ПЛЕСЕНЬ

- Я уже нашла, что искала!
У неё были прекрасные рыжие волосы, и, когда дама крутила головой, они раскачивались, словно поток раскалённой меди.
- Меня? - спросил Дима.
- Вас! - женщина хотела было зайти во двор, но остановилась перед огромной лужей, поморщившись, оглядела её и осталась на месте. - Можно попросить вас подойти?
Дима медленно приблизился к даме. Он ещё раз поймал себя на мысли, что безумно хочет эту женщину, и с горечью подумал о Софье, об огромном теле и морщинах...
- Как вас? - подняла подбородок дама.
Мужчина не сразу понял, что она имела в виду.
- Дмитрий, - ответил он, чувствуя, как непонятная злоба закипает внутри.
- Ольга Викторовна Миронова, не скажу, что очень приятно. Мне вообще не приятны типы, которые стреляют из ружья по маленьким мальчикам! Петя, золотце, иди сюда!
Задняя дверь машины открылась, и из салона вылез толстый мальчишка, лет тринадцати, одетый в шорты и белую футболку, с иностранными надписями на ней и изображением черепа и костей. "Пират, - подумал Дима. - Подстреленный в задницу пират...". Пират неуклюже подошёл к женщине, а Дима подумал, как такие прекрасные тела рожают таких гадёнышей? Поросячьи глазки смотрели на фермера, тонкий рот еле сдерживал улыбку, на пухлых щеках играл румянец. Вряд ли, этот парень не спал всю ночь и мучился от боли. Дима знал, что с того расстояния, с которого он выстрелил, соль не могла причинить значительного вреда, максимум - небольшое жжение.
- Смотрите! Он теперь не может сидеть, еле ходит! Он всю ночь не спал, отчего на утро у него разболелась голова! И всё из-за вас, из-за ваших тупых методов! - кричала она. - Знайте, я это так не оставлю! Вы сядете, обещаю! Сядете за то, что стреляете по детям из ружья, и я добьюсь, чтобы вам дали максимальный срок, за это положенный! Ещё хорошо, что муж уехал в другой город, иначе вы бы не так легко отделались! Кто вам дал право стрелять по детям? Кто? Говорите!
Дима слушал её тираду и возбуждался ещё сильнее. Ольга Викторовна была хороша в гневе, он не мог отвести взгляд от упругих грудей, которые прыгали вверх-вниз, когда женщина кричала и махала руками. Она задала вопрос, и он понял, что нужно что-то отвечать. Каким-то непостижимым образом похотливое чувство трансформировалось в злость, и, как можно вежливее, он прохрипел:
- Знаете, какое желание распирает меня сейчас больше всего? - женщина ещё выше подняла подбородок, показывая всему миру, что этот мужчина для неё хуже навозного жука.
- Всадить и в вашу прекрасную задницу полпачки соли, чтобы вся дичь выпорхнула. Как думаешь, будешь ты тогда нормальной бабой?
- Это я не нормальная? - взвизгнула она. - Ты, чо, осёл?!
Ещё немного, и женщина должна была зарычать, как дикое животное; страшная гримаса ненависти исказила лицо, которое стало отвратительным и старым. Дима подумал, что ей лет сорок, не меньше.
- Софья, тащи ружьё! - заорал мужчина.
Ольга Викторовна попятилась к машине и упёрлась пятой точкой в металлическую дверь автомобиля, глаза её бегали по сторонам, рот открывался и закрывался.
- Вы - уголовник! - ткнула она пальцем в Диму.
- Твой сын своровал у меня радиоприёмник и лодочный мотор! Деточка, тебе есть четырнадцать, - обратился он пареньку, который от страха схватился за мамкину юбку. - Если да, то скажи "привет" детской, ВОСПИТАТЕЛЬНОЙ, КОЛОНИИ!
Женщина подтолкнула толстяка к задней двери машины.
- Иди, золотце, дядя тупой и не знает, что говорит!
Дима перепрыгнул через лужу и оказался около Ольги, которая смотрела на него большими карими глазами, её верхняя губа тряслась, а лицо побледнело.
- Если вы мне что-нибудь сделаете, то непременно сядете... Я всё расскажу мужу...
