Чё-то как-то

  Дед Федяй сидел, ссутулившись, за столом. Все уже ушли. Грязная посуда, что-то недоедено, брошено в разговорах: окурки, затушенные в кетчупе, корки хлеба, размокшие в рассоле, растекшемся в тарелках, от бочковых огурцов.
- Оно да-а-а... - думал он, - Вот и последним остался... Все уж померли, а как-то не заметно было, пока Кузьмич живой был. Как-то вроде по-старому, хоть и пожиже… На тебе, уже и похоронили, и душу пропили... Да-а-а-а... Опять же, в стужу помер. Вот он всегда такой был: вредный на характер. Как землю–то долбить!? У меня ж все суставы попухли... Как будто бы не знал! Я тебе припомню, не сомневайся.
    Дед Федяй поднял граненый стакан, подержал и опять поставил.
- Не буду больше за тебя пить. Так и знай!.. Оно что же получается!? Мерзлыми комьями человека закидали. Это ж как!?... А весна придет, сядет могилка-то. Опять мне мороки с тобой, - думал Федяй.
    Зашла Наталия, жена Кузьмича, маленькая, сгорбленная. Когда-то за ней вместе ухлестывали. Веселая была, озорная… Не его выбрала, Кузьмича… Так всю жизнь Федяй один и прожил. Оно, конечно, любые праздники завсегда у Кузьмича; Наташка пирогов, всякое разное…
- Ты, что, Федя, сидишь? Выпей, помяни друга-то... Я убирать уж буду. Тебе чего оставить?
- Всё убирай, Наталия. Отпил я своё. Ша!
- Что с тобой, Федя? – посмотрела на него Наталья испуганными заплаканными глазами. Федяй встал, накинул на плечи телогрейку и вышел из дома.
- Ты хоть шапку одень, хоть варежки, - доносился в след голос Наташи.
    Идти было тяжело. Казалось, Федяй тащил за собой груз своей жизни. Небольшой груз, но тяжелый. Метель белой пеленой окружала его, но ноги привычно нащупывали утоптанную тропинку.
    - Что это было!? – думал он, - Это жизнь что ли была?... Что это было? Чирк сгоревшей пылинки в небе, какая-то пустяковина и даже следов нет. Даже вспомнить нечего... Нет, помню, лет двадцать назад, мы с Кузьмичем здоровенного сома поймали. Что еще? ... Что еще?... Хотя сом тот, всем сомам сом был, - улыбнулся Федяй и довольно прищурился в белое молоко метели.
Вдруг его глаза удивленно округлились, внутри как будто что-то лопнуло;  он припал на одну ногу, но не устоял, повалился улыбкой в снег и выдохнул в него свою душу.