позволяя угадывать истинное настроение новых хозяев. Конечно, понятно, что в данный момент решается его дальнейшая участь, но хотелось бы поскорее избавиться от царящей вокруг неопределённости.
Умка закусил ремешок, часто задышал – как он ни старался, ничего не выходило.
- Нас кормить сегодня будут?.. Ой! – Светка хотела было проскользнуть мимо приоткрытой двери на кухню, но завидя у порога поскуливающего бультерьера невольно попятилась.
- Ну вот, полюбуйся, – усмехнулась Марина, оседая за стол. – Добился, чего хотел?
Глеб только отмахнулся – ничего он не хотел, просто привёл в дом никому не нужную собаку. Хотел сделать доброе дело, чтобы животное не мучилось. Хотя на деле, куда гуманнее было бы его просто пристрелить.
- А он надолго у нас? – Светка всё же переборола страх и бледной тенью порхнула на кухню. – Вот это чудище! – восхищённо прошептала она, со всех сторон рассматривая притихшее животное. – Можно я завтра ребят из школы приглашу? Они обалдеют просто!
- Света, за словами следи! – Марина снова грохнула соком по столу, да так что отлетевшая крышка звонко заскакала по полу.
Умка поднял лапу и, не обращая внимания на занятых склокой людей, придавил незнакомый предмет. Подтащил к себе. Тщательно обнюхал. Дрянь какая-то и отдаёт чем-то пресным, прокисшим, давно умершим.
От девочки пахло куда более приятно, даже пьяняще... Пёс забыл про крышку и посмотрел на восторженно улыбающуюся Светку.
- Он что дрессированный? – Девочка присела, протянув пальцы к белой шерсти.
Запахло сильнее – пёс заскулил.
- Скажешь тоже, – отмахнулся Глеб. – Просто живой.
5.
- А почему он на мышь похож? – Юрка машинально поглощал мятую картошку с сосисками, ловко орудуя вилкой, будто в той была сокрыта функция автопилота; малыш лишь изредка промахивался мимо рта, чем приводил сестру в состояние крайней эйфории.
Марина пыталась угомонить разошедшуюся дочь, но с каждым разом делала это всё более сдержанно – данное занятие, скорее даже необходимость, ей уже порядком надоело. Она только грустно вздыхала и бесцельно ковырялась вилкой в собственном ужине, изредка посматривая на безучастного Глеба.
Взгляд Юрки, восседавшего во главе стола, был прикован к белому бультерьеру, довольно возившемуся в рыбьих потрохах, сдобный смрад которых витал под потолком кухни, вытесняя все остальные запахи. Малыш основательно вымазался в картошке и масле, отчего его розовые щёки лоснились в мерцающем свете ламп дневного освещения.
Люминесцентный король навис над столом и хищно потрескивал в такт еле заметному мерцанию трубок – такое ощущение, что он так же пытался разглядеть страшного гостя, продолжавшего свой свирепый пир, обособленно от хозяев.
Юрка уже напрочь позабыл про вилку. Он хватал сосиски липкими пальчиками, точно великан беспомощных гномиков, и пытался молниеносно отправить их в рот. Однако малыши упорно сопротивлялись, тыкаясь то в нос, то в глаз, то в лоб, то вообще проходя мимо всего, отчего Светка уже и сама почти лежала в тарелке, издавая хрипящие звуки и обдавая родителей рыбно-картофельным фаршем.
Марина грозила дочери пальцем и, между делом, пыталась подсунуть сыну куда более полезную рыбу. Однако ничего не выходило: Юрка на ощупь бродил пальцами по пустеющей тарелке, безошибочно находил очередных «гномиков», а подложенные рыбьи спины равнодушно складировал на край тарелки.
- Света, хватит паясничать! – Марина всё же не выдержала и серьёзно посмотрела на дочь.
- А чего я? Сама же начала!..
- Ты как с матерью разговариваешь?!
- Как хочу – так и разговариваю! Почему я всегда виноватая?
- Глеб!.. – Марина гневно посмотрела на мужа, прося помощи, но тот никак не отреагировал.
