ВРЕМЯ ХАМА (Фильм второй часть третья.) Сашка.

Прокопу.
                           Голова того покоится на камне с уже запекшейся кровью.
Ноздря: - (расстегивает шинель, пытается услышать сердце) Извини, Прокоп, не будет тебе премии за Ноздрю! Извини...Не хотел я, чтоб так все закончилось. (подумал. Снимает с убитого шинель, сворачивает ее в "скатку" вешает через плечо. Снова подумал. Снимает сапоги, надевает себе на ноги, откинув в сторону свое "рванье". Спускается по слону, исчезает в тайге.)
Голос Сашки за кадром: - На третий день я собак услышал. Через реку побежал да под лед провалился.

                           Берег реки.
                           У сосны, закутанный в шинель, лежит Ноздря. Он только что "пришел в себя".
                           Рядом с ним, с ружьем наперевес стоит Анфиса. На ней короткая меховая "кацавейка", длинная юбка из-под которой выглядывают меховые "торбаза" и короткие
                         "охотничьи" лыжи.
Анфиса: - (кричит кому-то) А дочерей моих ты кормить будешь? А, приданное готовить?  А, замуж отдавать? На вашу пеньзию не очень-то разживешься!
                          Ноздря косит глазом, пытаясь понять, с кем говорит женщина.
                          Неподалеку - трое мужиков с заправленными под ремни полами шинелей. На лыжах. С ружьями.
                          У одного из них, рвущиеся с поводков собаки.
                          Это - Прохор, Захар и Лука.
Прохор: - Да он же мужа твоего убил, Анфиса!
Анфиса: - А мне сейчас, не о мщении думать надо а как детей поднимать! Он не мужа убил а добытчика и кормильца. (жестко) Мой, он! (направляет на мужиков ружье) Убейте, не отдам!
                         Захар снимает лыжи, садится, сворачивает самокрутку, закуривает.
                         Глядя на него, Лука закуривает тоже.
                         Собаки, глянув на хозяина, успокаиваются, ложатся рядом.
Прохор: - (уже миролюбиво) А сбежит он от тебя?
Анфиса: - (почувствовала перемену в настроении) От меня?
Лука: - (смеется) Ну что ты, Прохор, ты бы разве сбежал?
Захар: - А я так думаю, мужики...Прокопа, конечно, жалко...А Анфису жальче. Ежели научит этого доходягу, (кивает на Ноздрю) силки да петли ставить...ты, Прхор, своего Володьку сам на ее дочери женишь... Приданное будет отменное.
Прохор: - А ты, Лука?
Лука: - (пожимает плечами) Дык...Видел я как он утоп. Под лед ушел. Так и вы то же самое видели.
Анфиса: - (низко кланяется) Спаси вас Бог, мужики.
Прохор: - Ружье отдашь?
                          Анфиса отрицательно мотает головой.
И то ладно...
Лука: - Могарыч поставишь?
Анфиса: - Поставлю, Лука! Уж такой магарыч, век потом вспоминать будешь!

Голос Сашки за кадром: - Очнулся я снова уже в зимовье. Дней десять в горячке провалялся.

                                   1884г.
                           Охотничье зимовье.
                           Тесная - 3х4 рубленных бревен избушка.
                           Сразу, справа от входной двери, под маленьким оконцем, стол из тесанных полубревен.
                           Дальше, по стене полки с нехитрыми припасами: Соль, чай, сахар, крупа в холщовых мешочках.
                           Еще дальше - сложенная из камней печка с чугунной плитой на две конфорки. На краю печи - ковш с отваром травы для больного.
                           Сразу за печью - палати.
                           В "красном углу", напротив дверей - "божница" с иконой Христа. В чистом рушнике и лампадкой под ней.
                           Под иконой полочка с квадратной бутылью из-под водки - с лампадным маслом.
                           На полатях - Васька-ноздря. Чистый, причесанный, с капельками пота на лице.
                           У стола, положив голову на руки, дремлет Анфиса. На ней все та же длинная юбка и полотнянная рубаха, открывающая руки и шею до самой груди.
                           Ноздря очнулся, застонал.
Анфиса: - (Поднимает голову, встает, берет ковш, подходит к больному) Очнулся? На-ко, попей!
Ноздря: - (жадно пьет, тяжело откидывается на подушку. Начинает что-то соображать. Заглядывает под покрывало. СлАбо) Ты меня раздевала?
Анфиса: - Нет, медведей в помощь позвала! Али стыдишься?
                           Ноздря не отвечает.
Ну, раз очнулся, стало-быть время для разговора. (помолчала) Прокоп, которого ты со скалы свалил, муж мой, законный. Трое дочерей у нас...Две его, одна - наша. (видит настороженный взгляд Ноздри) Я тебя десять верст на себе тащила, не для того, чтобы казнить! (помолчала) Да и не виновен ты в смерти Прокопа...Причастен, да! Но невиновен. А дочери без отца остались. Две старшие уже на выданьи...(помолчала) Захочешь уйти, неволить не буду. Только некуда тебе идти. Ноздри рваные, документов нет. Значит, опять каторга. Останешься, поможешь девкам приданое собрать, низко в ноги тебе поклонюсь. Наташку, младшенькую, замуж отдам, уйдешь свободным человеком. Прохор пообещал документы выправить.

