ТРЕК

глаза и принялся их тереть ладонями. " Показалось. Высота. Мозг крутит картинки" - успокоил себя Пемба и посмотрел снова. Но к его ужасу два вытянутых силуэта оказались совсем близко и уже нависали над ним. Он попятился.
Из их глазниц бил яркий желтый свет, как будто это были прожекторы. И эти их взоры были направлены на Пембу.   Руки были согнуты в локтях. Они будто умоляли Пембу дать им какую-нибудь пищу, поднося кисти рук к дыре на месте рта в темном пятне лица. От них шло беспрерывное гудение. " Как  от  роя  диких  пчел" - заторможенно проплыла мысль Пембы...  Но вот они уже касаются его. Пембу передернуло; он отпрянул назад; но, усилием воли, остановил себя, сделал шаг вперед, схватил рюкзак, закинул за спину, зажал уши ладонями, и, больше никуда не глядя, только себе под ноги, пошел вниз.                                                                      

Позже, отвечая на вопросы журналистов, Пемба настаивал, что это были души погибших во время восхождения на Эверест. Их тела так и остались лежать на склонах горы, а их души до сих пор бродят там».


 В салоне впереди натужно закашляли.  В хвосте мелькнула рука по локоть, задергивающая шторки.  Андрей отложил книжку и принялся искать пристяжные ремни. Самолет начал снижаться. " Нигде нет". Ощупал сиденье под собой, приподнявшись с кресла. " Нет". " Запропастились!" - усмехнулся, заглядывая под кресло. " Разматериализовались на высоте!"  - возмутился уже вслух и развел в недоумении руками. "Ваши?" -  кольнул его в спину тихий голос.     Он обернулся. Светловолосая девушка с двумя серебряными серьгами в мочке левого уха, улыбаясь, протягивала ему ремни.      " Да, должно быть мои ". Встретился с ней взглядом. Какие глаза! Переливаются мягким светом. Как мозаика на солнце!  " Я вам не очень-то мешал?" - вспомнив про протест коленей, поддавливающих спинку его кресла, спросил Андрей, беря протянутые ему ремни, и смущенно отвел глаза.


                                                                      -2-


" Далбат?" - спросил Андрея хозяин лоджии "Yak and Yeti", - переминающийся в дверях на жилистых, в узлах мышц ногах; в рубашке навыпуск, с рукавами, закатанными по локти, и в длинных, до коленей, шортах. Вылитый боксер легковес.                                                     "Далбат, далбат" - кивнул Андрей и, сдвинув край стола, встал, громыхнув вилками и ложками, висящими на стойке вниз головой, словно летучие мыши из нержавеющей стали; подошел к гудящей огнем железной печке в центре комнаты и приложил ладони к теплой трубе, уходящей в потолок. Синеватый дымок стелился по железу трубы, но Андрей не сторонился. Он сильно продрог.                                 Последний подъем дался тяжело. Мокрые, скользкие камни, по которым он лез вверх, рискуя поскользнуться, переломать ноги и закончить на том свой трек. Облака, обвалы облаков,- и он, как слепой в этой белой тьме, вытянув вперед руку и слегка присев, напрягая икры ног, продолжающий свой путь.  Голая ветка протыкала туман, а испещренная скала вдруг оказывалась перед глазами, как каменная книга с руническими знаками. Облака поднимало вверх и начинал хлестать беспощадный дождь, тут же, во мгновение ока, оборачивающийся беспросветной вьюгой, - и Андрей выпадал из настоящего и летел, летел во времени и пространстве; из октября - в декабрь, с азиатских черных, сырых круч - на заснеженные равнины нашей средней полосы. И где-то тут или где-то там вдруг промелькнули радостные весенние листочки.      Он облегченно вздохнул, когда увидел в разрыве тумана поляну желтых цветов, и, сложенное из плоских камней, серое двухэтажное строение.                                                                                                                                                        " Да-а-лбат!" - весело вошел в комнату жилистый хозяин и поставил на стол тарелку с рисом и овощами в соусе.    Андрей оторвался от печки, стянул с хвостика резинку, тряхнул, давно немытыми, сальными волосами, и снова ловко перехватил их резинкой. Подвинул к себе тарелку. Снял со стойки вилку и принялся за далбат.   Надо сказать, что этот далбат можно есть бесконечно, пока не осоловеют глаза и рис не полезет из ушей и носа, заплатив всего за одну порцию. Волшебный горшочек. Обычай горцев давать ночлег и еду путникам. С развитием туристической индустрии это естественное движение души человека перешло в этикет гостеприимства. Этим с охотой не преминули воспользоваться трекеры и альпинисты, наедаясь впрок, экономя деньги. И никуда не деться. Бренд. Непальцы должны держать марку гостеприимных, неиспорченных цивилизацией, наивных и добросердечных аборигенов.                                              Далбат? - Далбат. Горшочек, вари! Далбат? - Далбат. Горшочек, вари!                                                

