Сочинение к Дню Победы

писать – это не стрелять. Это ему не в подъём было.
Да! А через два дня ребята пришли. Навестить. Они  и рассказали, чего дальше было. Как эсэсовцев подолбили всех до единого, чтобы в плен их не возиться тащить. А того, который мне сзади по башке прикладом наварил, так Угрюмов и заколол. Вовремя успел, а то бы добил, гад. Я же говорю: они все как кабаны! А потом и сам он, Угрюмыч-то, под раздачу попал. И ещё руку… Не, нормально всё! Только нас-то с ним до госпиталя довезли, а лейтенанта не успели. Кровью истёк. Жалко, хоть и крикливый был. И за спирт трибуналом грозился. Чудак! Чего он спирт-то, его, что ли, был, персональный? Трофейный, немецкий! Святое дело причаститься!
А мужики нам целую фляжку принесли. Они ведь туда ещё раз наведались, на пути-то. А как же! Такое добро без дела стоит, и без всякой охраны! Разве кто выдержит такие нервы? Вот и пошли. Только, когда нашли её, цистерну-то, то от неё уже мало чего осталось. Так, на донышке. Ясно как божий пень, что кто-то уже и без нас присасывался. Вот люди! Ничего от них не спрячешь! В землю закапывай – всё равно найдут! Одно слово – русский солдат! И ещё сыру принесли, целых пол-круга. Сказали, что на немецкий продсклад нарвались. И пока тыловики не реквизировали, затарились под завязку. Ну, мы вечером, после обхода ту фляжку всей палатой и приговорили. Хорошо!
- А я помню, как мы в Румынии, у города Плоешти, чуть ли не две недели в грязи по уши сидели, - сказал Иван Сергеевич. Это воспоминание было для него не новым, но «до кучи»  тоже захотелось отметиться.
-  Знатная там была грязь! Жирная, чёрная, прямо антрацит! Скоблишь сапоги и гимнастёрку, скоблишь, весь потом изойдешь, а все одно, хрен отчистишь! Там же рядом нефтяные помыслы, и нефть прямо у самой земли. Вот и говорили, что она такая из-за нефти нефтью и пропитанная. Немцы почему так и сопротивлялись. Из-за тех промыслов. Нет, хорошая грязь! Я вот в Минеральных Водах был, там грязевые ванны на весь мир известные, но ихней грязи до той румынской далеко!
- Да, богатые у вас, мужики, фронтовые воспоминания! – ядовито хмыкнул Чернов. – И, главное, очень поучительные и содержательные! Один – про грязь, другой – про кобылу, третий – про цистерну. Настоящие герои-освободители! Об этом и школьникам будете рассказывать? Воспитывать подрастающее поколение на личных примерах?
- А ты Петрович, если такой умный, взял бы и подсказал чего говорить! – обиделся Степанян. – А то нашёлся…критикун! Вы, между прочим, по Балтике как по курорту шли, а мы, шестьдесят пятая, Данциг брали, а потом с померанских болот оборону держали, чтобы ихние «панцеры» вам в тыл не зашли. Вот об этом и надо рассказать! Как вы на чужом горбе к лавашу!
- На чужом хрену к обедне! – поправил его  Чернов. - Ну, опять началось! Мы гуляли – вы держали. Обгулялись все! Под Кольбергом три экипажа за один день потеряли! Хорошая прогулка! И вообще, я тебе чего, Рокоссовский, что ли? И, может, на этом закончим с нашими волнительными воспоминаниями? Нам, между прочим, ещё заявление надо написать и с графиком разобраться.
- Мужики, идея! – вдруг сказал Степанян и даже указательный палец вверх вытянул. – Чего мы с этими выступлениями головы себе ломаем! Надо взять школьные учебники по истории и по ним шпарить! А?
- Не, некрасиво, – поморщился Ениватыч. – И вообще, несерьёзно. Как это – по бумажкам? Лекцию, что ли, придём читать?
- Так не читать, а выучить надо перед выступлением! – подсказал Степанян. Ему и самому очень понравилась собственная неожиданная идея. Действительно чего проще? И выдумывать ничего не надо!
