Погуляв по тенистым аллеям старого парка, двое друзей вышли из него не через главный вход с западной стороны, а через южные ворота. Они выходили в ту часть старого города, которая мало изменилась за последние полвека. Строительство многоэтажных домов в этом районе города не велось. В своё время геологи настоятельно не рекомендовали строить тут каменные здания выше двух этажей. Весь этот район города находился на геологическом разломе. Таким образом земля была распределена под частные одноэтажные застройки. Кто-то, когда-то назвал этот район города «компотом» за то, что здесь раньше находились улицы с соответствующими названиями: «Грушёвая», «Яблочная», «Вишнёвая», «Виноградная», «Садовая», «Дачная» и так далее. Все эти улицы утопали во фруктовых садах. Теперь все улицы переименовали, но старые жители «компота» называли свои улицы прежними именами.
Пожилые мужчины шли по «компоту», смотрели на новые таблички с названиями улиц и вспоминали старые названия. У них появился азарт, кто первый отгадает старое название улицы. В этом соревновании явно лидировал Кулаков. Да это было не удивительно. Он с детства знал этот район, а район может быть и изменился, но не на столько, чтобы забыть старые названия улиц. Другое дело он новых названий улиц не знал, а старые названия прочно засели у него в памяти.
- Васильич, пойдём, заберём мои вещи из гостиницы и пойдём к тебе. Мне ещё много чего надо рассказать тебе, - предложил Кулаков.
- Пойдём, Гена, пойдём. Твоя гостиница недалеко отсюда. У тебя вещей то много? – спросил Симаков.
- Да нет. Один рюкзак. Я его уже уложил для того, чтобы ехать на озеро Иссык, а сумку в камере хранения оставил, потом заберу. А вот и гостиница видна!
Друзья вошли в гостиницу. Генка усадил Симакова в кресло, которое стояло в холле, а сам пошёл забирать свой рюкзак. На такси за двадцать минут добрались до дома, где жил Симаков и ещё через десять минут удобно расположились в креслах возле журнального столика. На столе появилась бутылка «Martell», красивые коньячные бокалы, коробка конфет и немного фруктов.
- Ну рассказывай давай дальше, что там у тебя произошло, - попросил Симаков Генку плеснув в бокалы грамм по 50 коньяку.
*****
Днём стало тепло. С нижнего кишлака пригнали скот на летние пастбища. Кулакова пасти скот никто не заставлял. Генка продолжал делать ту же работу, что и раньше, только в кошаре убирать и кормить овец уже не было никакой необходимости. Весь скот угнали в горы. Генка, в свободное время, заходил к Исмаилу, брал у него книги и с удовольствием их читал.
Как всегда, неожиданно под вечер, в жилую пристройку вошёл Вахид. Генка лежал на своём топчане и читал книгу. Вахид поздоровался и сообщил Генке, что Мустафа через час будет ждать Кулакова у себя дома. Генка ответил, что понял и продолжил читать книгу. Вахид завёл разговор с Хамидом, к которому Генка прислушиваться не стал, хотя многое уже понимал на чужом для него языке. Прошёл час, и Генка пошёл на встречу с Мустафой.
По обыкновению, когда приезжал Мустафа, Исмаил всегда был самым первым посетителем. Кулаков застал за столом четверых мужчин: Мустафу, Исмаила, Исахана и ещё одного молодого афганца, которого он раньше никогда не видел. Они оживлённо и радостно беседовали. Когда вошёл Генка, Мустафа поднялся ему навстречу, что никогда за ним не наблюдалось. С широко расставленными руками в стороны Мустафа радостно приветствовал Кулакова.
- Инженер! Заходи, садись за стол! Радость у меня! Сына русские отпустили! Рустам помог. Знакомься, мой сын, Карахан! А это Инженер! Он не дал мне умереть, - уже на «дари» сказал Мустафа сыну.
Кулаков пожал руку Карахану и присел за стол. Мустафа сел на своё место и афганцы опять заговорили на своём языке, не обращая внимания на Кулакова. Генка улавливал смысл разговора, но сам не произносил ни слова. Молча налил себе горячего чая и стал ждать, когда Мустафа что-то скажет, зачем он позвал Генку. Через какое-то время Мустафа спохватился и перешёл на русский язык обращаясь к Генке.
- Инженер! Для тебя у меня есть хорошая новость! Рустам тебя ждёт. Мы скоро поедем к нему. Дня два-три пройдёт и поедем. Далеко поедем, в Читрал поедем. Дня три будем ехать по горам. Готовься, Инженер, скоро ты увидишь Рустама! – радостно сообщил Мустафа.
- Спасибо, Мустафа! А готовиться мне долго не надо. Вещей у меня нет. Все что есть у меня, на мне. В любой момент, как только скажешь, буду готов, - сказал Кулаков.
- Хорошо, Инженер! Посиди с нами. Мы будем говорить на своём языке, а ты слушай, учись! Там, куда ты поедешь, говорят на другом языке, но мы друг друга понимаем. Разговаривай с нами. Мы попробуем тебя понимать, - Мустафа перешёл на свой язык, давая понять, что русская часть разговора закончена. Генка просидел с афганцами до поздней ночи. Если что-то понимал, о чём идёт разговор, то вставлял несколько слов. Или, когда его спрашивали, старался ответить на «дари».
