НА РЕСНИЦАХ СНЕЖИНКИ. продолжение 2

                                                                                                             ОНА.
                                                                                                             -1-
       Пришла искусница Осень и расплескала на природу свои краски. Отступила на мгновение, будто художник от своего полотна, пригляделась внимательней, затем взяв кисти, жирными мазками, с присущей ей щедростью расписала золотом и киноварью. Но расточив своё богатство за малый срок, уже к исходу сентября краски её истощились, цвета стали блекнуть и осыпаться под ноги. Гуляя по паркам можно было ещё насладиться шуршанием под ногами остатков былой красоты, прозрачностью и свежестью воздуха, и блеском янтарных бликов на влажных стволах деревьев. В октябре небесная лазурь стала покрываться дымкой, сереть и вскоре ненастная мгла повисла над городом, проливая на человечество тоску и уныние.            
      Вот уже несколько лет, в один из последних дней октября, Она посещает могилу своего отца. И в этот раз, не смотря на ненастье, вышла из дому. Дождь моросил мелкой дрожью и стены домов, как и окружающие предметы, были словно в поту.
      Сразу за воротами кладбища, у часовенки, встретила похоронную процессию. Все шли прячась под зонтами, только двое брели с не покрытыми головами, не обращая внимания на идущий дождь. Им казалось и небо проливало слёзы.
    Она могла обойти краем дороги, чтобы не следовать за ними, но вместо этого вошла в часовню, где купила и поставила свечи. Постояв возле икон и прочитав годами намоленную просьбу, вышла на улицу. Мелкая морось порывом ветра ударила в лицо, и стало не понятно, дождевая вода али слёзы растеклись по её щекам.
      Не раскрывая зонта, одинокой скорбной фигурой шла она аллеей, вдоль промокших памятников и дрожащих от своей наготы деревьев. Вот поворот на нужную тропинку. Послышались звуки  траурной мелодии Шопена, выдавливающие из недр души горестные слёзы. Не далеко от могилы её отца проходили похороны, пришедший народ заполнил все близ лежащие подходы. Пройти сквозь них не было никакой возможности, оставалось одно, идти в обход другой дорогой по запутанным кладбищенским тропам.
    Протискиваясь между незнакомых мокрых оград, невольно взглянула на один из памятников и обмерла, увидев знакомую фамилию и лицо на фотографии. Ухватившись обеими руками за холодный металл, она с минуту разглядывала это лицо. С фотоэмали смотрели глаза женщины, которую она долгое время  искала в надежде  узнать о судьбе её сына, своём возлюбленном, связь с которым была утрачена много, много лет назад. Судьба, некогда связавшая их сердца воедино, волею случая разлучила на длинные, тягостные годы ожидания и неизвестности. Руки и ноги онемели и, чтобы не упасть, она с силой вжалась в ограду. Тревога охватившая её, остановила взор на желтом листе тополя, лежащем на каменной плите, и не позволяла взглянуть на соседнее надгробие.
      Только бы не ОН ! — сердце бешено застучало и слова  эти  ударами молота отдавались в каждой клеточки её мозга.
      За спиной звучали минорные звуки Шопеновского  сочинения, которые медленно растворялись в шорохе дерев, шелесте ветра, свободно гуляющего в обнажённых ветвях, и в непроходимой серой мге.
    Чреда воспоминаний промелькнула перед затуманенным взором, лица и образы давно ушедших дней скатились по щеке слезой. Всё это уже который раз всплывало в памяти и бередило не заживающие раны сердца, даже время не способно было залечить их, а времени прошло не мало – семнадцать лет, с того самого дня как закрылись за ним двери в зале суда. Много воды утекло с тех пор,  много событий произошло. Ей 35 лет.
    Все эти годы она жила отстранившись от суеты мирской, закрывшись створками своей души. В душе она не ощущала себя одинокой, а наоборот обрела свободу. Свободу в своём одиночестве, и ни в чём не нуждалась извне, от того легче воспринимала реальный мир, который обступал её со всех сторон пытаясь сломить и заставить жить по своим правилам. Одиночество стало жертвенностью во имя любви. Вся жизнь, которая кипела вокруг, не касалась её сущности, а только створок раковины, в которой спрятала себя и его, и их любовь. ОНА поселила его в себе. Каждый удар сердца говорил о нём, ритм пульса звучал словами его любви. Как близнецы ведают друг о друге на расстоянии, ощущая боль и радость, так и сердце передавало ей его импульсы. Он проживал её жизнь вместе с ней. Её любовь к нему не угасала. Надежда не давала угаснуть этому огоньку даже в самые трудные минуты, когда от отчаяния казалось, рвались нервы. Она все эти годы искала его и верила в их встречу.
    И вот здесь стоя у этих могил, ощутила, что все, чем она жила сейчас рухнет и увлечёт её за собой. Обречённо подняв голову, взглянула на надпись и …
    Мрак тянувший холодные руки, хохотнув в лицо обошёл стороной, лишь задев посеребрённые виски. Рядом с его матерью лежал и отец, которого ОНА не знала, да и не могла знать. Невольный вздох облегчения и радости вырвался у неё из груди. Букетик свежих цветов лежал на надгробии, они не успели ещё увянуть. Листва заботливой рукой была сметена, и веничек, аккуратно завернутый в тряпицу, лежал за камнем. Всё говорило о том, что сюда не забывают приходить. 
      И это мог быть только ОН!  Следовательно, он где-то рядом! Здесь в городе! Совсем не давно заходил сюда, быть может минуту назад!  И они могли встретиться!!!
    Она оглядывает вблизи расположенные могилы. Никого нет. Вновь окрепшие ноги выносят её на центральную аллею, по которой идут двое мужчин, она догоняет их, забегает вперёд и всматривается в незнакомые лица. Почти бегом оказавшись на улице, идёт в сторону остановок городского транспорта, где пристально вглядываясь в промокшие под дождём фигуры, обходит всех ожидающих трамвая, после чего переходит проезжую часть и осматривает лица на другой остановке. В каком-то припадке безумия пробегает всю эту не большую улицу, высматривая прохожих мужчин, без  стеснения заглядывая им под зонты.
      Нет. Его здесь нет.  Остановившись, приходит в себя.
      Прохожие хмуро обходят вставшую посреди мокрого тротуара женщину. Какое-то время она раздумывает и … . Его могли видеть рабочие кладбища!  Мелькнувшая мысль её разворачивает, и она спешит в сторожку к рабочим-могильщикам, не обращая на всё нарастающий дождь. Окружающее её уныние прояснилось и расцвело. Ливший дождь, как ей казалось, шаловливо с ней заигрывал, проникая за ворот плаща и скатываясь по ложбинкам спины в низ.
    Взбежав по ступенькам крыльца отворила дверь, ведущую в тёмный коридор пахнущий сыростью и чесноком. Лопаты и ломы стояли в углах в ожидании работы, на стене арканом висела верёвка с засохшими комочками земли. Под ногами, на скрипучих досках, глины больше чем на улице. В конце узкого прохода была ещё одна дверь, обитая старой мешковиной, в отдельных местах свисавшей клоками. Без колебаний прошла коридор и, открыв рывком дверь, вошла в приют могильщиков. Кислый запах ударил ей в нос и она, чуть помедлив, оставила дверь не прикрытой. При тусклом свете лампочки, одиноко свисавшей с потолка на проводе, осмотрела скупую обстановку пустующей обители. Весь персонал данного заведения был задействован на своей обычной работе, и ей пришлось остаться здесь до их прихода. Осмотревшись, присела к столу на длинную деревянную скамью.

