Оба замерли, подавшись всем телом к дневному светилу, а какая-то старушка в мятом болоньевом плаще и с дырявым зонтиком под мышкой, с напряжённым лицом прислушивавшаяся к их разговору, плюнула и побрела прочь, бормоча:
— Охальники! В тридцать четвёртый год бы вас! На ликтрификацию!
Друзья же, довольные встречей, минуты две погоготали и бодро зашагали в сторону магазина.
— Итак, — спросил Василий уже совершенно другим тоном, — какая у нас на сегодня программа?
— Не знаю, как у вас, а у нас сегодня курсовой по ТММ. Есть, знаете, такой предмет.
— Слышал, слышал. Однако предлагаю небольшую поправку. Как раз вчера я закончил один свой давний проект и сегодня намерен приступить к испытаниям. Но мне нужен ассистент... Как вы полагаете, благородный дон, некий Константин — подходящая для этого кандидатура?
— Кандидатура, может, и подходящая, только стегозавр Кузьменко — наш с Константином преподаватель по ТММ — вряд ли с этим согласится.
— А нельзя ли стегозавра Кузьменко заманить в ловушку и забросать камнями?
— Никак нельзя. Уж очень у него богатый жизненный опыт, да и натура чрезвычайно мстительная.
— И как только таких земля носит.
— И не говорите.
— Жаль, что не получилось, — вздохнул Василий. — А то моя Ленка по случаю испытаний вознамерилась закатить банкет.
Какое-то время Константин молча шагал, потом медленно повернул к Василию лицо.
— Банкет? — пробормотал он.
— Ну, может, и не совсем банкет, а так, всего лишь небольшой званый ужин: оливье там, колбасы, кролики в собственном соку.
— Кролики? — пробормотал Константин. Он сглотнул, и под подбородком у него дёрнулся туда и обратно острый хрящеватый кадык. — Только не говори, что это у тебя фигура речи такая.
— Вообще-то, да, — признался Василий. — Этакая виртуальная единица для измерения степени материального достатка. Но что могу обещать наверняка, — добавил он торопливо, — так это борщ, котлеты, картофельное пюре и, конечно, традиционный индийский чай.
— И это немало, — проговорил Константин, чувствуя, что пропал, видно, его курсовой. Как же все-таки ещё бесконечно слаба человеческая природа. — А дэвьюшки там будут?
— Возможно. Что касается приключений, то они будут точно.
— Так это же совсем другое дело! — воскликнул Константин. — Не вижу, почему бы благородному дону не поучаствовать в эксперименте.
— Тогда что же мы теряем время? Вон уже и автобус подходит.
— Плата за проезд с юбиляра,— крикнул Константин уже на бегу.
— О чём разговор.
— И банкет не после, а до испытаний. Умирать, знаешь ли, на пустой желудок как-то не очень приятно.
— Ну, разумеется.
3
Как и Константин, Василий также жил в частном доме. Это была довольно приличного вида избушка с печной трубой поверх двухскатной крыши, жестяным флюгером в форме кораблика, широкой верандой и тёмным пыльным чердаком, на который маленькие Костя и Вася лазали в незапамятные времена, чтобы рассказывать друг другу страшные-страшные истории про чёрную-чёрную руку в чёрном-чёрном лесу.
Жилых помещений в доме было только три: зал, гостиная и спальня. Или, как кому больше нравится, лаборатория, кабинет и мастерская. Впрочем, как комнаты не называй, назначение у них было всегда одно и то же: служить полигоном для всякого рода испытаний научно-технического характера. Что же до кухни, кладовки и коридора, то их в расчёт можно было не брать. Надо же где-то готовить и кушать, хранить какие-нибудь вещи: зонтики, макулатуру, старые ботинки.
Любой гость, входя в этот дом, из реальности нормального человеческого бытия сразу же переносился в реальность бытия ненормального, где всё существовало по каким-то нелепым фантастическим законам, где работало то, что в другом месте работать отказывалось, где реализовывались идеи, доселе существовавшие либо в фантастических романах, либо в перспективных разработках неопределённого будущего.