Голос Сашки за кадром: - Научила она меня охотничьим премудростям: Силки, капканы ставить...Через год я тайгу понимать научился. Летом грибы, ягоды, мед дикий...Осенью - шишка, рыба...Зимой - Охота! Анфиса часто прибегала. Хозяйство на старших оставит и ко мне. Ну и потянуло нас друг к другу....Ее ж совсем девчонкой замуж отдали. За вдовца, как бесприданницу...

                                      1890г.
                               Зимовье.
                               Ноздря, отъевшийся и посвежевший, на полатях. Сидит прислонившись к стене.
                               В его руке - колода карт.
                               Анфиса, все в том же стоит напротив.
Ноздря: - (с видом заправского фокусника) А вытяни-ка ты, Анфиса, еще одну карту!
Анфиса: - (Тянет из колоды карту. Семерка бубей) Ну, Васька! Ну, скажи. как ты это делаешь?
Ноздря: - (удивленно) Опять семерка? Не везет Вам, Анфиса Петровна!
Анфиса: А дай я сама перетасую!
Ноздря: - Нет, Анфиса! Настоящий фокусник, никогда свою колоду в чужие руки не отдает. Фарт исчезнет!
Анфиса: - Васька, обижусь!
                              Ноздря молчит.
Ну, Ноздря, не приду больше! (уходит, садится к столу)
Ноздря: - (прячет колоду под подушку.) Сходить за дровишками, штоли... (накидывает тулупчик. Уходит)
                              Анфиса подбегает к полатям, достает колоду...
                              На лице женщины разочарование, почти детская обида: Все карты в колоде - семерки бубей.
                              Она не видит улыбающуюся физиономию Ноздри в окошке.
                              Возвращается Ноздря, бросает у печки охапку дров.
                              Анфиса возвращает карты на место, садится на полати.
                              Ноздря садится рядом.
                              Анфиса не выдерживает, смеется.
Ноздря:- (Смеется, обнимает женщину.) У меня для тебя подарок, Фиса. (встает, достает из-за божницы рукавицу, высыпает содержимое в подол юбки)
                              Самородки.
                              Анфиса умолкает, перебирает, разглядывает.
(Садится рядом.) Я так думаю, Фиса: Натаху твою замуж выдадим и в Америку уедем.
Анфиса: - (прижимается к Ноздре.) Ой, как хорошо ты придумал,Васенька...Чудо, как хорошо! Америка! Кому там дело до твоих ноздрей рваных ...
Ноздря: - Пароход купим...Али гостиницу какую...Чтоб огромная! На берегу!
Анфиса: - Я тебе детишков нарожаю...Я, ведь, совсем не старая ишшо...
Голос Сашки за кадром: - Да, видно не судьба...На следующую зиму...

