Про Новый год, водопровод и террориста Моню (совершенно правдивая, если только чуть-чуть приукрашенная история)

пьяную дудку автоматик-то втихаря и приватизирует. Тем более что собирается сразу после новогодних праздников в отпуск к родственникам на ридну западну Украйну, вот и будет достойный подарок любимому племяннику Вовочке, этому очаровательному молодому человеку, достойному сыну своих не менее достойных родителей.
    Так, паскудник, и сделал. Когда коллеги, бравые водонасосники, окончательно насосались палёнки  и дружно попадали своими довольными мордами кто куда, он спокойно достал автомат из шуриного шкафчика и спрятал его во дворе, за кучей металлолома. Там не найдут, да и кто искать-то будет, когда мужики и себя толком не запомнят после такого праздничного урагана. Все правильно. Все учтено. Я же говорю – из фашистских недобитков, а они, гады, хитрые, они научены были в своих абверовских школах своими вредными фашистскими преподавателями честным людям исподтишка пакостить, делая, между прочим, при этом совершенно невинную морду лица.

  Прошло еще два дня. Все шло по его, Миронову, плану: мужики мучились с многодневного похмелья, об оружии никто не вспоминал, а сам Шурка – вот радость-то какая! – в это время восстанавливался от белой горячки в местной психиатрической больнице. Мирон отработал последнюю смену и тепло попрощался со своими насосными товарищами, пообещав привезти из отпуска  большой кусок сала. После чего выкопал из тайника автомат и спокойно принес его домой. Спрятал  на дно сумки, сверху положил пару рубашек, бритву, белые штаны и тапочки того же окраса, солидный порнографический журнал в подарок горячо любимому племяннику Мыколке (а нехай сексуально развивается. Пора.) и кой-чего из продуктов на дорогу. Поцеловал горячо любимую супругу, торжественно поклялся в вечной верности даже в период отпуска, наказал ей беречь себя, любимую, и отбыл на электричке в столицу нашей Родины, город-герой Москву. На душе у него было радостно и благостно, все шло по плану, впереди – долгожданная встреча  с родными прикарпатскими просторами и любимым племянником, тем еще стройным гуцулом.

