Суд Синедриона. Серия "Суд над Иисусом". Ч. 3.

подвести его самого. Иосиф – надежда для Мариам и ребёнка. Он не может рисковать Иосифом. И Иисус покачал головой на немой вопрос в глазах Иосифа, в следующий раз встретившись с ищущим взглядом, в знак отрицания. Не надо вины, её нет, твоей вины, дядя! Даже если ты принял участие... Да, я вижу это теперь – ты знал, что за Мной придут. Ну что же! Мне ли не знать, как могут давить на нас жизненные обстоятельства. Ты лишь хотел сделать Мой дар благим для окружающих и безопасным для Меня. Не вышло, не получилось. Будь ласков к тем, кого Я оставляю, как был ласков и заботлив ко Мне, и простим друг другу причинённую боль.
Есть две пары глаз, что не сверкают ненавистью. Никодим, с которым они однажды вели тайную беседу, и благородный внук Гиллеля[3], Гамалиил, которого знают все, смотрят внимательно и участливо. Вот и всё. Остальные – враги. И с этим следует смириться. Как Он, простиравший руки даже к отверженным и изгнанным, умудрился нажить такое количество врагов? Неужели так много их у истины и милосердия?
Он почти не слышал их, своих судей, погруженный в собственные мысли. Те же глупые вопросы, те же свидетельства против Него. Всё повторяют для полного собрания Санхедрина, дабы подтвердить обвинения. Жалкое зрелище, смешное. Чтобы прекратить его, надо помочь им. Злостно перетолкуют они Его слова, но тут уж ничего не поделаешь.
На один из их бесчисленных вопросов о Его роли Мессии Он ответил так:
– Если скажу вам, вы не поверите, если же и спрошу вас, не будете отвечать Мне.
И в несколько голосов они закричали:
– Итак, Ты – Сын Божий?
– Вы говорите, что Я, – отвечал он им.
Тут они, подобно Каиафе, страшно взволновались, и стали переговариваться:
– Какое ещё нам нужно свидетельство? Ибо мы сами слышали из уст Его!
И, наконец, осудив Его, решили предстать перед лицом Пилата вместе со своим узником, дабы подтвердить приговор – смерть. Время торопило. Они хотели вкушать свою пасху без Него.
Время торопило не только врагов. Взволнованный донельзя Иосиф, вызванный к прокуратору для доклада о суде, сбиваясь и путаясь, рассказывал. Глаза его блестели слезами.
– Они будут здесь совсем скоро, – говорил он. – Со всего города собирают уличную чернь, раздают монеты. Это чтобы громче кричали. Весь Санхедрин придёт, и не счесть, сколько вызвано священниками ещё народа.
– Зачем они мне здесь? Не позволю нарушить покой дома! – бушевал Пилат. – Прокула вечно с головной болью, и потом, собаки будут волноваться. У меня скоро ещё одна сука должна ощениться, они её напугают, я потеряю щенков. А они стоят побольше, чем вся эта толпа оборванцев, вонючий сброд! Я позаботился о проведении акведука, но вымыть каждого не мог! И твои толстомордые, пропахшие запахом горелого мяса священники сюда не войдут тоже.
– Войти сюда они могут разве что под страхом смерти, – тихо отвечал расстроенный Иосиф. Перед пэсах никто не захочет оскверниться, войдя в дом язычника.
Наступило тягостное, долгое молчание. Прокуратор ощутил некоторое неудобство по поводу собственного поведения перед Иосифом, но возобладал всё же гнев на тех, кто считал его нечистым, и его, и его жену, и всех домочадцев. Настолько, что боятся оскверниться.
– А ты? Что же ты примчался ко мне? Не боишься?
Улыбка Иосифа была обезоруживающе мягкой.
–Я всегда боялся осквернить себя только недостойным поступком. Все мы равны перед Господом, все мы – Его дети. Так учит Йэшуа.
Подумав, добавил:
– Если кровь невинного прольётся накануне пэсах, как смогу я вкушать пасхальное мясо? Пролитая кровь оскверняет куда больше, чем стены дома язычника. Разве не сказал Моше, что одно из самых важных слов Божьих – «не убий»? О доме язычника ничего не говорил пророк. Лишь устное предание, сочинённое книжниками и фарисеями, содержит такое указание. А люди несовершенны, и законы их – тоже.
– Надоели мне эти бесконечные разговоры о заповедях и пророках, –буркнул Пилат, как всегда отступая перед душевным благородством и врождённым тактом этого человека. – Скажи лучше, если я не впущу их к себе в дом, а они не захотят сюда войти, то как же мы сумеем договориться?
И он улыбнулся в ответ Иосифу, окончательно оттаяв.
– Значит, – отвечая на невысказанную мысль Иосифа, сказал прокуратор, – мне придётся быть умнее, нежели твои иудеи. Я выйду им навстречу. Мне кажется, что я сегодня необыкновенно добр, Иосиф. Добр, благороден, и умён. Да, я таков. Это твоя заслуга, друг мой. И нашего общего любимца Ормуса, не к добру я его помянул…



[1] Иона – пророк, которого Яхве отправил в языческий город Ниневию, чтобы пробудить в народе раскаяние. Ионе это пришлось не по душе, и он ослушался Бога. Сел на корабль. «чтобы уплыть от лица Яхве». Замысел не удался. Иона пережил множество приключений, в том числе, побывал в чреве кита, прежде чем согласился с решением Яхве и исполнил свой долг.

[2] Евангелие от Матфея. 26:64.

[3] Гамалиил – еврейский ученый I века до н.э., внук Гиллеля. Отличался веротерпимостью: «Если это дело человека, то оно разрушится; а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками»(Деяния. 5:34-39). Учитель Савла (апостола Павла), по преданию, был крещён им. Умер примерно за 18 лет до разрушения Иерусалима.