пещере, а после нашего «дружеского визита» к председателю, уйти на болота.
– Вы с Петром здесь аборигены, вам и флаг в руки. Кстати, я все тебя слушаю и мне твои «черные» названия подсказали одну мысль: помнишь Илья, я оставил знак на воротах?
– Черная стрела?
– Да, хочу вам кое-что рассказать из своего боевого прошлого. Довелось мне в 20-х годах служить у Колчака в контрразведке. Был у нас пожилой полковник, фамилия у него интересная – Шилохвост, так он научил меня из любого оружия стрелять, даже на слух из нагана поражать противника, и еще много чему полезному, что пригодилось мне в ведении боевых действий. В Омске были расквартированы наши части, иногда мне поручали проводить наблюдение за разными подразделениями, а особенно казачьими, в гражданскую войну на которых, возлагались большие надежды. Прибыл я, значит в Томскую область, там располагалась знаменитая по тем временам казачья сотня. Я как раз был уполномочен помогать казакам со стороны штаба белой армии, и передавал разные приказы из ставки главнокомандующего. Эта сотня охотилась на красных комиссаров, тогда их в Сибирских краях хватало, они запугивали местное население, распространяя слухи, что наша сотня вырезает всех подряд крестьян, не взирая, на политические взгляды.
Большевики, не разведав, объезжали места, где могла бы появиться сотня – вот так они боялись белых казаков. Название подразделения гремело на многие версты кругом – «Черная стрела». Увидят красные командиры белое полотнище с вышитой на нем черной стрелой, так сразу по коням и уносились быстрее ветра. Своих врагов казаки били беспощадно. Комиссары-большевики не раз ощущали на себе всю мощь этой бесстрашной сотни. Мне часто приходилось участвовать в подобных походах на красных.
После того, как наши союзнички предали Александра Васильевича и его арестовали, а затем последовала казнь Колчака, я с остатками сотни, перебрался в Забайкалье и воевал с большевиками в войске атамана Семенова. Посмотрел тогда атаман на наше знамя и сказал: «Черная стрела – это хорошо, но поражающая черная молния звучит лучше». Вот так мою новую сотню стали звать: «Черная молния» и на белом знамени всегда присутствовала изогнутая, как молния – стрела.
– Кажется, я начинаю понимать, что ты хотел этим сказать,– догадался Илья,– ты предлагаешь нам назвать нашу немногочисленную организацию…
– Правильно Илья,– перебил его Мирон,– Черной молнией!
– Так вот зачем ты оставил свой знак, чтобы НКВД-эшники поломали головы, откуда в этих краях взялась пресловутая «Черная стрела».
– Есть такое дело,– улыбнулся Мирон,– ну, так как мужики, годится нам такое название.
Три руки взметнулись вверх.
– Я предлагаю чуток выпить за нашу, только что созданную военную организацию Черная молния,– предложил Михаил,– только немного.
– Как скажешь, интендант,– и все засмеялись. Четыре руки крепко скрестились. Свободной рукой Мирон обмотал их белой тряпкой и сажей от головешки начертал знак черной молнии.
Ночью, когда все спали, Мирон вышел на площадку перед пещерой и увидел силуэт человека, он сидел молча, наблюдая за рекой, серебрившейся при лунном свете.
– Не спится?
– Да-а,– Илья тяжело вздохнул.
– Переживаешь за своих?
– Я погубил их всех: жену с детьми и родителей с сестрами, если бы я не бежал…
– Их бы все равно арестовали,– перебил Мирон,– Илья, не нужно себя винить, запомни, не вы одни попали в кровавую большевистскую мясорубку.
– Не говори так, не должны их чекисты тронуть.
– Пусть будет по-твоему, если тебе легче от этой мысли, но ты реально оцени обстановку, борьба продолжается, Сталин убирает всю старую гвардию, они слишком мешают ему. Вопрос только в том, сколько будет террор продолжаться? Илья, послушай меня, в Михеевку нам пока нельзя соваться, я понимаю, что тебе хочется узнать о родне, но нас там ждут. Скрытые дозоры еще долго не снимут. У меня возникла идея, пока Петр и Михаил устраивают в пещере жилище, мы с тобой тайно проберемся в Томск.
