Лемурия

был на ковре прямо посреди комнаты.
  Собственно... всё. В остальном всё было как в приличном обывательском доме.
  "Следит пока что за бытом" успокоился Игнат. "Пожалуй, не совсем расклеился после всех ссор и семейных неурядиц. На пару романов его ещё хватит..."
  Засвистел довольно и прошёл в кухню.
  И тут только заметил, что пепел как-то машинально стряхнул на пол.
  "Нехорошо..."
  Игнат расстроился. Такой неаккуратности раньше за собой он не замечал.
  "Это вот обстановка... расслабляет..."
  - А пепельница есть у тебя? - спросил он готовившего угощение хозяина.
  И, видя старания его, с важностью и достоинством дорого и уважаемого гостя произнёс:
  - Да не старайся ты так! Обедал недавно...
  - Не для тебя стараюсь, - тут же поставил его на место Михаил. - Я-то, между прочим, даже не завтракал. Так что крабы...
  Он с силой воткнул в консервную банку длинный зубец открывалки.
  - ...в салат будут в самый раз. А пепельница... Вот сейчас крабов в тарелку переместим, где смешаем их, родимых, с рисом, яйцом и майонезом. А банку пожертвуем тебе под пепельницу.
  Он набросил на банку полотенце, прижал её к столу и, покручивая, быстрыми и сильными движениями начал открывать.
  - А любимая пепельница, с крышкой которая, полна окурков. Выбросить всё недосуг, и крышку открывать нет охоты - запах пойдёт.
  Сбросил красноватое морское мясо в салатницу и выскреб банку ножом.
  Протянул Игнату.
  - На, держи! И, если помогать не собираешься, то присаживайся. Кухня большая, да метаться по ней приходится. А ты мешаешь.
  "А настроение у него ничего, боевое" с удивлением отметил Игнат, присаживаясь к столу. "Я, признаться, думал совсем мужик в депрессию впал. В царство грёз ушёл... У них, писателей, это запросто. Мне ли не знать? А он, ничего... Бодрится. Или это показное? Игра для одного зрителя?"
  Пару раз вдохнул дым и затушил сигарету.
  "Нет, не похоже. Он не умеет притворяться, играть. Не в жизни... В книгах - может. Но не в жизни. Не дано. Потому, должно быть, и пишет... В книгах он умеет обманывать злодеев. Но, впрочем..."
  Он поморщился.
  "Заболтался сам с собой. Какой же я злодей? Я - благородный герой. Издатель и промоутер. Кормилец непрактичных авторов. Так что..."
  Усмехнулся.
  "Или всё-таки злодей?"
  - Ещё будет омлет с ветчиной, - сообщил Искандеров. - Полноценный обед из...
  Он загнул пальцы.
  - Трёх блюд, считая коньяк.
  - У тебя и коньяк есть? - удивился Игнат. - Хорошо живёшь, хорошо...
  Искандеров достал из шкафа тёмную бутылочку с вишнёво-золотистой наклейкой и гордо продемонстрировал издателю.
  - "Полиньяк"! Бывали напитки и покучерявей, но в суровые годы кризиса и это роскошь.
  Поставил на стол две рюмки.
  - Омлет подождём или?..
  - Или, - решительно заявил Игнат. - Я сегодня с водителем, так что могу не сдерживать свои саморазрушительные порывы. Наливай!
  Тонкий звон стекла. Горлышко бутылки касается края рюмки. Булькание. Пузыри в тёмной жидкости, запах дубовой бочки.
  - Но я всё-таки поджарить его успею... Пока ты там по коридору гулял, я готовку начал. И шипит уже, и шкворчит! И едоков к себе требует!
  Ноздри щекочет.
  Невидимый пар спиртовой.
  - Но выпить-то успеем? - спросил Игнат.
  - Хороший подход, - подбодрил издателя Искандеров, протягивая ему рюмку. - Как сказал? Порывов разрушительных не сдерживать? Это хорошо, это очень хорошо.
  Отчего-то рюмка показалась Игнату тёплой. Едва ли не горячей.
  "Бывают тактильные галлюцинации?" подумал Игнат, втягивая втягивая подрагивающими ноздрями терпкий коньячный дух. "А обонятельные бывают? Мне вот кажется, здесь ещё и цветочный запах..."
  - А вот и омлет поспел-успел! Шустрый парень этот омлет!
  Искандеров, забирая сковороду с плиты, задел локтем занавеску и послышался издателю звон падающих...
