дваждыдва

соседке, о том что любит её, уважает – хоть при мне совсем проклинала за сплетни – что я, ещё честный да искренний, стал невмоготу это слушать. И правду сказал – вслух, в глаза, наяву. А потом меня любимая мамка мудохала, кулаками сбив на пол: и я тихо выл, не зная отчего оказался вдруг ненавистен и проклят как та злополучная тётка – но каждый удар я впитывал в себя будто слоёная губка, из которой со временем можно выжать целый обмылок, давно уж втерев его весь, до соплей.

 - о чём ты думаешь?- спросил меня растревоженный ангел.- ты обиделся? так я отдам твои деньги.
 - Оставь себе.- Больно некрасивый намёк у меня получился, и я тут же добавил:- Бабульке чего-нибудь купишь. А думаю я о том, не выпорет ли она меня как в детстве? С неё ведь станется.
 - нет, она уже очень добрая; я её душу наизусть выучил.
 - Наверное, все старики добреют в прелюдии смерти. Отца твоего боятся.
 - она не из страха стала такой, а сама по себе; просто ей с некоторых пор надоело быть злой; ведь гадости ещё быстрее надоедают, чем благодеяния.
 - Не замечал.
 - просто ты мало делаешь тех и других; слишком уж равнодушный.
 - Откуда ты знаешь?
 - а я за тобой иногда летаю, когда бабушка спит, или очень волнуется за тебя.
 Я сразу подумал, что он всё во мне видит. И видел уже. Что я бога боюсь, его грома и молний. Дрожу как осиновый глист, пытая куда небо ударит в сей миг, и в памяти мгновенно пролетает весь прожитый день, ехидно помахивая серыми крылышками не совсем благородных дел.
 И даже совсем не благородных: вот стороной обошёл старуху, что в переходе просила - и обошёл как сопляк, прячась за бабье  платье; вон промолчал в свою грязную тряпку, платок носовой, когда молодую симпотную барышню сильно обхамили двое навязчивых малолеток. А ведь хвастаюсь людям знакомым, что давно уже муху живу не обижу. Моль, таракана и тлю - не только насекомую, но и человеческую. И всё же эта постыдная святость мне душу ломает хлеще пьяного душегубства. Раньше я не знал чем мне жить, и зачем, потому что не думал о том. День прошёл - да и ладно. Хоть в водке, дебошах, в крови: а всё-таки ёмко день прожит - пусть не ангелам, бесам похвастать. Я и нынче не знаю, кому я живу: нарочитым своим благолепием в себе убиваю желание, скукой стал празден мой дух и негой обласкана плоть. Херувимчики белы кружатся как мухи над тортом.
 А хочется; очень хочется иногда свернуть негодяю челюсть или вусмерть  отбить подлецу его мерзкую бошку. И силы немерено - но старая злоба сгила в трясине показной моей праведности, а новой и ведра не счерпать из гнилого болота.
 Потому что паскудно, из ненастоящей из желудочной крови внутри меня  выросло существо, которое желает нравиться всем. Детям и взрослым, животным и насекомым, чёрту и богу. Когда я наедине  с собой проклинаю подонков, что встретились мне в жизни сегодняшним днём, то оно глупо хихикает, усмиряя мой гнев словами о том, что всё ещё можно исправить, и тухлые души так же поддаются вразумлению как и души ароматные, благородные - только что времени для себя потребуют больше.
 Когда же я млею от благости человеческой, и мне весь мир божий становится родствен, включая нечистую силу, отъявленных упырей, а все люди рядом летают аки херувимы с белыми крыльями, то моё существо убеждает меня в великом предначертании всего, что со мной происходит - и неслучайно затеяно было сегодняшним днём.
 Всё к лучшему - такой у  него девиз. Оно верит в судьбу, фатуму, рок - и если я поддамся ему, то все успехи и радости, неудачи да беды буду списывать не на собственную слабость иль мощь, а на волю всевышнего лишь - я сгину сгнию аки червь.

 Как много сразу мыслей появляется о самом себе, когда родителей вызывают в школу. Хоть и по недоразумению.
 Мне стало стыдно пред бабулиным ангелом. Ведь он меня знает не тем, что я представляюсь другим. Он видел не только мои свершения на глазах у людей, но и всякие низкие мелочи втайне.
 Дверь кабинета слегка приотворилась, и меленько, держась за ручку, из него выползла бабуля – как сороконожка, но только в вертикальном положении.
 - Пронесло?- подскочил я к ней угодливо, вспотев от непонятного в себе и смутно волнуясь.
 - Не совсем.- Бабулька смотрела на меня, словно заново изучая наше родство.- Она сказала мне, что ты очень сильно изменился. Что хорошая голова дураку досталась. И в тебе стало больше какого-то сахара. Я плохо её поняла – она слишком умная. А для меня ты такой же как раньше.
 Бабуля говорила небыстро, и я слушал её соклонясь.
 - Ты ведь был у неё любимчиком в старших классах. Она мечтала отдать тебя в высшую школу математики. А я ей сказала, что ты и так хорошо зарабатываешь. Тогда она как дурочка заплакала.
 Я понял, почему учителька не вышла из класса проводить нас. Не хотела навязываться. Но я сам к ней завтра пойду. Надо всё же узнать, чему она учила меня и какой сукой я стал.
========================