сердце сладко замирало.
Между тем, соседка справа явно положила на Смагина свой шальной, с косинкой глаз.
- Меня, вообще-то, зовут Татьяна, - начала она с теплотой в голосе. - Я гимнастка... Мы тут все из цирка. А кто вы, помимо того, что сосед Альберта Артурыча?
- Художник.
- Какие же картины вы пишете?
- Я специалист по портретам Президента.
- Отчего же только Президента? Странно...
Татьяна приобиделась и, заметив, что Смагин смотрит в конец стола, изменила тон:
- А что у вас с лицом, господин художник?
- Я, Татьяна, иногда дерусь.
- Судя по всему, вы боец не слишком удачливый...
Смагин пожал плечами.
- Зря на Лерку пялитесь. Или мало вам неприятностей?
- Да нет, хватает... А в чем дело?
- В муже...
Смагин огляделся.
- Можете не озираться - он сегодня в программе занят. Гиревик, между прочим.
Услышанное было неприятно, однако не более того. Смагина все равно манило к этой женщине.
Он встал, решительно шагнул в ее сторону. И тут Нигелла, осветив всех улыбкой, объявил танцы. Кто-то выключил люстру и зажег торшер.
Они плыли в волнах музыки, и Смагин удивлялся той тишине, которая наступила у него внутри.
- Это ваше лицо я видел на афише?
Она кивнула.
Смагин заглянул ей в глаза. Они были темно-карие и, казалось, совсем не блестели, как будто свет тонул в них. Настоящие омуты!
"Все, я пропал..." - спокойно подумалось ему.
- А кем вы работаете в цирке?
- Никем. Мой муж там работает. А меня просто попросили сняться для афиши.
- Я знаю: вас Лерой зовут, то есть Валерией. Мне Татьяна сказала.
- Вы обо мне говорили? - удивилась она.
- Я часто на вас смотрел. Татьяна заметила это и сказала, что ваш муж, которого здесь нет, может мне осложнить жизнь...
- Какая глупость! Я на вас тоже часто смотрела... Что ж теперь ваша жена...
- Я не женат.
- Ну, все равно... Разве людям нельзя друг на друга смотреть?
Она улыбнулась.
- Знаете, Алексей, когда вы вошли, ваш синяк был почти не заметен. Потом он начал расти и менять окраску. Я никогда не видела, как образуются синяки... Болит?..
Под левым глазом Смагин ощутил тихое прикосновение ее пальцев. Он и не знал ничего о синяке.
В крушении маленькой надежды лишь то утешенье, что она не успела вырасти и окрепнуть, иначе пришлось бы сильней переживать. При желании в этом можно даже усмотреть некую благосклонность судьбы...
Однако все равно горько...
- А я-то думал, что вам понравился, - обескуражено признался Смагин. И добавил в сердцах:
- Самонадеянный индюк!
Лера оказалась тоже застигнутой врасплох - смагинским простодушием, собственным смятением чувств.
- Просите, Алеша! Это было жестоко с моей стороны... И потом... Вы мне нравитесь.
"Наверно, пожалела", - не поверил Смагин.
- Не верите? Мне сразу показалось, что вы - какой-то очень мой человек... Ну, знаете, есть люди, которые с первого взгляда приходятся тебе по душе. Вот я и смотрела все на вас. А синяк...
Она потупилась.
- Про синяк тоже правда...
Смагин приобнял ее, и она доверчиво к нему приблизилась.
- Я хочу написать ваш портрет.
- Портрет? Вы разве художник?
- Вообще-то да. Я Стогановку закончил.
- Ну... я не знаю... А когда? Где?
- Начнем прямо сейчас. У меня в комнате - чистый холст.
- Хитрец вы, Алеша, - рассмеялась Лера. - Я что, по-вашему, совсем наивная?
- Честное слово! Только портрет!
...................................................................................................
- А ты меня обманул, - сказала она, рассматривая остатки лепнины на потолке.
Смагин и сам не мог понять, как все случилось. Что-то сродни горячки охватило их, как только переступили они порог его комнаты. Не хватало дыхания, сердца ходили ходуном, готовы были полопаться вены...