- А как его зовут? – задал следующий вопрос Юрка, так и не дождавшись ответа на первый. Но его проигнорировали снова.
Светка злобно улыбнулась.
- А правда, что такой вот пёс может человека загрызть? – Девочка испытующе уставилась на притихшего Умку, невольно заставив того оторваться от своего банкета.
Глеб вздрогнул, нерешительно глянул на дочь. Затем перевёл заторможенный взгляд на Марину. Та только пожала плечами: мол, выпутывайся, как знаешь – и поскорее отвернулась.
- С чего ты это взяла?
- Да она врёт всё! – возмутился Юрка, протягивая блестящие пальцы – пока мать не видит – к сложенным в центре стола плиткам печенья.
- А вот и не вру! – Светка расплылась в самодовольной улыбке. – А он печенье лопает без спросу!
Марина обернулась, отчего Юрка так и замер, как попрошайка, с протянутой рукой.
- Зачем ему кого-то грызть? – медленно проговорил Глеб, размазывая остатки картошки по краям тарелки, попутно бесцельно изучая поцарапанное дно, – никак Юрка в очередной раз отказывался есть, отчего, в первую очередь, пострадала посуда.
- В школе ребята рассказывали, что такой же бультерьер целую семью за городом вырезал, – Светка обвела слушателей сосредоточенным взглядом, силясь определить, воспринимают ли её историю всерьёз.
- Враки! – замотал головой Юрка. – Это ты специально всё! Чтобы попугать!
- Очень надо! – фыркнула Светка.
Глеб усмехнулся. Нахальная улыбка, чёрная чёлка, тени под нарисованными глазами, полнейшее пренебрежение общества родителей – похоже, Марина пропустила сегодня всё то, за что дочь всякий раз основательно «огребала». А сидящий напротив ребёнок казался зловещим, незнакомым и каким-то чужим.
Умка поднял голову, вопросительно посмотрел на возбуждённо разговаривающих людей. Ситуация явно касалась его, хотя, наверное, так и должно быть. Ведь он новенький в семье, и новым хозяевам требуется какое-то время, чтобы установит новый порядок вещей. Однако сухой тон неприятно резал слух, не суля ничего доброго.
Умка заурчал, поскорее уткнул нос во влажную газету – он больше не испытывал голод, но так было нужно; без намордника девочка пахла ещё сильнее.
- У них тоже был маленький спиногрыз, вроде тебя, – такой же пухленький и аппетитный, – Светка подмигнула ошарашенному брату.
- Сейчас точно схлопочешь! – Марина принялась усердно поглощать остывший ужин, чтобы хоть как-то отвлечься ото всего происходящего. Точнее от того, что ничего нового не происходило. Было как всегда. А это напрягало вдвойне.
Девочка пожала плечами – обычно действия были более решительными и незамедлительными. Родители явно опасались окончательно утратить над ней контроль. И, надо сказать, не безосновательно. Светке давно уже казалось, что она престала быть маленькой и может не то чтобы творить всё что угодно, но, по крайней мере, высказываться на любые темы так, как того пожелает, не боясь при этом быть бесцеремонно заткнутой взрослыми принципами и откровенным недопониманием.
Тем более что на днях у неё впервые началось ЭТО.
То, что все эти годы периодически происходило с Мариной, когда она, ни с того ни с сего, становилась раздражительной и никуда не выходила из дому кроме работы. А если и выходила, то окружающим лучше было держаться подальше, дабы не напороться на какую-нибудь свежевыделанную «любезность». В такие дни Марина переставала носить белое и обтягивающее, замыкалась в себе и подолгу валялась на диване в позе эмбриона, не в силах улыбнуться, оказывая внимание лишь стиснутой в дрожащих объятиях подушке. Даже Глеб в открытую побаивался своей пассии, предпочитая отлёживаться на диване в гостиной. Он становился каким-то мягким и хлипким, словно фрагмент оброненного на пол студня, который при желании очень легко размазать ногами об линолеум. Но Марина почему-то этим никогда не пользовалась...
