишь утомленная хозяйка гремела посудой где-то на кухне, да два брата, Григорий да Фрол сидели на углу стола, под образами и пили водку, устало и бесцельно.
- А вот и Катенька наша появилась…- Протянул Григорий и попытался подняться навстречу девушке.
- Сиди уж.- Проговорила она и, прихватив с блюда большой серебряной вилкой сопливый, уже почерневший на вольном воздухе груздь, налила себе стопку горькой.
- Вот молодец! Настоящая казачка! – С трудом выговаривая слова, похвалил ее Фрол и упал головой на стол.
- Что Гришенька, надоела тебе Воропаева дочь? В Париж захотел? А ты не подумал, казачок ты мой разлюбезный, что дочь Генерал-губернатора тебе в заграницах может быть даже более полезной, чем твой пуд золота? А?
- Ты! – вскричал разом протрезвевший казак. – Ты что, подслушивала сука!?
- Да пошел ты, хам…- девушка бросила пустую рюмку на стол и, развернувшись, направилась к двери.
- А ну стоять, мать твою!- закричал Григорий и, опрокинув стол, бросился вслед за ней, безуспешно пытаясь вырвать из кармана наган.
Катерина не дожидаясь выстрела, выскочила из избы и огородами побежала в сторону леса.
- Постой девка! Я кому говорю постой! – за ее спиной раздался треск кустов и злобный мужицкий мат.
Катя не разбирая дороги, забирала все дальше и глубже в лес, петляя среди сосен и кедров. И не только страх, но и непередаваемая обида, страшное омерзение несли ее все быстрее к приближающим горам.
- Ну, б**дь, ты за это поплачешься.…Кровавыми слезами умоешься, как только спымаю! – раздался крик Григория совсем близко, как вдруг странный треск сухих веток и одновременно мужской громкий стон прервал его страшные угрозы.
Ничего не понимая, Катерина затравленно обернулась, но ничего и никого не увидела, лишь метрах в пяти от себя чернела большая яма с остатками сухостоя, разбросанного над ней.
Девушка, недоверчиво вытягивая шею, подошла к яме. На дне ее, лежал, странно раскорячившись с белым, как магнезия лицом Григорий. Из штанов, как раз там, где была ширинка, ужасающий в своей неправдоподобности торчал остро заточенный, окровавленный деревянный кол. Второй, точно такой же прошил правую грудь казака. Еще несколько кольев торчало чуть в стороне.
-Волчья яма.- Догадалась Катя и осторожно, придерживаясь за осыпающиеся стенки западни спустилась вниз.
Григорий плакал, молча и больно. Некогда красивые его губы жалобно дрожали, выдувая редкие кровавые пузыри.
- Спаси меня Катенька! Христом Богом молю, спаси…- прошептал Григорий, увидев склонившуюся над ним девушку.
- Поздно милый…- проговорила она и, заправив под задницу обремкавшуюся свою рясу присела рядом с умирающим.
- У тебя, похоже, артерия прорвана, да и легкое наверняка задето.
Я в обители своей курсы сестер милосердия закончила, так что знаю наверняка, что если тебя снять с кольев, тот час же кровью изойдешь.…Да и не под силу мне это одной сделать…Тяжелый ты мужик. Я это на себе частенько испытывала…
- Забудем старое, Катенька. Вместе уедем. На Евангелие присягну, вместе уедем.
- Никуда я с тобой не поеду, Гришенька. Неверный ты мужик. Сволочь.
Послушница переложила вилку с которой оказывается так и бежала в левую руку и оправила черные, мокрые от пота волосы на горячем лбу мужчины.
- Ведь я ж тебя полюбила. По-настоящему полюбила. Ведь ты мой первый и единственный мужчина был.…Да ты и сам знаешь что первый.…А ты меня продал. Под брата, под кузена - чекиста какие-то жалкие бумажки, за паспорт подложить собирался…Падаль.
Она вздохнула и обессилено откинулась спиной на стенку ямы.
- Вот дождусь, как подохнешь, так и уйду.
Григорий сглотнул и попросил, слезно, с дрожью.
- Девонька моя.…Пить. Пить очень хочется. Господом заклинаю, дай воды… Ведь ты же послушница. Почти монашка,…Что же ты такая,…злая? Дай воды, сволочь!
- Была монашка, да вся вышла.…А вот ты, каким был, таким и остался.…Теперь меня за глоток воды сволочью называешь.…Нет у меня воды, да если б и была, все равно не дала бы.…После твоих губ, даже святая вода и та поганой станет…
Она замолчала, прикрыла глаза и расслабилась. Сквозь веки, розовым, просвечивали первые солнечные лучи. Где-то над головой призывно посвистывали поползни. Голова кружилось от запаха грибов, сырой земли и крови…
- Нет. Только не спать…- приказала себе Воропаева и с трудом открыла уставшие глаза. Левой рукой, дрожащей и скользкой от крови, Григорий держал пистолет, старательно целясь ей в грудь.
- Дурак! – выдохнула Катя, и не задумываясь, с силой воткнула вилку в отчетливо хрустнувший кадык Григория. Тот выронил оружие и обхватил свое исковерканное горло. Минуту спустя, его, все еще красивое лицо посерело и застыло в болезненной гримасе.
- Ну, вот и все, Гриша…Конец.- Девушка небрежно перекрестилась и брезгливо морщась, полезла в карманы френча покойного.
- Это не мародерство, мой дорогой…Ты не думай.…Просто ты уже отмучился, а мне еще со всем этим оставаться здесь…Мне еще жить…
Она еще что-то говорила полушепотом, а руки ее сновали по карманам.
Папиросы и пачку керенских, она оставила в его карманах, а в свой разложенный платок увязала почти коробок спичек, кое-как обтертый наган и с десяток золотых, николаевских червонцев…
- Прощай Григорий. – Она, не оглядываясь, пошла прочь от волчьей ямы…
- Прощай. У нас с тобой, наверное, были бы