- Ашот дело говорит! – оживились остальные. – Оказывается, вы, армяне, не только на рынке мозги пудрить умеете! В школе тоже!
- Не обманешь – не проживёшь, - важно согласился «изобретатель» идеи. – Сами так говорите.
- Не, мужики, с учебниками нельзя! – вдруг запротестовал «Первая Конная». – Там такая… -  и он произнёс простое русское слово, -… написана! Я как-то взял у Вовки, думаю – дай почитаю из интереса. Прочитал – волосы дыбом! Про Сталинград – всего полторы страницы, зато про эти…горы-то…ну, в Бельгии которые…
- Арденны, - подсказал Чернов. Он был всё-таки начитанным человеком. Зря, что ли, когда работал, пять лет в парткоме заседал?
- Во! Арденны! Про них – целых пять! И написано хитро так, как будто не немцы там союзников чесали в хвост и гриву, а сами американцы с Англией, преодолевая яростное сопротивление… И что на Эльбе немецкая пацанва, курсантики необстрелянные, ихние передовые батальоны обратно в речку скинули и добили бы, если бы наши не подоспели – ни единого слова. Во какие шелкопёры эти самые учебные сочинители! Я и остальное всё прочитал, до конца. Просто из принципа. В общем, вывод этого поганого учебника такой: если бы не они, союзники,  был бы всем нам полный кирдык ещё в сорок первом, подМосквой. Не, вы поняли чего этим нашим ученикам эти ихние учебники в головы вдалбливают?
- А так оно в жизни и есть, - сказал Ениватыч. -  Один всю войну в тылу ошивался, на каком-нибудь продскладе -  а рассказывать начнёт, расписывать: мать моя! Прямо Герой Советского Союза! И цацек полная грудь! Где только наворовал… А другой от звонка до звонка на «передке», в таких переплётах побывал, что в страшном сне не позавидуешь, и весь израненный-исконтуженный - а на пиджаке-то у него всего пара медалек, а если рот раскроет, то как Угрюмов: мы-мы да мы-мы. Двух слов связать не может. Эх, неграмотность наша, неучёность… А потом вот такие учебники и получаются…
- Так ты нормальные книжки читай, а не учебники! – резонно возразил Степанян. – В газетах что пишут? «Пересмотр истории!». «Идёт идеологическая обработка молодёжи!». Чтобы, значит, не знали ничего. То есть, знали, но не так как надо. То есть, как им надо, на Западе, -  и вдруг рукой махнул.- Да ну вас совсем! Запутали меня всего своей политикой!
- Вот так и надо выступить, - предложил Чернов (вот ведь упрямый! Как занозы у него в заднем месте сидят эти выступления!). – Про эту самую идеологическую обработку. Кто же ещё скажет, если не мы, неграмотные?
- А это… - засомневался вдруг Степанян (армяне – они люди осторожные Им в прошлые века турки расслабляться не давали.). – Нам холку-то не это самое…? За такие речи? Мы же сейчас вроде дружим со всеми этими капиталистами…
- Испугался… - презрительно фыркнул «Первая Конная». – Чего нам-то бояться? Отбоялись своё. Уж помирать скоро! Так что не очкуй, Ашот! На фронте страшнее было. А сейчас парткомов нету, и вообще – свобода слова. Говори чего угодно. Главное – врать поубедительней, -  и хохотнул. - Как в учебниках! И вообще, давайте с этой торжественной частью заканчивать. Будем мы сегодня прокофьевной внучке ножки обмывать или совсем трезвыми, как дураки, разойдёмся?    

Вернувшись домой, Иван Сергеевич тихонько открыл книжный шкаф, достал с полки «Воспоминания и размышления» Жукова. Вот сейчас и сочиним, подумал довольно. Передерём у маршала про мужество и героизм. Ничего, Георгий Константинович не обидится. Не про грязь же румынскую писать на самом деле! Кому она интересна, грязь-то? Надо чтобы красиво было, складно! И обязательно мужественно! Как в учебниках!