Сашка

нами!»
Крышка отлетела в сторону. Над ямой склонился молодой бородач. Его голова была украшена зелёной повязкой с арабской вязью.
- Э-э-э! Как ты там?
Сашка сглотнул слюну:
- Нормально.
- Ай, маладэц! – обрадовался бородач. – Держи хлэб, воду!
Он кинул вниз полиэтиленовый пакет.
- Завтра рэзать вас будем! Как баранов!
Он весело засмеялся. На шутку ответили хохотом невидимые Сашке люди. В общем хоре он уловил тоненький женский голос.
- Попали, попали, - забормотал Сашка. Он заходил  по земляному полу. Два шага вперёд, два шага назад. – Подыхать-то как неохота!
Иванов молчал.
- Слушай, душара, а может всё обойдётся? Ну, слышал же ты истории про то, как наши в плен попадали? Заставят работать, овец их сраных пасти? Ну, не смертельно же? Глядишь, и выпутаемся? Есть же, как его, Красный крест, ещё там фигня какая-то, а? Чего молчишь, сука, отвечай!
Сашка сел на землю и обхватил голову руками.
- Пойми, дух, я жить хочу! Мне до дембеля три месяца осталось! Я ж не видел ничего! У меня и бабы-то никогда не было! Понимаешь? В этой паршивой деревне на Псковщине даже электричество только по большим праздникам! А сейчас чечены нас завалят и всё! Всё! Ты у себя в Питере, наверное, девок щупал, да коньяк лакал! Тебе есть, что перед смертью вспомнить! Ну, что молчишь, сволочь!
- И щупал, и лакал, товарищ старший сержант, - глухо ответил Иванов. – Чего ты от меня сейчас-то хочешь?
- Чего хочу? – Сашка схватил его за грудки. – Смотрю, и у тебя крест на верёвочке висит! Ну, давай, бля, попроси своего Бога, чтобы он нас вытащил отсюда! Пусть, как это, чудо явит!
- Если достойны, явит, - сказал Иванов. – Всё в его руках.
- Да ни фига! – закричал Сашка. – Всё в наших руках! Вернее не в наших, а в руках вон этих, чабанов грёбаных! Пожелают - зарежут, пожелают – подождут! Абреки чёртовы!
К полиэтиленовому пакету не притронулись. Ни есть, ни пить не хотелось.
- Тебя хоть как зовут? – Сашка немного успокоился.
- Пётр.
- В честь апостола Петра? – съехидничал Сашка. – Гляжу, ты сильно верующий? В рай готовишься? Неужели смерти не боишься? Рассказывали, чечены зверски наших солдат убивают. Головы режут. Медленно.
- Конечно, боюсь, - ответил Иванов. – Очень боюсь.
Он подумал и стеснительно признался:
- Ещё, я боли боюсь. Представляешь, один раз в зубоврачебном кабинете в обморок упал. Вот ребята потешались!
- Так, а чего делать-то будем? – Сашка был у зубного врача один раз в жизни. Обошлось без лечения.
- Не знаю, - Иванов пожал плечами. – Вдруг, наши придут, освободят.
- Святая простота! – взвился Сашка. – Нас с тобой давно списали. Как без вести пропавших. Мишку Харевича хотя бы в цинке на родину отправят. Откуда, кстати, он?
- С Белгородчины, - отозвался Иванов. – Успел крикнуть парень…А ты его чморил!
- Духов положено чморить, - отозвался Сашка. – Не нами установлено, не нам менять. Ты бы через год также с молодыми поступал. Круговорот говна в природе!
- Вот именно, что говна!
- Хочешь всё поменять? Флаг в руки! Давай, выбирайся из ямы и вперёд! Боженьку попроси – он тебя выручит!
- Выручит? Может и выручит. Как бы ни было – всё в его власти.
Сашка закипел:
- Ненавижу такие бредни! Ещё бабка меня всегда мучила – Бог простит, Бог накажет…Да где он, Бог? Завтра приморят нас чечены, и Бог твой не шелохнётся! Пальчиком не пошевелит! На хрена ему два урода – Саша плюс Петя? Если бы он был – мы бы с тобой сейчас в окопе лежали-полёживали, тушёнку жрали. Приближали, мать твою, дембель! Ты, я вижу, пацан образованный, но по мне, как есть лошара! Веришь во всякую хиромантию! От слова «хер»!
Сашка даже хохотнул. Так удачно ему раньше никогда не удавалось пошутить.
Иванов не ответил. Он сидел, привалившись к стенке. Губы его шевелились. Не иначе, молится, решил Сашка. Лады, если нас завтра освободят, я уверую. Хоть в Бога, хоть в чёрта! Но только, коли живым останусь! Да здравствует Христос, Аллах и этот, как его, который сидит с закрытыми глазами? О, Будда!
Несмотря на холод земляной ямы, Сашка уснул, и на этот раз ему приснилась-таки родная деревня. Там, во сне, он стоял около колодца, а рядом танцевала мать. Музыку он не слышал. Мать просто кружилась в вальсе. Одета она была в своё самое лучшее платье, которое обычно хранилось в платяном шкафу, обложенное «антимолью». Рядом стоял отец. Он улыбался, медленно вытягивая ведро с водой. Сашка обрадовался, но в то же время удивился:
- Батяня, ты же в тюрьме!
- Вот, выпустили, сынок.
- Амнистия?