    Приехавши на Казанский вокзал, Мирон вдруг ощутил в себе сильную жажду. Надо все ж таки поменьше пить, справедливо подумал он  и направился к ближайшему киоску. Поставил у ног сумку, купил бутылку пива, тут же ее жадно выдул, довольно крякнул, наклонился за сумкой и… И опаньки. В смысле, мимо. В смысле, исчезла сумка. Ушла вместе с «калашом», белыми портками, тапочками и порнографическом подарком для этого скотины Мыколки. Мирон сначала, минут пять, глупо улыбался, шаря вокруг таким же неумным взглядом.  Естественно, ничего не обнадеживающего не увидел, отчего окончательно понял, что это никакая не шутка, не на шутку расстроился  и серьезно призадумался – что делать? А, пораскинув мозгами, пришел к совершенно неутешительному выводу: делать  нечего. Нет, если бы он был добропорядочным гражданином, то, конечно же, отправился бы в милицию заявлять о пропаже. Но он к таковым, как вы уже смогли убедиться, и близко не стоял, поэтому заявлять было делом совершенно  чреватым: а вдруг найдут, скажут показать вещички, и чего он покажет на свою голову? Устанешь доказывать, что ты почти честный россиянин,  а не любимый верблюд Усамы Бен Ладена!
Значит, надо молчать, делать вид, что ничего  особенного с ним, Мироном, не произошло, и отправляться  в путь к долгожданным  родственникам налегке. А порнографический журнал можно и здесь, на вокзале купить, благо этого дерьма в каждой вокзальной палатке самый широкий выбор. Что он и сделал, вскоре затерявшись в вокзальной толпе.
    А вот тут на сцене появляется третий  и окончательный  «артист больших и малых императорских театров». Звать его Моней, это внешне ничем не примечательное ничтожество, обладающее определенными Уголовным Кодексом  воровскими способностями. На нашего Мирона, точнее, на его сумку и подозрительно счастливое выражение его лица, он, Моня, положил глаз сразу по приходу электрички. Отпускник, сразу определил он опытным воровским глазом. Едет далеко, значит, с солидными деньгами и серьезными вещами в этой заманчивой сумке. Значит, надо брать. Пристроился за ничего не подозревавшим Мироном, проводил его до той пивной точки, встал сзади и, улучив момент, сделал свое черное дело. После чего не спеша, сделав нейтральную морду лица и легкомысленно помахивая приватизированной сумкой, направился  в сторону привокзальной площади. Он, Моня, сплоховал с самого, можно сказать, начала. Он забыл слова своей горячо любимой мамочки, которая сколько раз говорила ему, балбесу нехорошему, что воровать это не есть зер гут, а уж если решился на это деликатное дело, то в первую очередь внимательно осмотрись – не пасут ли тебя краснопёрые. А он, доверчивый, сегодня как раз и не осмотрелся. За что и огреб полной ложкой, когда уже на подходе к площади перед ним вдруг выросли  два товарища милиционера с донельзя довольными улыбками на своих милицейских лицах. Они уже давно обратили внимание на монины маневры, а поскольку был он личностью очень даже известной на Казанском, то сразу поняли – пасет лоха. И, конечно же, не обманулись в своих предположениях!
    - Здравствуйте, гражданин Моня! – радостно поздоровались милиционеры и привычно вскинули ладони к фуражкам. – Как здоровье, как погодка, с какой стати у вас, гражданин, такое лучезарное выражение вашей воровской морды?
    - Здравствуйте, граждане товарищи! – не растерялся Моня. – Погодка ничего, ветер северный, умеренный до сильного, а насчет здоровья оставляет желать много лучшего, вследствие чего и еду к любимой сестричке отдыхать и желудочно -кишечно поправляться. Еще вопросы?
    - Есть, есть! – еще радостней заулыбались милиционеры, любовно ощупывая взглядами туго набитую сумку. – Вы, гражданин Моня, человек грамотный и политически подкованный, наверняка знаете о участившихся случаях терроризма, поэтому у нас на вокзале сейчас проводится усиленная проверка подозрительных в этом плане  пассажиров. Впрочем, обращаем внимание и на вшивоту помельче, типа вокзальных воришек, вы прекрасно поняли кого имеем ввиду. Ваша сумочка?
    - Моя! – гордо ответил Моня и сумку к груди прижал. – Я же сказал: еду к сестрице, везу подарки и исподнее белье. Имею право, закрепленное нашей самой лучшей в мире Конституцией, ура, товарищи!
    - Само собой! – все никак не могли опомниться от такой радости патрульные. – Поэтому, как образцовый и абсолютно законопослушный гражданин, вы, конечно же, не откажетесь пройти с нами в отделение на предмет исключения всяких никчемных недоразумений.
    После чего еще раз улыбнулись  и весело, и как бы невзначай поиграли перед мониной мордой своими служебно-резиновыми дубинками, этими символами окончательно победившей в нашей стране демократии.