- Я в полном от себя недоумении, - снова заговорила она. - Раньше случалось: я изменяла мужу. Но чтобы так!.. Сколько мы с тобой знакомы?
- Всю жизнь. Тебе так не кажется?
- Кажется. Но так не бывает... А вообще-то, знаешь, мне совершенно не стыдно...
Из коридора послышался шум.
- Гости начинают расходиться, - заметила Лера. - Ты меня все-таки немножко порисуй, а то как-то совсем уж вызывающе получается.
Смагин заканчивал карандашный портрет Леры - такой, какие во множестве рисуют на Арбате, - когда в дверь постучали. Он нисколько не удивился, увидев Татьяну.
- Лерка, а мы тебя потеряли. Расходимся уже. Ты с нами? - стелился бархатом ее голос, а глаза были настороженные, недобрые.
- Покажите-ка, покажите-ка, - потянулась она к рисунку. - А говорили, что только Президента изображаете... Здорово! Просто красавица! Ну, а на меня у вас время найдется?
- Поздно уже, Танечка. Как-нибудь в другой раз.
- Все ясно... Ну, ладно. Бай, бай, господин художник!
Когда Лера уходила, Смагин незаметно для всех шепнул ей на ухо:
- Я буду ждать тебя каждый день.
Ночью Смагину приснилось, будто бы он - Президент. В огромном кабинете со штандартом позади кресла он подписывает указ о назначении Генеральным прокурором страны какого-то Марка дель Рондо.
VI
Смагин проснулся поздно и долго лежал в задумчивости, отсеивая сон от событий вчерашнего дня. Все перепуталось. Уж не приснилась ли ему пляска майора Насильникова? Зато в пальцах еще оставалось ощущение паркеровской ручки, которой он подписывал президентский указ. А Лера?
Вдруг в памяти осветилось: "Кажется, она забыла рисунок!"
Смагин вскочил. Рисунок с милой женской головкой лежал на столе. Значит встреча с Лерой - явь!...
Хорошо, что Нигелла устроил новоселье!
Вообще-то совсем необязательное, ведь не сегодня - завтра Артурычу предстояло, как и остальным нерасселенным жильцам дома, отправиться куда-нибудь в Бутово или Куркино.
Смагину захотелось действий. Пока принимал душ, готовил завтрак, родилось решение: отныне он будет зарабатывать на жизнь только профессией! Как художник, черт возьми!
"Надо б для начала побывать на каком-нибудь вернисаже, осмотреться, воздухом подышать...Прямо сейчас и поеду".
Доедая омлет с помидорами, Смагин взглянул на часы и включил телевизор. На экране возникло знакомое лицо ведущего "Новостей" Крапивина - худое, с провалившимся щеками и в крупных очках. Крапивин выделялся тем, что за многие годы работы диктором так и не научился читать без запинаний телесуфлер и обладал замедленным, как у совы, рефлексом моргания. Он, между прочим, был нисколько не хуже своих коллег, также примечательных всяк по-своему: кто дикцией, кто наружностью.
Похоже, отошли в прошлое те времена, когда к телеведущим предъявлялись строгие требования. Теперь при подборе кадров, видимо, действовал принцип: ну и что, что шепелявит? Ну и что, что челюсть квадратная? Никакой дискриминации!
Может, так и надо - вполне по-западному, демократично, только Смагин всякий раз искренне переживал за Крапивина, когда тот попадал впросак.
Крапивин, как всегда, пожевал губами, неторопливо сморгнул и начал:
- Президентом подписан указ о назначении на должность Генерального прокурора гражданина Италии Маркса... извините, Марка дель Рондо...
Смагин не донес до рта последний кусок омлета и не испытал обычного смущения за крапивинский промах. Ошарашенный, он пришел в себя только, когда сочная помидорная мякоть, сорвавшись с вилки, плюхнулась в тарелку.
"Да нет же, никакой чертовщины здесь нет, - попробовал успокоиться Смагин. - Все логично: сказанное вчера одним из гостей запомнилось мне на подсознательном уровне, а ночью проявилось во сне..."