- Нет, сынок, сказали, что отец героя сидеть в тюрьме не должен. Такой, видать, закон вышел.
- Не слыхал. Так ежели ты отец героя, то герой – это я?
Отец ласково улыбнулся.
- Я рад батя, что ты на свободе, только по секрету скажу тебе – я не герой. Я трус, батя. Я жить хочу. Очень-очень хочу! А меня завтра убьют…
- Ну и что же, что убьют, - засмеялся отец. – Тебя не по-настоящему убьют, а понарошку. Это игра такая.
- Ничего себе игра! – расстроился Сашка и совсем по-детски протянул. – Я в такие игры не играю!
- Не бойся, сынок, - отец стал исчезать, а на его месте появилась тётка Агния. Она обнимала за плечи своего мужа, дядю Валентина. Сашка всегда любил дядю Валентина. Он появлялся редко, всё пропадал на заработках, но без конфеты не приходил.
- Мы тебя ждём, племяш, - сказал дядя Валентин. В его руке появился шоколадный батончик.
- Так вы же не умерли! – удивился Сашка.
- Все мы когда-нибудь умрём, - ответила тётя Агния и пропала. Осталась одна мать. Она продолжала кружиться в безмолвном танце.
- Мама, - позвал её Сашка. – Мама!
Мать как будто не слышала.
- Мама-а-а! – Закричал Сашка и проснулся.
Иванов сидел в той же позе.
- Я кричал? – смущённо спросил Сашка. Иванов посмотрел на  него отрешённо.
Крышка, запирающая их тюрьму, задвигалась.
- Эй, русский, вылезай! – вчерашний моджахед приветливо помахал рукой. – Рэзать будем!
В яму упала короткая самодельная лестница.
Яркое солнце ослепило Сашке глаза. Он помедлил, зажмурился, отполз в сторону. За ним показался Иванов. Сашка огляделся. Они находились посреди двора. Слева стоял каменный дом, справа воняла кошара. Мысль о побеге следовало оставить сразу же. Двор был заполнен вооружёнными до зубов горцами. Несмотря на ненависть к русским, все они держали в руках исконно русский автомат Калашникова.
- Я – Аслан, - заявил о себе один из них, видимо старший в доме и в кошаре. – Будем говорить.
Сашка обрадовался про себя – говорить не резать!
- Вы пришли на нашу землю, - торжественно объявил Аслан. – Мы вас не звали. Но мы не палачи. Просто так не убиваем.
Уже знакомый моджахед ощутимо расстроился.
- Я вижу на ваших шеях кресты. Снимите их и останетесь живы, - продолжал Аслан. – Будете работать, а потом, может, выкупите себя.
Помолчав, Аслан решил себя похвалить:
- Я справедлив!
Окружающие хором выкрикнули:
- Аллах акбар!
Сашка потянул руки к бечёвке на свое шее. Иванов не шевельнулся.
- Петя, снимай, убьют, - Сашка лихорадочно стаскивал крест с груди.
- Думаешь умереть красиво? - лениво ухмыльнулся Аслан и почесал густую чёрную бороду. – Что ж, не могу тебе мешать.
Он кивнул и посреди двора появился грубо сколоченный крест. Сашка вспомнил, что вчера отдалённо слышал какое-то тюканье. Крест готовили заранее. Пока трое джигитов с помощью подручных средств устанавливали его посередине двора, Сашка, несмотря на угрожающие жесты охранников, бросился к Иванову.
- Братуха, Богом твоим тебя заклинаю, сними крест! Видишь, я снял, ничего не произошло! Это же всего лишь кусочек железки! Ну, прошу, сними, потом покаешься! Петя, ведь можно потом покаяться!
Иванов никак не реагировал. Похоже, он был уже не здесь. Когда нукеры Аслана схватили его за руки, Сашка бросился им наперерез. Его оттолкнули. Сашка упал в пыль и завыл.
- Смотри, смотри! – подал голос чернобородый Аслан. – Он не хотел отказаться от своего Бога – сейчас он разделит его участь!
Джигиты уже прибивали солдата к кресту. На каждый удар молотком Иванов отвечал криком полным боли.
- Смотри! – засмеялся Аслан, обращаясь к ползающему в пыли Сашке. – Он – Христос!
Сашка медленно поднял голову. Глаза Иванова были полны муки. Его кисти, прибитые к поперечной перекладине, рвали огромные гвозди.
«Перекладинка, - вспомнил Сашка. – У Христа была перекладинка. Та, на которую он мог поставить свои ступни! У него нет перекладинки…»
Сашка вскочил на ноги и бросился вперёд. Попавшегося по дороге Аслана, он откинул в сторону, словно невесомую пушинку. Он бежал к кресту и даже не почувствовал, как две пули ткнулись ему в спину. Он уже почти добежал до распятого на кресте товарища, когда третья пуля ударила его в плечо и развернула лицом к мучителям. Сашка сделал ещё шаг назад  и упал, подставив это самое раненое плечо под судорожно ищущие опору ноги Петра. Сквозь свист пуль и дикие вопли, он расслышал, будто последний вздох, слово «спасибо». Сашка вспомнил свой сон и бабушку, Василису Савельевну. Умирающий мозг послал последний сигнал. И тогда, деревенеющие губы прошептали то, что никогда не могли выговорить при жизни:
- Помяни мя, Господи, во царствие твоем!