  - Пузырьки, флаконы, - с виноватой улыбкой сказал Михаил, раскладывая бело-жёлтые, дымящиеся куски омлета по тарелкам.
  - Что? - недоумённо переспросил Игнат.
  Искандеров положил сковороду в мойку и включил воду.
  Наклонился и поднял с пола флакон синего стекла с золотистой декоративной каймой, пущеной по краю узкого горлышка.
  - От Светы память, - прошептал Михаил, меланхолически покручивая пальцами стекляшку. - Духи... Я ей часто духи дарил. Вот, видишь, ушла. А флаконы остались. Пустые... Я не разрешал ей выбрасывать. Коллекционировал. Так вот - пригодились теперь. Дышу, вспоминаю... Будто рядом. Как собака, правда? Собака тапочек у хозяина унесёт, чтоб запах его рядом был. Будто и он рядом. Глупая собака! Я, правда, не умней её. У хозяйки запах украл. Она со мной, со мной...
  Поднёс к лицу. Вдохнул, зажмурившись.
  Открыл глаза. Они - будто блеснули на миг.
  "Слёзы, что ли?" с тревогой подумал Игнат. "Так и знал! Поплыл, расклеился лучший автор! Зараза!"
  - Роза... и ещё какой-то аромат... свежая трава...
  - Всё, хватит! - решительно заявил Игнат и поднял рюмку. - Давай уж, для аппетита. Сам, между прочим, предложил!
  Михаил замер на мгоновение.
  - Верно, верно...
  Вернул флакон на подоконник.
  - Верно, Игнат, самое время выпить. Поднимаю...
  И поднял.
  - ...бокал... Или как её? Рюмашечку эту...
  - Без тостов! - заявил издатель.
  И опрокинул, зажмурившись.
  Стало огненно в желудке и хорошо на душе. И появился аппетит.
 
  Листья табака, табачная коричнево-зелёная крошка.
  Медленно пересыпает измельчённые листья в бумажный серый кулёк.
  Тяжело дышать, давит полдень.
  "Быстрее! Быстрее!"
  Шелест шин. Шуршание. Стихло.
  Только шум двигателя и еле слышные голоса.
  Белая "Тойота" остановилась прямо посреди дороги, согнав с привычного места разомлевшую было на солнце тощую однорогую козу.
  Коза посмотрела недоумённо на блиставшую золотистыми тонированными стёклами, сыто урчащую японским дизелем машину, заблеяла жалобно и медленно поковыляла прочь.
  - Кто это к нам забрался? - удивлённо спросил продавец, встряхивая кулёк.
  - Быстрее, быстрее!
 
  "Хорошо мне, хорошо!"
  Свяжи меня. Завяжи глаза.
  Дать будет лучше. Мне нельзя сопротивляться. Запрещено.
  - Наказание? - спросила она.
 
  - Вилку дай! - развязным тоном потребовал Игнат.
  - Ложкой обойдёшься, - ответил лучший автор, протягивая столовый прибор. - У меня, знаешь ли, с ложками-вилками беда. Они же, сволочи, пачкаются... Приятного аппетита!
  - Угу, - кивнул издатель, старатель набивая рот.
  - Да, - продолжил Михаил, подвигая ближе тарелку. - Пачкаются. И надо их мыть. А посудомоечную машину купить в своё время... То есть, в то время, когда сделать это доходы позволяли - я не догадался. Теперь и машины нет, и доходы уж те, и мыть лень. Вот - обхожусь пластиковыми заменителями. Но для гостей, редких и дорогих, держу кое-что. Ложки, в основном.
  - А вилки с ножами чем не нравятся? - прожевав обрезок ветчины, спросил Игнат.
  - Тем, что острые, - пояснил Михаил. - Колят и режут... Не люблю острые предметы, не люблю... Ещё по одной?
  - Не возражаю!
  Они выпили ещё. Покончив с омлетом и салатом - ещё пару раз.
  Говорили о пустяках. Разговор слишком уж хорошо клеился. Игната бы больше устроило напряжённое молчание.
  Тогда ему легче было бы приступить к главной теме. А лёгкость беседы свидетельствовала (быть может, обманчиво) о слишком уж высоком жизненном тонусе автора, а тонус - о готовности сопротивляться давлению Игната.
  "Радуется, каламбурит - и не пишет" удивлялся Игнат. "Ладно бы, запой или депрессия. Но в таком вот, вполне удовлетворительном состоянии - и не пишет? Не понятно... И как же его к столу подвинуть, за компьютер усадить? Или всё-таки..."