Причиной тому был хозяин — изобретатель-самоучка, учёный, всё свободное время посвящавший любимому делу — конструированию всевозможных приборов от самых тривиальных бытовых, вроде пылесоса с дистанционным управлением, до какого-нибудь вечного двигателя или телепортационного переместителя.
Судя по загадочному виду Василия, тот, похоже, и сегодня приготовил что-то из этой же серии.
— Прошу! — сказал он, пропуская Константина вперёд.
Прямо с порога они прошли в зал. Голова у Константина, правда, то и дело поворачивалась, как флюгер, в сторону кухни, откуда доносились потрескивание и вкусные дразнящие запахи готовящегося обеда, но Василий этого как бы и не замечал.
Из приоткрывшихся дверей высунулась Елена.
— Ой, мальчики! Добрый день!
Ни слова не говоря, Константин тут же принялся озираться, заглядывая во все углы, открывать и закрывать тумбочку для обуви и, наконец, остановился, озадаченно почёсывая затылок.
— Это он «мальчиков» ищет, — пояснил Василий.
Елена смутилась.
— Ты кто? — спросил её Константин.
Елена смутилась ещё больше.
— Ладно, марш на кухню,— смилостивился Василий.
Пунцовая от смущения, Елена, как и положено проштрафившейся жене, без всяких протестов убралась на кухню.
— Воспитания не хватает, — со вздохом заметил Константин, поглядев ей вслед.
— Грешен, — не стал спорить Василий.
Константин огляделся. Зал и впрямь больше походил на какую-нибудь мастерскую, чем на нормальное человеческое жильё. Из мебели в нём были только два стула да верстак, который при случае мог сойти за стол. Посередине же зала возвышалось явно что-то массивное, накрытое брезентом. Стены занимали заваленные всевозможным барахлом стеллажи, а на подоконнике, внося некую живинку в технический антураж, раскинул мясистые ветки гигантский алоэ. Константин сейчас же к нему подошёл.
— Вот алоэ, — произнёс он с чувством, подымая кверху указательный палец. — Объект исключительной независимости и самодостаточности. Без воды может обходиться хоть год. Пищи же вообще никакой не требует. Или я не прав? — Константин со значением посмотрел на Василия.
— Гляди сюда, — сказал тот, нимало не смутившись.
Константин вздохнул. Василий же торжественно отодвинул брезент. Под брезентом оказалось чрезвычайно занятное сооружение, чем-то отдалённо походившее на изуродованный каким-то автоненавистником мотоцикл. Колёс там не было никаких, зато была очень мощная рама, сиденье, руль и ещё масса натыканных то тут, то там деталей, к изначальному устройству мотоцикла если и имевших какое-либо отношение, то весьма и весьма отдалённое.
— Телепортационный переместитель! — воскликнул Константин.
— Уже нет, — сказал Василий. — Впрочем, прежних своих свойств он не потерял, просто стали они у него второстепенными.
Василий замолчал, любовно поглаживая воронёную раму. Константин, светски задрав брови, терпеливо ждал.
— Это хроноход, — объявил наконец Василий.
— Хроноход?!
— Или автохрон, как вам будет угодно.
— Автохрон?! — Брови у Константина задрались ещё выше.
— Ну, машина времени это. Так понятно?
— Ах вот оно что! — воскликнул Константин. Он пошёл вокруг аппарата, разглядывая его более детально. — Значит, всё-таки сподобилось человечество, — проговорил он и снова задрал кверху указательный палец. — Какие же, однако, сногсшибательные перспективы открываются теперь перед нами. К примеру, каждый теперь своими собственными глазами сможет посмотреть на то, чем занимался один из сыновей Иуды в шатре своего старшего брата.