    - О, мистер Моня! – радостно вскричал  дежурный , как только тот в сопровождении патрульных показался в дверях отделения железнодорожной милиции. – Какая встреча! Рад, очень рад! Может быть, вам нужен адвокат?
    - Отнюдь! – отклонил заманчивое предложение Моня. – Мы же с вами, уважаемый Михаил Сергеевич, не в Соединенных Штатах, этом оплоте насквозь прогнившего капитализма. Я думаю, нет, я просто-таки уверен, что мы, старые друзья, разберемся по-свойски и быстренько раскланяемся.
    - И я того же мнения! – тут же согласился товарищ капитан Михаил Сергеевич, оказывается, старый монин знакомец, с легкой руки которого тот уже не раз отправлялся на скамью подсудимых. – Поклажа, конечно же, ваша?
    - Михаил Сергеевич… -  и Моня с легким укором прижал руки к груди. – Вы меня обижаете! Как я могу! Это было бы просто ужасно!
    - И я тоже испытываю немалое смущение, - дежурный тоже прижал руки к груди, изображая вселенскую скорбь. – Но сами понимаете, служба. Тем более что проводим суперсверхсекретную операцию – вам, конечно, как человеку, не чуждому правоохранительным органам, могу сказать – под названием «Антитеррор» в связи с печально известными событиями на Кавказе. Но только прошу вас, маэстро Моня, об этом - ни-ко-му! Т-с-с-с!
    - Но пасаран! – ответил Моня известной в свое время  фразой-паролем испанских коммунистов, бесполезно боровшихся с человеконенавистническим режимом диктатора Франко. – Я, конечно, уже могу итить?
    - Конечно! Сейчас только содержимое сумочки посмотрим, сами понимаете, необходимая формальность, и все, летите как фанера над Парижем. Граждане понятые, попрошу поближе, -  и дежурный полез в сумку.
    - Тэкс…Бритва…Пакет с харчами…Портки…Шаловливый журнальчик… А это…
    Дежурный вдруг будто споткнулся на ровном месте и замер. Его маленькие глазки вдруг  стремительно увеличились до неправдоподобных размеров, а во взгляде появилась некая взрывоопасная смесь изумления и испуганного злорадства. Не дав понятым до конца ознакомиться с содержимым баула, он отодвинул сумку на край стола и посмотрел на безмятежно развалившегося на казенном стуле Моню так, как будто воочию увидел исчадие ада.
      - Значит, Моня, вы категорично утверждаете, что и сумка, и находящиеся в ней вещички ваши и только ваши? -  произнес он тоном опытного иезуита.
    - Исесь-сь-сь-но, - несколько даже развязно ответил Моня. Он был абсолютно спокоен, потому что успел еще там, на вокзале, обнаружить в сумке и харчи, и рубашку с исподним, и похабное издание, и почти добрался до самого дна, и добрался бы обязательно, но как нельзя некстати это занятие прервали постовые милиционеры. Так что самого главного-то, можно сказать – принципиального, он так и не успел рассмотреть.
    - Чудесненько, чудесненько… - промурлыкал дежурный и вытер платком вспотевший от радости лоб. – Вот вам, уважаемый Моня, лист бумаги, вот ручка, попрошу вас зафиксировать ваши слова документально.
    - Чего писать? – угодливо спросил Моня и склонился над бумагой.
    - Значится так. Пишите: «Начальнику главного управления внутренних дел на железнодорожном транспорте, генерал-лейтенанту такому-то сякому-то. Заявление. Я, такой-то сякой-то, без всякого  давления о стороны правоохранительных органов имею честь сообщить, что данная сумка и все находящиеся в ней предметы принадлежат мне и никому другому. Спасибо за внимание. Поздравляю вас с Новым Годом. Дата. Подпись». Написали? Очень хорошо, – дежурный спрятал заявление в стол, запер ящик на два оборота и чуть было не перекрестился, мысленно поздравив себя с предстоящим в самое ближайшее время внеочередным званием и солидной премией.
    - А теперь продолжим… - сказал он уже тоном палача  и извлек из сумки на свет божий…

    Сначала Моня бился головой об пол  и, как заклинание, бесчисленное множество раз повторял: не мое, не мое, не мое, не мое!
    - Миль пардон, мусье Моня! -  как бы растерянно разводил руками дежурный. – Вы же только же письменно подтвердили факт!
    На что Моня взвыл и опять бросился было на пол продолжать вторую серию отбивания земных поклонов, но был вовремя в самом начале полета  подхвачен под белы рученьки бдительными патрульными. Понятые испуганно жались в стороне, помертвев лицами и дурашливо-растерянно улыбаясь. Еще бы! На их глазах доблестными сотрудниками милиции был выявлен и изобличен под грузом неопровержимых доказательств