У дверей на стене висел плакат громадной снежной горы. То был Эверест. По крутым склонам прочерчены красные линии маршрутов с черными треугольниками лагерей. Андрей перебрал несколько линий и вычленил британский маршрут.    Вот пятый лагерь. А вот и Южное Седло под самой вершиной. Выше на фоне густой синевы неба фотография шерпы. Портрет в овале. Андрей присмотрелся. Похож, кстати, на хозяина. Хотя, для Андрея, все они на одно лицо. Сколько раз он терялся, путался, попадал в дурацкое положение, потом корил себя за невнимательность. А шерпы улыбались, говорили, что нет проблем и кивали на чью-нибудь спину. Андрей знал, что в Тибете женщин меньше чем мужчин, и потому у женщины бывает по несколько мужей. А шерпы пришли из Тибета, и им ничто не мешало сохранить эту традицию. Так вот и разбери их - кто есть кто, кто чей, в деревне все родственники.    

Перед Андреем вновь вырос хозяин.     " Далбат?" - занес он черпак полный риса над тарелкой.     Но на третий заход Андрея уже никак не хватало.
"Нет, чай, чай,  -  остановил он хозяина ладонью; и, перехватив инициативу, кивнул на фотографию на плакате и спросил  -  а это вы?".    " Нет, это Аппа. Семь раз был на Эвересте. Дважды без кислородных баллонов. Сильный шерпа. Я - Дава шерпа, был только на Южном Седле, поднимал туда грузы. На вершину не ходил".

Дава сидел у печки, что-то тихо напевал и подбрасывал из корзины в топку сушеный ячий навоз.
Андрей допивал второй чайник и поглядывал на Даву.    Тот чувствовал на себе косяки взглядов, совсем сузил в щелочки  раскосые глаза, но виду старался не подавать. Мурлыкал свою веселую песенку и подбрасывал навоз.   Андрей успел заметить, что шерпы при всей своей простоте и дремучести, оказывается, обладают чувством такта, врожденной культурой общения. Они не навязчивы. Сами в душу не лезут, и к себе не подпустят. Умеют держать дистанцию. Никакого панибратства. Вот позавчера наблюдал такую сцену. Группа шерпов-носильщиков отдыхала, привалив к каменным скамьям, выложенных в местах отдыха на тропе, свои тяжеленные корзины, с верхом набитые мешками риса.    Мимо проходили трекеры. Один из них, рослый парень, узнав, видно, в шерпе своего хорошего знакомого, окликнул того. Сбросил рюкзак, и, раскинув руки, направился к шерпе. Шерпа спрыгнул со скамьи и поспешил навстречу. Он обрадовался встрече, но жарких объятий сторонился: отступая под натиском трекера, одобрительно кивал, похлопывал того по плечу. Да и здороваясь, руку жмут они как-то вскользь, будто боясь, что рукопожатием заберут из их ладони нечто ценное. Но в объятьях зеленого змия видеть шерпов доводилось, и не раз. Однажды у буддийской выбеленной ступы, увитой разноцветными флажками, с молитвенными барабанами в нишах, видел качающегося шерпа, того и гляди готового рухнуть; шедшего не как положено, посолонь, а против. Время было после пуджи и вся деревня в сопровождении еще и тощих бездомных собак, крутя барабаны, перебирая длинные четки и бормоча мантры, наматывала круги вокруг ступы. На пьяного, потерявшего стороны света, никто не обращал внимания. Его будто и не было вовсе. Бедняга все-таки упал и никак не получалось у него подняться.

