Сатирицид рассказ пятый

"Револьвер"? - уточнила она.

 - Какой револьвер?

 - Последний альбом так называется у Битлз.

 - Альбом? Нет, не фотокарточки. Я про музыку говорю, про записи.

 - Я слышала уже последний альбом Битлз. Мне понравился он. Особенно песня "Таксмен" Джорджа Харрисона.

 - Ты... ты увлекаешься битлами?

 - Брат увлекается, а я - так, иногда слушала и слушаю. Он первую  запись Револьвера прямо с диска сделал.

 - С диска?

 - Да, с диска. Имеется ввиду - с пластинки.

 - Ладно... Как хочешь, - только и сумел промямлить униженно Андрейка.


 Ошарашило его основательно: Галка не только знала о битлах  и мастерски использовала новые, незнакомые и манящие слова, почерпнутые отличницей из музыкального, молодежного сленга вражеского Запада - "диски", "альбомы", "таксмены", - но она раскрыла ему еще один огромный секрет - записи на магнитофон производились с пластинок!

Неужели с настоящих английских и американских пластинок? Как они могли очутиться в маленьком - у черта на загривке - городке? Какие шпионы их подбросили? С какой целью? "Что, смертнички, спляшем твист и шейк? Пулеметчику Гансу Шульцу завезли два новых диска!"

 - Все первые записи делаются с дисков? - удивлялся брат наивности Андрейки: - А ты думал, с чего?

 - Радио.

 - В радиоприемнике сплошные помехи. Не тебе говорить. Знаешь не хуже меня.

 - И ты держал диски в руках на самом деле?

 - Нет, я их ногами ставил на проигрыватель.

 - У кого ты их брал?

 - А это уже не твое дело. Будешь задавать много вопросов - отлучу от магнитофона.

 - Брат Галки Сметаниной дает ей все послушать.

 - Ты опять треплешь языком где попало? Что на этот раз разболтал? - насторожился Георгий.

 - Ничего я не болтал. Сказал только... Да у Сметаниных есть уже последний альбом...

 - Не ври! Мне Бравый первому вчера дал переписать "Крим".

 - Крим?

 - Да, "Простоквашу".

 - Это - не битлы, не "Револьвер"?
 
 - Мальчишка, штаны на лямках. Я битлов почти не записываю. Может, тройка песен имеется: гёл, Мишель, естэдей. Я, в основном, блюз и кантри собираю.

 - Как же так, - ушибленный догадкой, возмущался Андрейка: - А "уан, ту, фри... наш паровоз вперед лети?"

 - Само собой. И еще: "Кент бабу ловит",  - отмахнулся в очередной раз Георгий от Андрейки.

 И Андрейка из исключения вновь перевел брата в стадо отличников. Что у них, у отличников на уме? Вечно не договаривают, скрывают, коварные планы вынашивают. А
отличники - потому что с детства оглоушены самоцелью карьерного роста и приспособленчеством. Так отец говорил.

 А еще он сказал Андрейке:

 - Учись у своего старшего брата. Он может уладить любой конфликт и без мыла пролезть куда угодно. Ласковый теленок у двух маток сосет.

 В шутку, конечно, сказал. Андрейка тогда, помнится, жаловался отцу на учительницу: та гнобила его постоянными сравнениями с Георгием. "Председатель Совета Дружины школы, будущий медалист, а спортсмен какой замечательный! Обязательно Георгий станет дипломатом или большим ученым. А у тебя, Андрей, нет ни цели в жизни, ни желания учиться. И родителей ты не жалеешь. Было у родителей два сына. Один - умный, а другой просто носил ранец за спиной. Один - отличник, а другой - болячка общества".

 В таком случае, считал Андрейка, все отличники - раковые опухоли общества. Авторитет отличника непререкаемый,а на самом деле их мозги гроша ломаного не стоят. Андрейка на себе испытывал не раз. Списывал у Галки Сметаниной контрольные по математике. Ответы одни и те же, решения - под копирку, но ей ставили всегда пять, а ему - на бал ниже. Как это скотство терпеть в бесклассовом обществе, и как в бесклассовом строе могут находиться школы, которые состоят из классов, а в классах идет разделение на классы привилегированных учеников и всех остальных, ненужных отбросов?