Дима сказал:
- Если я ещё раз увижу вашу семейку около этого дома, то ты сядешь вместе со своим спиногрызом! Он - за воровство, ты - за угрозу. Ясно? Пшла вон!
Он закричал так громко, что через секунду женщина оказалась в машине, а через пять уже неслась по грунтовой дороге в город.

- Что случилось? - Софья выбежала на крыльцо, руки её были прижаты к груди. К груди, которая уже никогда не будет упругой и высокой, как раньше.
Дима отмахнулся:
- Одна истеричная мамаша приезжала.
Софья выпучила глаза, а Дима прошёл мимо неё в дом.  Жена причитала:
- Это всё твои ночные стрельбы, да? Я тебе говорила, что нельзя так! Говорила, что это всего лишь дети! Теперь у нас будут неприятности! Знаешь, что будет, Дима? Тебя посадят, ей богу посадят!
- Ну, вас к лешему! Эти поганцы нарушают закон, влезая и разворовывая нажитое мною, а я должен смотреть на это спокойно? Может, мне им вынести вещички подороже, чтобы задобрить паршивцев? Закрой рот, Софушка, закрой рот! - он остановился в коридоре и пригрозил жене прокуренным пальцем.
Та всплеснула руками, глаза заблестели.
- Только не реви, прошу тебя! - взмолился Дима. - А то... твою мать!
Когда он вошёл в комнату, то увидел, что плесень в углу разрослась ещё больше. От пола, вверх по стене, тянулась отвратительная белая масса, края её немного потемнели, она, словно  дышала и пульсировала; губчатая полоска, которая стала значительно длиннее и шире, добралась почти до кровати.
- Утром же этого дерьма тут не было! Только маленькое пятнышко в углу! Растёт, как на дрожжах! - выдохнул Дима, склонившись над плесенью. - Так, тащи тепловую пушку... Все пушки тащи сюда и удлинитель! Я прогрею эту сраную комнату! Тут будет ад, за ногу тебя дери!
Три обогревателя работали на полную мощность, воздух в спальне раскалился, дышалось тяжело. Дима снова отодрал куски плесени и унёс за дом.
И, вот, утром, появилась комиссия по оценке жилплощади затопленных домов. Их снова было пятнадцать человек во главе с тем самым, жирным мужчиной. Они приехали на большом блестящем автобусе, с недовольными лицами, и, по всей видимости, болевшие с похмелья.
-- Так и не надумали уезжать? - протянул руку Кондрашёв.
Они стояли около забора, который Дима начал чинить ранним утром. Остальная делегация толпилась рядом с автобусом, молоденькие девушки и пожилые мужчины шумно разговаривали, смеялись, и, казалось, им не было никакого дела до главной цели приезда - Диминого пострадавшего дома. Кондрашёв тоже не особо рвался в бой, на его круглом красном лице застыла маска не выспавшегося сурка, волосы кое-как были приглажены, а глаза смотрели устало.
- Не надумал и не собираюсь думать по этому поводу, - сказал Дима, положив молоток в ящик для инструментов. - Пройдёте?
- Да... да, показывайте, - ответил Геннадий Петрович, осматривая болото перед домом, некогда бывшее огородом.
Пока они шли к веранде, Дима спросил:
- Если собственность признают непригодной для жилья, то мне полагается новая, так?
- Так, - вздохнул Кондрашёв. - Сейчас утверждается место под строительство новых домов.
Дима остановился.
- Разве, дом не будет построен рядом со старым жильём? - он посмотрел на Кондрашёва.
Тот рассмеялся.
- Да кто вам такое сказал? Будет выбрано место, где начнут строить новые дома для потопленцев! Это уже давно всем говорили, даже по новостям показывали. У вас, наверное, телевизора нет, да?
- Есть, - ответил Дима. - Входите. И что это за место?
- Ближе к городу, подальше от Амура. Мы не хотим, чтобы новые дома были затоплены в следующем году. Обещают, что теперь каждый год будет наводнение. Поживём - увидим.
Кондрашёв пыхтел, отдувался, от него воняло потом.
- Вот, смотрите! - Дима завёл председателя в комнату и ткнул пальцем в угол.
Там уже разрасталось маленькое пятнышко плесени.
