Банк

огромном кабинете, порой доходил до истерики, строя домыслы по поводу происходящего на рабочих  местах, воображаемых пересуд и разговоров, которые, конечно же, касались только его. Сейчас  же Максимов мог только догадываться о состоянии одинокого человека, получившего толику власти и мучимого неизвестностью.
***
 Цейлон понравился, несмотря на повсеместную нищету и грязь. На острове нигде не было канализации – нечистоты текли по придорожным канавам, нещадно распространяя удивительные запахи. Поселившись с подругой (как стало на тот момент модно  называть спутниц, будь то жёны или любовницы) в шикарном отеле на самом берегу океана, Максимов забыл обо всём. Утром на полу нашли огромного таракана, раздавленного кем-то из них ночью - тот ещё был жив, его двигавшаяся половинка тянула за собой по полу вторую, безжизненную часть. (Как всё похоже, подумал Максимов). Долго ждали служащего гостиницы, побаиваясь подойти к «кукараче», названной так местными жителями.
Океан ещё бурлил, приехали рановато – сезон здесь начинался в конце декабря. Зато было ещё не жарко – под сорок, к тому же в бассейне вода быстро нагревалась. В остальном – тоска смертельная, какие-либо признаки цивилизации за огороженной территорией отеля отсутствовали в принципе. Иногда по вечерам объявляли программу народной музыки, но национальные мотивы отличались крайним своеобразием, отсутствием как мелодии, так и просто гармонии. Услышав первые музыкальные фразы, все отдыхающие поспешно ретировались. Не стали исключением и Максимовы, хотя продержались дольше других – минут пятнадцать.
Черные от загара мальчишки по вечерам висли на ограде, изумлённо наблюдая чуждую и недоступную для них жизнь. Приветливо улыбаясь, выпрашивали конфеты. Охрана била их дубинками, разгоняя, но они прибегали снова.
С островным антуражем резко контрастировали женщины – высокие, статные, одетые, как правило, в белое: казалось, они взяли на себя все заботы о выживании этого осколка цивилизации. Хотя, как выяснилось потом, ланкийцам в целом не была чужда тяга к цивилизованности; поразил тренер в спорт-зале при гостинице, знавший про Пушкина и Достоевского и даже желавший изучить русский язык. У Максимова мелькнула задорная мысль - показать его своим банковским коллегам..
Иногда приводили слона – можно сфотографироваться или погладить. Кожа оказалась мягкой, хотя и, как и положено, толстой. Слон стоял покорно, смотрел угрюмо. Приходил заклинатель змей, в его круглой коробке, похожей на футляр для кинофильмов, которые в далекой юности Максимов крутил в пионер-лагере под Москвой, каким-то образом уживались сразу две змеи. При виде приближающихся европейцев «заклинатель» быстро доставал потёртую дудку, скидывал крышку с коробки и начинал сеанс змеиного гипноза. Одна из змей гипнотизироваться упорно не желала – тогда «маг» лупил её крышкой по голове, та возмущённо шипела и обиженно сворачивалась в клубок. Немало посмеявшись, постояльцы гостиницы всё же платили – «заклинатель» благодарно улыбался и быстро исчезал.
Устав от бесконечного пребывания на берегу гигантского водного пространства, Максимовы однажды решились съездить на южную оконечность острова – в когда-то построенный голландцами форт, носивший красивое имя Галле. По дороге смотрели черепах, выходили в океан на утлой лодочке со стеклянным дном. Дно текло, мелкие рыбёшки подплывали к краям треснувшего стекла, ловили воздушные пузырьки.
Форт впечатления не произвёл, зато океан.. Здесь он казался совсем другим – мощным, своенравным, даже жестоким. Гигантские волны рождались из поначалу плавно и медленно двигавшихся масс (размером с несколько футбольных полей), которые вдруг теряли над собой контроль и с неожиданным остервенением лупили по стенам древнего бастиона. Впечатляло.
    ***
Вернувшись в Москву, Максимов сразу заболел – слишком велика оказалась разница в температурах. Когда вышел на работу, общаться ни с кем не хотелось. Может быть, именно поэтому вместо банковской столовой пошёл в соседнее кафе – вполне демократичное, без изысков современных ресторанов с их подобострастно – услужливыми швейцарами, преданно смотрящими тебе в лицо. Вспоминалась  райкинская шутка про страну, где одни швейцары живут…Швейцарию. Но сегодня даже и здесь, в маленькой уютной забегаловке было людно – пришлось схватить что-то на ходу, в «Крошке-картошке», что на углу набережной и нового моста – первой ласточки архитектурных перемен,  которыми начинал славиться город.  Жующими лицами любоваться не стал.
В отделе наблюдалось небольшое оживление. Юля оказалась хорошо информирована - их полку прибывало, пришёл новый сотрудник. Привёл сам Председатель.
Виталий Арсентьевич представлял ту самую старую гвардию, которой, вроде, дела ни до чего нет, и всегда место находится. Человек он был опытный, формулировал четко, выглядел солидно. Дали отдельный кабинет. Вскоре выяснилось, что с Виталием Арсентьевичем они были из одного учреждения, но работали в разное время, а потому в коридорах потереться плечами не довелось. Поэтому, когда через месяц Максимов был приглашён «зайти перекинуться парой слов», он, не задумываясь, приглашение принял, и даже с радостью. Пожалел сразу, как только начался разговор. Это был тот самый вариант пустых воспоминаний, когда собеседник – бывший коллега по профессиональному цеху - начинает перечислять «кто, когда и какую должность занимал и куда делся потом». Через какое-то время наступило ощущение чего несъедобного, вызывающего тошнотворное чувство, причём не от бесполезной траты времени, а гнусавого голоса собеседника, вцепившегося в Виктора мёртвой хваткой. Наконец решился.