Поначалу Светка не понимала, что именно происходит с Мариной – ей казалось, это простое недомогание. Однако после появления Интернета и кабельного – тайный занавес резко поднялся, отчего на смену непониманию пришло ожидание.
«И вот, дождалась».
Сегодня предки выглядели как-то по-особенному: сонно, точно пересытившиеся мухи, не способные даже нормально жужжать. Сначала одна Марина в томном ожидании Глеба. Затем уже вместе, лениво шпыняя ни в чём не повинного зверя, только оттого, что так надо...
«Теперь, вот, за ужином, молча выслушивают мои идиотскии истории... А что если они обо всём догадываются?! Или просто я ещё не так далеко зашла?»
Светка, для уверенности, вздохнула и продолжила пугать, опасаясь в конец себя выдать.
«Глеб, скорее всего, ничего не заметит, а вот на счёт Марины есть основания сомневаться. Тем более что и запасы её «Always» попали под неминуемое сокращение».
- Так вот, если взрослых ещё удалось по частям собрать, то от мелкого вообще ничего не осталось, – Светка выжидательно посмотрела на застывшую вилку Марины и быстро закончила: – Все говорят – целиком проглотил. А мне, вот, кажется, что закопал где-нибудь про запас.
- Да замолчишь ты или нет, паршивка! – Марина схватила со спинки стула полотенце и попыталась огреть им дочь.
Светка увернулась.
- Ма, чего она пугает! – заныл Юрка; губы малыша дрожали, но по внешнему виду было не понять: действительно ему страшно или просто притворяется, чтобы сестре ещё больше влетело.
- А чего такого? – Светка отскочила, но хлопок полотенцем перед носом ей явно не понравился. – Как будто я всё это выдумала! Что в школе услышала – то и говорю!
- А другого места ты для этого не нашла! – Марина осела на стул, швырнула вилку в тарелку.
От звона Умка навострил уши, с явным любопытством изогнул шею, стараясь охватить взором спорящих. Не вышло, и он недовольно заскулил. Вот так всегда – всё самое интересное происходит без его участия. Обидно, но ничего не поделаешь: видимо его пока не считают полноправным членом семьи, которого можно посветить во все свои секреты, – нужно время.
Умка с присвистом вздохнул, принялся старательно облизывать газету.
- А ты чего молчишь? – Марина накинулась на мужа, словно тот был всему виной. – Так и будешь закрывать глаза на все её выходки?
Глеб медленно отодвинул тарелку, посмотрел в глаза дочери.
- Света, не время сейчас сцены закатывать. Завтра – всё что угодно. Но только не сегодня. Прошу тебя.
Девочка разинула рот и, ничего не понимая, осела на спешно покинутый табурет.
- Ты чего это?..
- Да, действительно, у тебя всё с головой в порядке? – возмутилась Марина. – «Всё что угодно» – это что же?
- Марина...
- Да я уже тридцать лет Марина! А если тебе всё равно, так и скажи! Нечего из меня дуру делать!
«Точно не тридцать. Врёшь! Больше. Много больше! Просто не старишься, как... ведьма?..»
Глеб вздрогнул: чьи это мысли?
- Ты не понимаешь...
- Ага, дело оказывается всё же во мне. А я-то, дура, никак не соображу!
- Хватит орать! – воскликнула Светка и тут же сжалась в комок, боязливо посматривая на осёкшуюся Марину.
- Ты чего на маму кричишь? – подал голос Юрка.
- Значит так... – холодно произнесла Марина и скривила подбородок – хрясть!!! – а это не значило ничего хорошего.
Глеб глубоко вдохнул, облокотился о стол. Странно, но он как бы увидел свою физиономию со стороны: какую-то сплюснутую, отёкшую, совсем как у резиновой куклы, с рваными провалами на месте глазниц, через которые уже давным-давно вытекло всё человечное, родительское, отцовское. Жуткая маска пугала своим естеством, медленно раскачиваясь на бряцающих цепях, продетых сквозь мочки ушей.
Глеб сглотнул: ну и жуть, неужели таким его видят все