" Хочешь что-то спросить?" - вдруг прорезался голос Давы.    "Будто мысли читает" - вздрогнул Андрей, и, отставив пустой стакан, и, немного помявшись, рискнул рассказать пару историй о таинственных духах, вычитанных им из книжки.  А затем спросил: -  не случалось ли с ним подобное, да и что он вообще о всем этом думает?
Дава внимательно выслушал. Подсел к столу. Вытер руки о край рубахи, и, странно улыбаясь, сказал, что с ним ничего такого не было. Он поднимался с южной стороны с кислородом. Но его брат, Норбу шерпа, когда шел с севера, со стороны Китая, видел этих самых темных духов. Они сидели на снегу недалеко от треноги, венчающей вершину горы, и что-то там, как успел он заметить, обсуждали между собой. На него даже не взглянули. Это точно не были альпинисты, рассказывал Норбу. Он остановился, засомневался в реальности того ясного, солнечного дня, и даже в своей... Но притяжение вершины Эвереста сильнее страха перед духами, и даже страха за свою жизнь. А когда Норбу поставил ногу рядом с треногой, - никого уже не было. Снег, и никаких следов.                                                               Дава на минуту смолк, а потом, важно подняв указательный палец, добавил: "Когда идешь с кислородом, то считается на километр-полтора ниже".

"Понятно, что ниже. Но я ..." - Андрей осекся и вопросительно посмотрел на Даву.

" Что я думаю?.. Наш лама говорит, что у всего мира  -  и Дава, закатив глаза, поднял руки и развел их в стороны, будто желая охватить пространство  -  что у всего мира - шесть областей".

Дава опустил руки на стол. Бросил цепкий взгляд на Андрея и стал рассказывать про эти области.  
" Наверху живут боги. Они живут долго и купаются в море удовольствий. А в самом низу - место адских мучений; тех, кто туда попадает, ждут страшные пытки. Но это мучения их пробудившейся совести. Это их собственное осуждение".
Дава выдвинул ящик стола, вытащил из него небольшое овальное зеркало и повернул к своему лицу.  " Вот так, как в зеркале свое отражение, они видят свои гнусные дела, совершенные ими в жизни. В зеркале мудрости. Наш лама так говорит" - сказал Дава, посмотрел на Андрея и положил зеркало на стол.  
" Справа от богов разгуливают титаны, или асуры, опьяненные жаждой власти. Они хотят быть первыми всегда и
во всем. Они ослеплены борьбой; их мир громаден и невыносимо тяжел,  -  Дава кивнул в окно  -  как Гималаи".
Противостоит им мир животных. Но туда, случается так, попадают и люди, - умственно недоразвитые. Тупые и упрямые, как ослы; ленивые и вялые, как панды.
Напротив богов - пространство человека. Это, где мы с тобой сейчас".    Андрей прочитал довольство в лице Давы.                                                                              " У нас есть свобода выбора; мы способны многое понять, хотя часто впадаем в заблуждение. Мы можем изменить себя.  А боги зависли в праздности; они надолго оплатили счета на проживание в заоблачном пятизвездочном отеле. У них без вариантов. Но у нас много слабостей: мы пойманы в ловушку чувственных удовольствий, погоней за деньгами, славой. Мы, как альпинисты, взбирающиеся на Пик Гордости, который - тут..."  - и он постучал себя по груди.    " И вот под этим миром - область неисполненных желаний. Изнанка неудовлетворенных страстей, нереализованных...   - Дава замолчал и сощурил глаз, подыскивая слово   -  амбиций!  -  выпалил он.  -  Там шатаются