- Жильё-то неплохое, - оглядывая стены с отодранными Димой обоями, сказал Геннадий Петрович. - Обои сорвали?
- Необходимость. Будем новые клеить. Вы на плесень смотрите!
- Плесень, плесень... - отсутствующим тоном пробормотал Кондрашёв. - Сыро, оттого и плесень. Пушками, смотрю, сушите. Жарковато тут у вас... Давайте выйдем на улицу.
Дима резко повернулся к председателю.
- Это ваша работа? Вы просто посмотрели и уходите?
Кондрашёв потёр висок, лоб его блестел от пота.
- Понимаете... давайте, выберемся на улицу?
Дима подошёл вплотную к председателю. Фермер был выше ростом, крупнее, его глаза горели яростным огнём. Геннадий Петрович попятился назад.
- Делай... свою... работу... председатель! - процедил Дима.
- Работа, работа! - сказал Кондрашёв, отступая от фермера на пару шагов. - Давайте, всё решим на улице, мне плохо тут у вас... душно, дышать нечем. Пожалуйста, выйдем.
Они вышли, и галдящие члены комиссии с надеждой посмотрели в их сторону. Кондрашёв сказал:
- Поймите, ваше жилище подлежит капитальному ремонту и всего лишь. Завтра приедут химики, обработают жильё, а потом начнётся долгий процесс, на котором будет приниматься решение. Предварительное я вам могу сказать: капитальный ремонт и это с натяжкой. Стены промокли не насквозь, дерево можно спасти тепловыми пушками, вода ушла. Полы, может быть, починим.
- А огород? Что мне делать с огородом? Весь урожай утонул, нихрена не осталось! Вы знаете, что будет с это й землёй на следующий год? Я просто ничего не смогу посадить! Неужели, государство не может выделить мне землю под огород и новый дом?
Кондрашёв уставился на Диму, словно тот говорил на иностранном языке.
- Да кто вам такое вообще сказал? Вы не видели другие дома, попавшие в зону стихии! Ваш, по сравнению с ними, просто пятизвёздочный отель! И вы просите новую землю? Я вас умоляю...
Дима злился. Он уже привык к этому. Амур принёс вместе с водой и разрухой новое, свежее чувство; красное, как парное мясо, истекающее кровью и пахнущее только что убитым животным. Злость. Она вскипала в нём быстро, а угасала медленно, как и сам Амур, который разрушающей волной набросился на Хабаровский край, а отступал медленно, нехотя, смакуя разруху и каждую судьбу мокрой пастью.
- И, что же? - тяжело дыша, спросил Дима. - Вы поклеите у меня в доме новые обои и поменяете полы... Это всё?
- А вы хотите новый дом? - воскликнул Кондрашёв. На улице, под пристальным надзором своих товарищей, он чувствовал себя гораздо уверенней, чем там, в доме. - Да, посмотрите! Все ваши соседи уже съехали, соседние дома пустуют, а люди ждут новоселья. Пускай, пока в городском общежитии, но ждут... Посёлок пуст, Дмитрий... Уезжайте...
- Идите к чёрту! - взревел Дима, чувствуя, как кровь стучит в висках. - Убирайтесь отсюда! Не нужны мне ваши подачки! Пшёл вон!
Вряд ли что-то могло измениться после этого. Но, на самом деле, всё стало гораздо хуже.

Остатки дня погрязли в войне. В войне с плесенью.
Дима развёл в ведре раствор медного купороса и полил им углы дома, с которых отодрал новую порцию плесени. Он решил сжечь её в ведре, словно ведьму, и, пока тащил мягкую массу во двор, ему показалось, будто она дышит, пульсирует под пальцами, и, неожиданно, Дима испугался. Когда он кинул плесень в ведро, то ощутил, как по телу пробежал холодок, кожа покрылась мурашками. Фермер долго смотрел на белую массу и блестящую слизь, а потом облил всё бензином и поджёг, вдыхая смердящий дым и наблюдая за тем, как скользкое тело, словно червь, сворачивается, шипит и темнеет.
Когда Дима вернулся в дом, то увидел, что в углу спальни появилось маленькое пятно плесени.

Утром его разбудил едкий запах сырости и грибов. Софья спала рядом, он чувствовал жар её тела, но никакого желания заниматься любовью у мужчины не