–  Извините, Виталий Арсентьевич, но меня ждут дела.  Договорим потом.
–  Да ладно Вам, всего не переделать. Вот, помню, у нас в отделе, когда мы ещё сидели в старом здании…
Но тут, к счастью, появился сам шеф. На сей раз Максимов даже порадовался его приходу – почти «Явление Христа…».  
–  Виталий Арсентьевич, - начал шеф. – Вы ко мне не зайдёте как-нибудь ? А то уже месяц у нас работаете, а общаемся только по телефону. Пора и делом как бы заняться, определиться.
Это «как-бы» убивало больше всего, резало слух, выворачивало наизнанку, но теперь он его даже не заметил. Было важно другое – оказывается, у некоторых здесь льготный режим. Интересно, если ему так месяц просидеть. Можно попробовать, да вот как обернётся – неизвестно.
Тем временем парочка ушла. Ещё через час позвонил шеф.
–  Ты, кажется, давно  с ним знаком, что он за человек ? – прозвучал неожиданный вопрос.
–  Да какой знакомый, работали в одной конторе, но в разное время. Не встречались.
–  М-да, - протянул начальник, жаль.
–  А что с ним, чем он занимается ?.
Тут шефа как прорвало.
–  Да хрен знает, чем его занять. Не наш это профиль, навязали его, хотя я возражал, только попробуй поспорить, если САМ привёл.
Тут начальник неожиданно разоткровенничался, чего ранее за ним не замечалось (даже на вечеринках, на которые едва не принудительно собирали весь отдел).
–  Дело в том, что уже на предварительном собеседовании  всё стало ясно. Я тогда так и сказал – не пойдёт, не то. И вот вам пожалуйста – привели, усадили, да ещё в отдельный кабинет. А знаете, что он теперь хочет ? – И сам ответил: Сейф ! Зачем он ему? Нет у меня сейфа, не предусмотрено.
Максимов с трудом удержался от хохота. Ему-то желание Арсентьевича было вполне понятно. Железный ящик в их родном ведомстве считался символом особого важности персоны сейфообладателя, солидности или начальственного положения. Что уж там хранилось – не важно, главное - чтобы стоял в кабинете, вот символ успеха. Однажды вскрыли такой ящик – а там многократно переписанная справочка, и всё. Смеялись от души и теперь он вполне отчётливо представлял себе, чем наполнится хранилище Виталия Арсентьевича при условии положительного исхода его предприятия.
- Далее, - продолжал начальник. Попросил его на днях найти кое-какие материалы, так он запросился в командировку. Я потом Леночку вызвал – она за пол-дня всё в Интернете нашла. А  мне уже упрёк от Правления: почему не занял человека, не использовал имеющийся потенциал. Потенциал ! Грозятся выговором, какой-то бред !
Так вот в чём дело, всё становилось понятно. Выговором запахло, вот шеф и дёргался. И чего он, да ещё здесь, в коммерческом банке. Так он думал, и было Максимову невдомёк, насколько сильна эта совковость, как въелась в душу.
–  Прикрыться мне надо чем-то, а нечем. Полный голяк с этим Арсентьевичем. А он понимает, что его не сковырнуть, и куражится. Вот теперь сейф ему подавай (Максимов опять ухмыльнулся).  Беда, в общем.
На том и закончили. Максимову даже показалось, что они начинают находить взаимопонимание, где-то сближаться. Казалось бы, должна существовать логика в поступках, давать стимул к единению если не мысли, то хотя бы формы. Насколько наивными оказались его представления о пользе дела – он узнал буквально через пару недель.
К тому времени у Максимова сложилось впечатление, что самые острые проблемы позади – выпуски читались, шеф доволен, даже коллеги стали посматривать иначе. Но грянул кризис. Мало значившее для неспециалиста слово «дефолт» вдруг засверкало во всех газетах, отметилось на обложках глянца, зашумело по телевизору.  Все недоумевали – как же так, ведь божились-клялись, даже по телевизору перед всем народом, каждый слышал. Потом недоумение сменилось паникой – в очередной раз народ привычно выстроился в бесконечные очереди. Все спорили, рассуждали, но до митингов не доходило, прошлого запала ни у кого не оставалось. Теперь – каждый за себя, сам. Рынок.
В Банке внешне никакой паники не наблюдалось. Правда, когда рубль рухнул, коллеги дружно рванули в кассу – конвертировать становилось выгодно, поскольку начисление зарплаты осуществлялось в валюте. И в банковском магазине тоже появились очереди – продукты покупались исключительно здесь, потому как без торговой наценки. Стояли целыми днями – непонятно, кто работал в бэк-офис. Потом приняли решение: открывать подвал только в нерабочее время. Только так удалось остановить нашествие финансистов.
Но были дела и посерьёзнее. От кризиса Банк всё-таки пострадал: поскольку  сообщение о дефолте поступило неофициально, по информационным каналам, реагировали на него с опозданием. Замысловатые формулировки самого  сообщения читали всем отделом, понять их было сложно даже опытным банковским спецам.
- Молодцы, не перевелись борзописцы, - усмехался шеф, - умеют навести тень на плетень. Ясно одно – платить по долгам государство никому не будет, вот и весь сказ. Но как написано, как написано, голову можно сломать !
Умалчивал шеф о самом главном – Банк перед кризисом, поверив гарантиям лиц ответственных, прикупил как раз тех самых бумаг, которые сегодня стали пустышками. А ещё к этому добавлялись так называемые «форварды» - валютные контракты, с поставкой (это те, по которым надо было платить) и где уж наверняка возникнет проблема. Правда, и другие банки оказывались в нелучшем положении, так что кризис ожидался всеобщий, системный. Неуплата по контракту одного банка другому вызывала