 Единственное, что позволяло  Андрейке считать себя выше отличников-зазнаек и уж, по крайней мере, не глупее всяких зубрил - это тайное обожание битлов и обожание тайны о битлах.

Слушая в одиночку записи, он вдруг распалялся и вплывал своим буйным воображением в концертный зал, где свистели, задыхались восторгом знакомые парни и девчонки от избытка восторга падали в обморок. Публика бесновалась в предвкушении, что Андрейка, наконец, подойдет к микрофону.

 "Ледис энд джентлеменс! Андрэ Бо-о-отофф! Вспышки, взрывы петард, пробивающие  вой толпы... Вступление музыкантов едва слышно, но падает космическая тишина, когда  Андрейка набирает в легкие воздух и произносит первую музыкальную фразу: "Ай кен дай фор ю!" ...

 Дальше слов он не помнит, поэтому только открывает рот и издает короткие звуки с придыханием: " Вэ, зэ, ё, е-е, оу, хоу, гоу , ноу, бэт!"

 И так до тех пор, пока стыдливо не ловит себя на мысли, что носится по квартире с лыжной палкой, которую в очередной раз он использовал, как микрофонную стойку.

Вероятно, в это время из дома напротив кто-нибудь обязательно следил за ним в бинокль. А это унизительно, потому что обязательно распространят о нем нелепые сплетни.

Слегка умерив пыл, он отбрасывал лыжную палку в сторону и вновь впадал в фантазии. Всякий раз видел он, как в толпе его поклонниц пряталась Галка Сметанина и восторженно шептала, точно молитву:

 - Извини меня, Андрейка. Я же не знала, что ты - битл! Какой ты, все-таки умный и великий! Как настоящий разведчик умеешь хранить тайны и не разглашать секреты!


 Битлы - это еще мелочь! Так себе, вроде разминки. Вот глисты - это да-а!Вещь! Это - огромная тайна, копошившаяся и съедавшая энтеробиозом задний проход. Особенно вечерами гельминты так грызли, так сверлили прямую кишку, что хоть битлом вой, хоть ролингом ори - не помогало. Только еще сильнее страху нагонял на себя, когда разглядывал, как его фекалии в унитазе оживали и извивались белыми ниточками остриц, точно на слабом ветру.

 Ленька Панин говорил:

 "Надо водку пить регулярно! У взрослых глистов не бывает, потому что  взрослые глушат водку стаканами. У одного пацана были глисты, так мы ему в равных долях стакан водки влили в рот и клизму вставили. Глисты сразу скончались, правда, жопа еще долго болела от отцовского ремня. Но это уж надо выбирать: или грудь в крестах, или жопа в глистах".

 Андрейка намекал не раз маме, что ни против испытать на себе Ленькин метод лечения. Но мама строго прописала Ботову младшему чесночный раствор, и через клизму лишь локально изводила Андрейкиных остриц. Она изводила глистов небольшими семьями в то время, когда по ощущениям количество их в заднице Ботова младшего превышало численность населения в областном центре или области.

 Все они жили в нем своей жизнью, питались им, плодились и размножались по ускоренной программе, довольные бесплатным питанием, санаторными условиями отдыха, комфортной температурой и влажностью.

 Покидать Андрейку глисты никак не желали. Может быть, они даже молились на него, как на настоящего бога, пытаясь изнутри заглянуть Ему в глаза; увидеть в них печаль и муку и понять, что за всех за них он принял на себя страдания.

 Два-три раза в неделю становился младший Ботов в туалете на карачки, чтобы, пронзенным с тыла клизмой, вслушиваться, как в бурлившем внутри него потоке чесночного рассола, захлебываются и тонут дедушки и бабушки, мамы и папы, дети внуки и правнуки из группы гельминтов.