                                              1891г.
                              Зима. Зимовье.
                              На полатях Ноздря. Забинтованный так, что виден только один глаз и рот.
                              В зимовье Прохор и Наташа.
                              Наташа у стола. Плачет.
                              Ноздря открывает глаз, оглядывает присутствующих.
                              Входит Лука.
Лука: - (Прохору) По следам, видать дело так было: Ноздря за колонком, подранком побег, да к "хозяйке" и провалился. А та с "пестуном"...Злая встала. Этого (показывает на Ноздрю) сразу поломала. А, тут Фиса. по следам. То ли бабьим сердцем беду почуяла, то ли с радостью бежала: Натаха с Володькой их на свадьбу пришли звать. Увидела, сухостоину выломала и на ведьмедицу...Схлестнулись бабы, каждая за свое... Да, хлипка рогатина оказалась..."Хозяйка" от ран озверела, Фису и подмяла. Он (показвает на Ноздрю) ее топором кончил. Из последних сил, видать. Фиса, раненая, на себе его тащила...Кровью изошла...Когда поняла, что не донесет, кацавейку расстегнула и к грудям его прижала... Не хотела, чтоб замерз...Натаха с Володькой сюда его притащили. Володька за нами побег.
                               Наташа воет в голос...
Прохор: - (прикрикивает на Наташу) Цить, девка! Воем горю не поможешь!
Ноздря: - (тихо) Лука...Тебе Фиса могарыч оставила?
Лука: - Поставила, Василий Захарыч! Знатный могарыч был.
Ноздря: - (тихо) Ну и слава Богу...Ты выйди пока...Нам с Прохором поговорить нужно.  
                                .Лука понимающе кивает, выходит.
(Прохору) Наташа за твоего Володьку сосватана?
                               Прохор кивает.
Там, за Божницей...Приданое.
Прохор: - Достает рукавицу, высыпает самородки на стол) На Кривом ручье мыл?
                               Ноздря закрывает глаз.
(равнодушно пошевелил самородки. Подвигает Наташе.) Спрячь. Мужикам не показывай. Не дай Бог начальство прознает, испохабят тайгу в жадности и глупости.
Ноздря: - Наташа...Ты маму здесь похорони...Со мной...Жена она мне...Перед Богом. (Помолчал) И прости меня. И отца я тебя лишил...И мамы.
                               Огонек в лампадке дергается, тухнет. Фитилек дымит.  

                                                  2004г.
                               Сашкина квартира.
                               Те же.
                               Маша ставит на стол еще две кофейные чашки.
                               Сашка плещет в них водки, нарывает хлебом.
                               Все молчат.
Сашка: - В девяносто девятом... Я материалы собирал, для "Докторской". Летом, со студентами в экспедицию пошел. Как раз в те места. И не удержался. Договорился с "летуном" - вертолетчиком. Он меня почти до зимовья подбросил. Сам на косе остался, рыбачить а я пошел.

                               1999г.
                               Лето. Таежная поляна на высоком берегу таежной речки.
                               Вросшая в землю, рубленная избушка - зимовье.
                               Чуть в стороне, между зимовьем и речкой - две могилы, обнесенные старой, кованой оградой.
                                Два кованых креста, проржавевших в основании, склонились друг к другу.
                                Из тайги выходит Сашка. Подходит к могилам, постоял...Опускается на колени, упирается лбом в оградку.
Старческий голос за его спиной: - И долго ты, так лбом железо подпирать будешь?
                                Сашка вздрагивает, оборачивается.
                                В дверях зимовья - "Старик".
                                В длинной, ниже колен полотняной рубашке с множеством разномастных заплат.
                                Седая борода, седые длинные волосы. Руки и лицо в старческих пигментных пятнах.
(видит Сашкину растерянность) Заходь в дом, гостем будешь.
Сашка: -(Встает) Здравствуй, отец...(идет к дверям)
                               Старик уходит в зимовье.
                               Сашка входит следом. Останавливается у порога, оглядывает внутреннее убранство.
                               Все, как и сто лет назад: Стол, печь, полати, застеленные старым, заплатанным но чистым покрывалом.
                               Божница с Ликом Христа и горящей лампадкой... полочка с бутылью с лампадным маслом.
                               Старик садится к столу, к раскрытой Библии.
(садится напротив) Давно ты здесь?
Старик: - А, ноне какой год?
Сашка: - 1999й.
Старик: - (помолчал, подсчитывая) Стал быть двадцать шестой пошел.
Сашка: - (удивленно) И все время один?
Старик: - Мне не скушно. Да и не всегда один. Лет восемь тому, сюда геологи забредали.