– В Томск?!
– Конечно, мне нужно со своими людьми встретиться, и попробуем твоего НКВД-эшника отыскать.
– Романова?
– Да, возьмем его в оборот и заставим работать на себя, он будет доставлять нам сведения.
– О-о! Да ты недаром ел хлеб в контрразведке, мне эта идея понравилась, я могу этого гада прищучить, его кое-чем зацепить можно.
– А самое главное, он скажет, что с жителями Михеевки.
– Мирон, ты гений! Как я сразу об этом не подумал. Пойдем сейчас отдыхать, а утром все основательно продумаем. Рад, что мы с тобой нашли общий язык.
– Сейчас время тяжелое Илья, нам – русским офицерам раньше нужно было объединить свои силы, когда еще большевизм не был крепок, а мы с разными партиями митинги да собрания устраивали. Закон должен работать на людей, а не на кучку красных демонов. Время упущено, их идеология пошла в народ. Побольше бы таких, как ты, мыслящих людей в армии, можно было бы объединиться против красного террора. Кстати, все хотел тебя спросить, ты коммунист?
– В связи с чрезвычайными обстоятельствами добровольно выбыл из рядов ВКП(б). Так что Мирон, будь спокоен, я не жалею об этом.
Глава 5
Черная молния
В середине сентября 1937 года, около коммунального дома на Коммунистическом проспекте, в тени деревьев притаился мужчина. Он с вечера до поздней ночи наблюдал за дорожкой, ведущей к дому. За углом стояла пролетка, крытая тентом, ожидая запоздалого пассажира.
Старший лейтенант Романов возвращался поздно с затянувшейся вечеринки, устроенной в управлении НКВД по поводу очередного «закрытия» дела. Завтра «тройка» вынесет уже известный всем приговор и несколько десятков «врагов народа» будут обвенчаны со смертью. Операция, проведенная в конце августа, закончилась, правда майору Новикову было наложено взыскание, а Романов отделался устным предупреждением, за побег двух опасных преступников.
Пройдя по дорожке, ведущей через густо разросшиеся ранетки, Романов, слегка пошатываясь от выпитого спиртного, направился в свой подъезд. Померкло в глазах от нанесенного по затылку удара, а затем сплошная тьма. Очнулся он от тряски, его везли в связанном состоянии в пролетке. Сидящий рядом мужчина, увидев, что он пришел в себя, поправил кляп во рту Романова и сказал на ухо:
– Веди себя спокойно, если не хочешь, чтобы я тебя пристрелил,– он ткнул офицера стволом в бок. Затем Романову завязали глаза и, стащив с пролетки, повели куда-то. Повязку сняли, когда усадили на стул в тускло освещенной керосиновой лампе комнате. Наган конечно у него забрали и соответственно документы. Он разглядел мрачное лицо мужика, обросшее щетиной, и от удивления заерзал на стуле. Романов узнал Илью Михеева и замычал. Ему освободили рот и приказали молчать.
– Не ожидал? А я за тобой пришел, час расплаты настал.
– Ты?! Как это возможно?
Со спины кто-то хлопнул его по шее:
– Нам с тобой некогда лясы точить, так что отвечай четко, не захочешь говорить, камень к ноге привяжем и в Томь.
Щелкнул механизм револьвера и Романов понял, что минуты его сочтены. Что бы оттянуть время, он согласился ответить на все вопросы.
– Что стало с моей семьей?
– Твоя мать и сестры отправлены в шестую колонию.
– Без следствия и суда?!
– Сейчас это быстро решается, сначала арестованных отправляют в лагерь, потом ему на подпись приносят приговор.
– Сколько?
– Чего сколько?
– Какие срока дали моим родным? И где мой отец?
– Я не знаю Илья, а отца твоего отправили в Колпашево.
– Зачем?