  Слёза в глазах автора внушали некоторый оптимизм.
  "Из-за Светланы он такой, только из-за неё!" убеждал себя Игнат. "Но это пустяки, пустяки... Нынче не эпоха романтизма, чтобы из-за бабы с ума сходить. Пора, Миша, отрывать тебя от флакончиков этих, от воспоминаний и от самоедства дурацкого! Пора конвейер запускать. Три романа с тебя до следующего лета. Как минимум! Три!"
  - Так по поводу доходов, - улучив момент, как бы между прочим заметил Игнат. - У нас тут не Америка, не гнилой Запад, чтобы автор, пусть даже и очень успешный, до конца дней своих на ройялти жил. Издавался ты, Миша, в своё время неплохо. Были времена, когда замечательно, шикарно даже издавался. Таку серию у меня в издательстве выдержал - пятнадцать романов! Пятнадцать - и безо всякий "негров". Сам! Собственноручно и собственномысленно! У меня ведь мало таких авторов, Миша, мало.
  Игнат вздохнул тяжело.
  - Беда прямо! Измельчал народишко, скурвился. Иного и автором не назовёшь. Честолюбия полно, аж из ушей лезет. Гордыни столько, что сам Люцифер от зависти мохнатые локти грызёт. Гламура - хоть вилами грузи. Полный воз этого гламура! Ей-богу, все углы в архиве гламуром завалены, крысы читать не поспевают. Одна радость - макулатурой обеспечены основательно, лет на десять вперёд. А вот идей - нет.
  Игнат налил рюмку до краёв и одним махом осушил.
  - Омлет кончился, салат - опять же... С закусью проблемы, - предупредил Искандеров.
  Игнат помотал головой и сложил пальцы кукишем.
  Выдохнул.
  - Нету, Миша! Авторов много, бумаги много, типография заказами завалены. Идей - хрен!
  Игнат с удивлением посмотрел на кукиш и распрямил пальцы.
  "Один, два... Четыре, что ли?"
  Он фыркнул недовольно.
  "Пять, конечно. Развезло, блин..."
  - Лепят муть какую-то, Миша... Но народом!..
  Игнат показал пальцем на потолочный светильник.
  - Народом муть востребована!
  Игнат покачнулся и, схватившись за край стола, спросил жалобно:
  - Что я могу с народом поделать?
  Он стукнул кулаком по краю стола.
  - Что я с этой сволочью могу поделать?! Он же по-тре-би-тель!
  Последнее слово Игнат произнёс нараспев. И застонал.
  - Он деньги платит! Деньги!
  Игнат наполнил рюмки.
  - За народ, Миша! За читателей! За потре... треби...
  Язык у Игната явно начал заплетаться.
  - Потребителей изящной словесности! Особенно - высокопос... Тьфу! Высокопоста... вленн... нны... Ных! И платёжеспо... собны... Ных!
  Встал. И потянул Искандерова за рукав.
  - Стоя, Миша, стоя! Только стоя! За народ - стоя!
  - Шутовство это, Игнат, - ответил Михаил.
  И выпил, не вставая.
  - Не любишь народ? - с кривой усмешкой спросил Игнат.
  Опрокинул. Выпил свою порцию. Опять - одним глотком.
  И рухнул на опасно заскрипевший стул.
  - Правильно...
  Игнат кивнул.
  - Правильно, Миша. Народ никто не любит, он сам себя не любит. И я бы... Да вот беда, деньги нужны! У меня же полиграфия, производство. Заказы, расходы, кредиты. Кредиты, будь они неладны! План у меня, Миша, план! Это же как завод - не остановить. И люди на меня работают, а им зарплату надо платить. Ты автор, тебе легко. Принял красивую позу, байроновскую, к примеру. Плащ запахнул, да встал на утёсе! И - всё! Вне игры! А я...
  Игнат постучал пальцем по столу.
  - Я - производственник. Предприниматель. Я должен выпускать то, что продаётся. И любой, любой тебе скажет!..
  - Игнат, к чему всё это? - спросил Искандеров. - Мы об этом говорили уже много раз. Ты хотел, чтобы я делал красиво - и я делал красиво. Ты хотел получить ликвидный текст - и получал.
  - Ликвидный? - переспросил Игнат.
  И усмехнулся.
  - Нет, Миша, нет! Авторы бывают ликвидными