— Прежде испытания надо провести, — возразил Василий. — Я сборку только сегодня утром закончил, и сразу же к тебе. — Он замолчал на секунду-другую и вдруг быстро спросил: — В чём смысл прихода Дарумы с запада?
— В том, чтобы замкнуть солнце, — ответил сейчас же Константин.
— Хорошая реакция, — похвалил Василий. — Итак, благородный дон, как вы смотрите на то, чтобы к испытаниям приступить немедленно? Брови у Константина снова подскочили вверх.
— Но, дон Базилио! А обещанная трапеза?
— Ах да!
Василий ушёл на кухню, но через минуту вернулся и сообщил:
— Через полчаса будет готово.
— Через полчаса?!
— Иными словами, через тридцать минут. Вполне достаточное время, чтобы заняться экспериментом. Ну как, дерзнём?
— Дерзнём! — согласился Константин.
— Вот глас не ребёнка, но мужа!
— Что я должен делать?
— Сначала возьми вот это. — Василий протянул лежавший на ладони чёрный, размером с горошину, шарик.
Константин взял этот шарик, помял.
— Мягкий, — сообщил он.
— Ты поаккуратнее с ним. А лучше засунь себе в правое ухо.
— А что это такое?
— Такой специальный прибор в поролоновой упаковке. Он поможет тебе понять язык аборигенов той страны, в которую мы сейчас отправимся. Если тебя интересует принцип его действия, то я объясню его позже, когда у нас появятся три-четыре свободных денька.
Константин с интересом покатал шарик на ладони.
— А если я засуну его не в правое, а в левое ухо?
Василий пожал плечами.
— Пожалуйста.
— А второго шарика у тебя нет?
— И одного хватит. Второй для меня.
— Что ж. — Константин повертел шарик между пальцами и засунул, как и было указано, в правое ухо. — А в какую страну мы отправимся?
— В Вавилон.
— Почему в Вавилон?
— Ну, можно в Египет.
— А почему в Египет?
— Почему-почему! По кочану!
— А в Древнюю Грецию можно?
— Можно и в Древнюю Грецию.
— У меня по Древней Греции тоже курсовой, — сообщил Константин.
— Значит, решено. Отправляемся в Древнюю Грецию.
— Ура! На Платона посмотрю! С Пифагором побеседую! Это же гиганты! — Константин замолчал и опять поднял кверху указательный палец.
Василий усмехнулся.
— Думаешь, так просто их будет разыскать? Ладно, забирайся на сиденье, а я тут настрою пока всё. Кстати, у меня к тебе маленькая, но очень убедительная просьба — не подымай ты больше кверху свой обгрызенный палец.
— Почему?
— Потому что я вынужден буду последовать примеру Гутэя.
— Если с тем же результатом, то я не против.
Василий засмеялся. Константин же взобрался наконец на сиденье. Василий покрутил какие-то верньеры, пощёлкал ногтем по циферблатам и тоже взобрался на сиденье.
— В чём смысл прихода Дарумы с запада? — спросил он, слегка повернув голову.
— В том, чтобы двигаться на Восток.
— Разве Древняя Греция на востоке?
— Вопрос субъективный. Для кого на Востоке, для кого на Западе.
— Софист! Тебе и впрямь в Древнюю Грецию надо. Ладно, поехали.
— Прощай, алоэ! — крикнул Константин.
— С Богом!
4
Устройство под ними загудело, задрожало мелко, и сейчас же очертания комнаты и всего, что в ней находилось, стали расплываться, покрываясь серым туманом. Потом раздался тягучий и ритмичный грохот, в котором на мгновение послышалась даже какая-то словно бы мелодия вроде торжественного марша. Это, впрочем, был лишь плод не в меру разыгравшегося воображения.
Вскоре вокруг ничего не стало видно совсем. Только какой-то непроглядный серый туман окружал их теперь со всех сторон. Смотреть на него было и скучно, и тягостно одновременно, и Константин смотреть на него перестал,
Каким буковкам?!