– Не знаю, это было распоряжение Овчинникова.
– Что с моей женой и детьми?
– Они в Новосибирске, но мы ничего о них не знаем.
– Остальные мои родственники где?
Романов не нашел, что ответить сразу, и получил сзади удар по шее.
– Их отправили в Новосибирскую и Колпашевскую тюрьмы, в нашей, по улице Ленина, не хватает мест.
– Изверги,– прорычал Мирон и спросил Михеева,– он тебе еще нужен?
– А на что он мне – этот предатель, пускай его в расход.
Мирон набросил мешок на голову старшего лейтенанта.
– Подожди Илья, помилосердствуй.
– Где твоя милость была, когда ты меня и Михеевских жителей арестовывал?
– Мы люди подневольные, ты же знаешь, что бывает за невыполнение приказа, сам служил. Илья, пожалей, я пригожусь тебе, вот увидишь, от меня пользы от живого будет больше, чем от мертвого.
Мирон снял мешок и развязал руки Романову.
– Подписывай,– Илья протянул лист с машинописным текстом.
– Что это?
– Документ о сотрудничестве с РОВС.
– Вы спятили?! Лучше сразу меня убейте, чем это потом сделает трибунал.
– Воля твоя,– сказал Мирон и накинул мешок на голову Романову.– Встать! Руки назад! Иди вперед.
НКВД-эшник остановился, как вкопанный.
– Илья, у меня сын недавно родился…
– А у меня их двое, и что дальше?
– Какие сведения тебе нужны?
– Садись, продолжим разговор. Для начала соберешь на Овчинникова побольше информации: откуда прибыл в Томск, как проводятся казни людей, как избавляются от трупов? Затем будешь давать ход делам, которые я буду тебе подбрасывать.
– Какие дела?
– Разные, в особенности на районных представителей власти: председателей, активистов и прочей нечисти.
– Они же идут по партийной линии, нам - то НКВД они на что?
– Не рассказывай сказки, мы знаем, как вы умеете искажать факты и подделывать протоколы, так что тебе деваться некуда, если хочешь жить, будешь работать на нас. Что с Михаилом Коростылевым и его отцом?
– Отца вначале этой недели перевели в Новосибирск, а Михаил находится под следствием в подвале следственной тюрьмы.
– Что ему вменяют?
– Я особо не вдавался в подробности его дела, но как следователь повернет, так и будет.
– Вот тебе первое задание: следователь не должен найти в деле Коростылева Михаила состава преступления. Ты меня понял?
– Ладно, это будет не сложно. Вы, правда, состоите в РОВСе?
– В «Черной молнии».
– Что за организация, не слышал о такой?
– Поройся в Томских архивах гражданской войны, ты найдешь обязательно сведения о казачьей «Черной стреле» – вот оттуда тянется наш след.
– Значит, я был прав, подозревая тебя, как участника контрреволюционного движения.
– Подписывай давай, ишь разговорился,– Мирон ткнул Романова стволом нагана между лопаток.
НКВД-эшника довезли на пролетке до проспекта и высадили, на прощание Илья предупредил его:
– В твоих интересах помалкивать, мы найдем тебя, и не забудь раздобыть два документа, удостоверяющих нашу личность. Все, иди и моли Бога, что с тобой обошлись мягче, чем ты поступил с моей родней.
На днях состоялась встреча Балагурзина с его сослуживцем, он работал счетоводом на спичечной фабрике и время от времени, обменивался с конспиративным центром о состоянии дел организации. Все шло плохо, на самой фабрике прошли аресты, начиная от простых рабочих и заканчивая начальством. Нужно было срочно менять место работы, иначе и его арестуют. Передав ему важные документы, Мирон условился встретиться через неопределенное время, предупредив, что обосновался в одном из районов ЗСК.
В конце сентября Балагурзин и Михеев вернулись в пещеру на реке Черной. Друзья встретили их с радостью, соскучившись по ним.
Так как
Редкие люди способны браться за прочтение такого объем, хотя написано очень интересно.