Прошло ещё два дня и вечером Мустафа сказал Генке, что завтра утром они уезжают. Исахан и Вахид возьмут с собой всё необходимое для дальней дороги. Карахан останется дома, чтобы на горном, свежем воздухе набраться здоровья, которое он немного потерял, будучи в плену у русских.
На следующее утро четыре снаряжённые лошади стояли во дворе Мустафы. Возле лошадей суетились Исахан, Вахид и Хамид, проверяя ещё раз готовность лошадей к дальней дороге. Мустафа и Исмаил стояли в сторонке и тихо о чём-то беседовали. Карахан стоял и молча смотрел, как его товарищи суетятся возле лошадей. Утро было ещё прохладным и Генка накинул на себя, выданный ему ещё осенью, балахон. Наступило время прощаться. Кулаков подошёл к Исмаилу, обнял его и сказал несколько тёплых слов на прощанье. Оба понимали, что они больше никогда не увидятся, и их время, проведённое в беседах, навсегда останется в памяти тёплыми воспоминаниями. Попрощался Генка и с Хамидом, с которым подружился за время совместного проживания. Кулакову было искренне жаль Хамида, поскольку его судьбой и жизнью распоряжался Мустафа. Из последних разговоров за столом Генка совершенно точно понял, что война в Афганистане не утихла, а наоборот, стала ещё ожесточённее. Мустафа со своими людьми участвует в боевых действиях и жизнь молодых афганцев, с которыми подружился Генка, стоит под большим вопросом.
Из кишлака четверо всадников направились не по той тропе, по которой осенью прибыл Кулаков, а совсем в противоположную сторону - на север. Эта тропа была, как бы продолжением той тропы. Такая же широкая и также плавно стала подниматься по склону горного хребта. Где-то далеко внизу протекала река. Генка сверху видел узенькую ниточку реки, по берегам поросшую лесом. Видимо около реки и был нижний кишлак. Сейчас всадники поднимались всё выше и выше. К концу дня путники добрались до языка мощного ледника, спускающегося с северо-западного склона горного хребта. Мустафа, ехавший впереди, что-то громко сказал и показал плетью на горный склон, поросший кое-где редкой растительностью. Кулаков, вначале, ничего не понял, а потом увидел, в нескольких сотнях метров от языка ледника неприметную землянку.
Путешественники направились к ней. Землянка была небольшая, но на ночлег в ней свободно бы разместилось человек 10. По всей видимости Мустафа не раз пользовался этой землянкой. Переночевав, путники ранним утром отправились дальше. Перейдя с боковой морены на ледник, всадники поехали прямо посередине ледника. Кулаков это заметил и подумал, что Мустафа очень хорошо и грамотно ориентируется в сложных, горных условиях. Середина ледника под тёплыми солнечными лучами и от следов, прогнанных по нему скота, подтаяла, и передвигаться по леднику не составляло никакого труда. В то же время, края ледника были изрезаны глубокими трещинами. Путь по леднику занял часа два. Когда путники вышли на перевал, солнце только поднялось над соседним, высоким горным хребтом. Чуть правее, на юго-востоке, огромная вершина упиралась в облака. Кулаков никогда не видел такой большой горы. У него захватило дух, от восхищения увиденной картины.
- Мустафа! Как называется эта гора? – спросил Генка.
- Эта священная гора называется Тирич Мир. Самая высокая здесь. Мы её обойдём с севера, там есть проход, а там уже Пакистан. Там нет войны. Если мы пойдём с юга, там советские военные охраняют границу. Нам встречаться с ними не надо, - пояснил Мустафа, и начал спуск с перевала.
Вид на Тирич Мир с северо-запада
После крутого спуска с перевала тропа несколько километров шла горизонтально, а потом вновь плавно пошла вверх. Кулаков сориентировался, что они едут на северо-восток. В верховьях долины, переправившись вброд через реку, направились в неширокое ущелье, прямо на восток. Постепенно ущелье начало сжиматься и вскоре стало таким тесным, что всадникам пришлось круто подниматься по правому склону. Крутой подъём занял около двух часов времени. Когда поднимались, Генка увидел внизу, что ущелье превратилось в узкий каньон с отвесными скалами. В верховье этот каньон упирался в водопад. Естественно, пройти понизу ущелье не представлялось возможным. Зато выше водопада ущелье резко расширялось и превращалось в небольшое горное плато, по которому извиваясь текла небольшая речка и с шумом исчезала в узком каньоне.
Всадники остановились, намереваясь немного дать отдохнуть лошадям после трудного подъёма. Все спешились. Кулаков начал оглядываться по сторонам. Прямо на юге возвышался огромный Тирич Мир. Его вершина пряталась в облаках. Чуть-чуть понижаясь, уходя на северо-восток, горный хребет опять вздымался вверх. Мустафа наблюдал за Кулаковым, как тот осматривает горные вершины. А Генка гадал, как же они поедут дальше? Через такой высокий, заснеженный и скальный горный хребет на лошадях проехать невозможно. Как бы угадывая мысли Кулакова, Мустафа сказал:
- Не смотри туда, Инженер. Мы туда не поедем. Для лошадей тропы нет. Мы поедем туда, - он плёткой показал на северо-восток, - вокруг вон той горы, Мустафа опять показал плёткой, теперь уже, на высокий горный массив у подножья которого они стояли, - а там есть проход. Не такой высокий. Лошади его проходят. Два