 - Жрешь ты их, что ли? Или специально в задницу себе заталкиваешь? - сердилась мама, выдавливая из груши в Андрейку единственное ею одобренное лекарство: - Ничего не понимаю, от таких доз не только глисты, но и вши на голове должны были давно передохнуть.

 - А у меня, разве, есть вши? - пугался Андрейка.

 - А у тебя, разве, есть голова, - передразнивала Андрейку и еще больше пугала мама: - Голова у того, у кого есть мозги, а у тебя лишь глисты. И я не могу их никак вывести.
Мама драматизировала ситуацию. Стоя на четвереньках, Андрейка особенно остро ощущал наличие мозгов в своей голове.

 После попадания футбольным мячом ему в лоб, мозги, конечно, вели себя довольно расхлябанно: при неосторожном наклоне начинали булькать и перекатываться в черепной коробке, точно пластмассовые шарики. Так что, ко всему прочему, Андрейка мог мозги свои еще и слушать.

 Глисты, в отличие от мозгов, проявляли себя как таджикские гости, не скрывая своего агрессивного характера - как можно скорее отомстить гостеприимному хозяину за предоставленный им приют;сожрать, уничтожить и загадить ареал своего временного обитания.

 Ленька Панин без устали продолжал сыпать советами:

 - Можно попробовать как в анекдоте, - говорил он менторским тоном, - лопать каждый день пирожки с молоком, а через неделю выпить одного молока. Вот тогда, когда главный их глист выползет и спросит: " А где пирожки?", мы его и подпалим из огнемета.

 - А где мы огнемет украдем?

 - Хм.. Тогда керосиновой лампой раздуем пожар освободительной войны с червями. Сами погибнем, но в беде друга не оставим! Глисты - дело серьезное, глисты - дело государственной важности. Я читал про одного индийского колдуна - его Буддой звали. Он все на свете умел, все тайные науки изучил, правил Индией, Китаем, Вьетнамом, а умер от глистов.

 - Не от глистов, а из-за поноса, - возражал ему Андрейка. Ему эту историю рассказывал старший брат: - И понос у него был не из-за глистов, а из-за дизентерии.

 - Это давно было. Свидетелей не осталось, - напирал Ленька: - А в те далекие времена жили в Индии и Китае особенные глисты, которые сами болели и заражали других дизентерией.

 - Согласен. Тебе лучше знать, - усмирял Ботов легко заводимого Леньку.

 Ленька подозревал, что во дворе всем пацанам было известно, что сам Ленька от глистов так и не избавился, хотя испробовал на себе тысячи способов. Еще тысячу

способов он решил испытать на Андрейке. Общая беда свела их по соседски и закрепила дружбу на долгие месяцы, пока мама Ботова упрямством и чесночным раствором не добила последнего гельминта у младшего сына.

 Но не успела исчезнуть одна напасть, как другая, в буквальном смысле, вышла точно следствие из причины: прямая кишка устала находиться в подвешенном состоянии и, не выдержав долгих отсидок Андрейки на унитазе, вывалилась наружу.

 - Мама! - кричал испуганный Ботов: - Что там происходит?! Не могу разглядеть!

 - Ничего страшного, - с профессиональным хладнокровием мама осматривала внутренности сына: - Это еще не гланды. Лечится на раз. Раз! - и впихивала обратно. И даже рук не марала.

 - А, если гланды, то - смерть?

 - Нет, конечно. Если, гланды, то хирургическая операция пройдет по упрощенной программе в штатном режиме - и рта не успеешь открыть.

 Будто маме нельзя было сказать просто, что все у нас делается через жопу?

 Мама непринужденно, играючи вплетала в свою речь нецензурные слова. И получалось у нее это изящно. Теплое материнское слово придавало завершенность ее мыслям и отражало эмоциональный настрой. Часто для того, чтобы доходчиво объяснить что-либо детям и мужу, она к дежурному глаголу добавляла два-три громких существительных.

Реже, когда не была настроена на длинные разговоры, обличала существительные глагольной формой и посылала без адреса. Без адреса, но понятно, и не идти было нельзя.

 От отца Андрейка, наоборот,