    Плывут минуты по реке времени, то в стремнины бурные окунуться и не догнать, то прибьются в стоячую заводь, опутаются ожиданиями и тянут ко дну.

                                                                —2—

    Она отметила его с первого дня, как пришла в их класс из другой школы. Он был не такой как все остальные ребята, которые сразу стали увиваться вокруг новенькой. Таинственным молчанием окружил он себя сродни образа Мельмота бродяги. С ней никогда не заговаривал, сторонился, и это её вначале задело, а со временем — заинтересовало. И стала за ним наблюдать, приглядываться.
      Сколько было парней возле неё, готовых на любые подвиги, только помани, но ткнувшиеся в её броню — отступивших. А этот парнишка медленно и уверенно пробирался к ней за дверь. Его взгляды на себе она не замечала, а ощущала каким-то внутренним ещё не ведомым ей чувством. Подняв на него глаза и встретив его взгляд, не произвольно приоткрывала дверцу своего мира и, пропускала его туда. Глаза этого человека были ключами к этой двери. Если бы спросили: — «Что ты нашла в нём?» — На этот вопрос она вряд ли могла найти вразумительный ответ. Хотя  часто задумывалась над этим. Со второго полугодия она почувствовала происходящую в нём перемену. В его взглядах исчезло  простое  мальчишеское любопытство. Глаза засияли каким-то новым, иным светом. Ветра грядущей весны отмели прочь юношескую мечтательность и на её месте родился чистейший источник, освящённый чувствами первой любви. И льющийся из него радужный свет протянулся к ней. И испытав его прикосновение, ей захотелось расправить сокрытые до времени крылья и взлететь, высоко-высоко, откуда даже земля представляется маленьким зёрнышком. Приметив, что он как зачарованный наблюдает за ней, прячась за спинами товарищей, когда она достаёт яблоко, старалась по этой причине чаще приносить в школу эти румяные, сочные плоды раздора древних богинь. Стоя у окна, отвернувшись от класса, она чувствовала на себе его взгляд, и  её воображение расцветало буйными фантазиями, которые пробегали мелкими мурашками по спине. Это были те мгновения, в которые соединялись  незримые нити чувств между их сердцами.
      Она смеялась и дразнила его, с хрустом кусая яблоко.
      — Маринка пойдём в кино!
      — Маринка пойдём на каток!
      — Маринка, приглашаем тебя на День рождения! — так и сыпались ей предложения от одноклассников. Но ни с одним мальчиком она не дружила.
      Однажды на большой перемене, Он как обычно достал книгу и увлёкся чтением, даже не обратил внимания, вероятно ей так показалось, на неё, прохаживающуюся вдоль рядов парт с огромным яблоком. Но даже не это задело. Нет. Она стала замечать, что переживает за него, за его успехи в познании наук. Почувствовала в себе заботливость сестры, на которую, как она себе представляла — имела право. Заглядывая в классный  журнал втайне от учителя, не забывала окинуть взглядом и строчку с его фамилией. С горечью или радостью отмечала его достижения. И вот сейчас, вместо повторения домашнего задания, сложной теоремы, сидит и читает художественную литературу, как ни в чём не бывало. Наверняка вызовут, а он ничего не знает. Чем только занимается после уроков, что не хватает времени на учебу. А где он живёт, с кем?  Надо узнать!  И что за книгу читает с таким увлечением? Ты посмотри, даже не оторвётся от страницы, когда она проходит рядом.
    С такими мыслями проплывала она между парт, почти касаясь его локтя своим накрахмаленным передником, стараясь заглянуть через плечо в книгу.
    Прозвенел звонок. Все рассыпались по своим местам. Вошёл учитель, и урок был начат.  Ознакомившись с журналом и обведя весь затаившийся в ожидании  класс своим педагогическим взглядом, учитель — спросил.
      — Кто готов отвечать?
    Первым поднял руку