"Так-то оно так, - выполз Червь Сомнения. - Но тогда получается, что Президент читает газеты. Да к тому ж почерпывавает из них здравые мысли! Воля ваша, но в это поверить невозможно!"
"Как-то чересчур безапелляционно...- попытался возражать Смагин. - Такое вполне возможно. И не только теоретически..."
"Но отчего-то раньше, - изогнулся Червь, - Президент в подобных поступках замечен не был"
Смагин выскочил из комнаты. В конце коридора плеснулась, исчезая за поворотом, тельняшка Нигеллы.
- Артурыч! Погоди!
Нигелла был, как всегда, бодр и улыбчив.
- Ты чего такой? Расслабься! А то пойдем ко мне - поправимся. У меня со вчерашнего осталось.
Но Смагин его не слушал:
- Артурыч, этот гость твой, ну, с длинным таким лицом, он кто?
- Горемыкин. Работает у нас номер с пуделями.
- А туда, - Смагин показал на потолок, - в президентские круги он не вхож?
Нигелла хохотнул.
- Горемыкин-то? Думаю, еще нет. Вот когда со слонами работать начнет... Что с тобой, Алексей?
- Помнишь, он вчера сказал, что нужно Генеральным прокурором назначить иностранца? Так вот. Сейчас в "Новостях" сказали, что Президент подписал соответствующий указ! Этот Горемыкин как будто заранее все знал...
- Простое совпадение - не более того... И потом, это же не его идея, а какого-то журналиста. Который, может, и пронюхал о ней в тех самых, - Нигелла вскинул палец, - кругах, а потом выдал ее за свою. Логично?
Смагин прислушался: Червь Сомнения свернулся и затих. Он повеселел. Заметив перемену в лице соседа, Нигелла улыбнулся:
- Что ты так всполошился?
- Да и сам не пойму...
- Может, зайдешь?
- Извини, Артурыч. Тороплюсь.
Стоило Смагину открыть свою дверь, как в глаза ему бросился... майор Насильников: телевизор, оставшийся работать, выдавал очередной сюрприз. Насильников понуро сидел в некотором отдалении от стола, за которым мужчина в синем мундире - прокурорский работник - что-то записывал.
Строгий закадровый голос вещал: "Сотрудниками Управления собственной безопасности раскрыта группа "оборотней в погонах". Ее возглавлял начальник одного из столичных подразделений милиции. В группу входила также и супруга главного "оборотня" - начальник паспортного стола..."
Вернувшись памятью во вчерашний вечер, Смагин отчетливо понял, что загадку Насильникова ему не разрешить: разум капитулировал перед ней. Пляшущий майор - оборотень, Генеральный прокурор иностранец... Нет, от всего этого явно попахивало чертовщиной...
VII
Ему не пришлось долго ходить по вернисажу, чтобы понять: выставленные здесь работы, за редким исключением, рассчитаны на очень посредственный вкус.
Художники в ожидании покупателей мерзли, сбивались в кучки и "принимали на грудь".
Интересующихся было немного, покупателей - единицы.
В основном предлагались натюрморты и пейзажи. Однажды только Смагин набрел на табличку с надписью "Рисую портреты по фотографиям". Для наглядности рядом с черно-белой фотографией молодого офицера с множеством боевых наград, снявшегося, наверно, сразу после Победы, - радостного, счастливого и имевшего от этого несколько глуповатый вид, висел его же портрет маслом - со спокойным, мужественным лицом, что, видимо, должно было демонстрировать творческий подход художника к исполнению заказа. Сам же художник, как заметил Смагин, готовился согреться, наливая что-то из фляжки в складной стаканчик. Выпив, он приосанился, блеснул взором. Было самое время приступить к нему с расспросами о здешних порядках, ценах и прочем. Но Смагин не успел: он увидел... Олю Зубареву.
Она стояла напротив, возле работ художника - пейзажиста, явно собираясь одну из них приобрести. Ее сопровождала пара
